Аресс понимающе кивнул и похлопал Эрлина по плечу, после чего достал из кармана фотографию, где они с Сонатой вместе. На которой Колинз еще нормальный человек, с телом из плоти и крови, а не из металла. На которой Соната выглядит счастливой. На которой они вдвоем в "Night Paradise". Только вдвоем. Такие счастливые…

— "Night Paradise" уже давно не мой клуб. Я продал его, чтобы оплатить операцию для Сонаты. Она для меня все. Врачи говорили, что ей оставалось всего пару лет. Прошло уже два года. И я не могу представить, что будет, если я вернусь в Вегас, а она будет уже в земле. Там, где мы уже никогда не встретимся. — Произнес Аресс. В его голосе звучала откровенная грусть.

— Так почему не вернешься? — Спросил Эрлин, смотря на Аресса.

— Вот поэтому. — Колинз указал на себя рукой. Видимо, он имел в виду то, что от него прежнего ничего не осталось. Теперь он Первородный. — Я не готов к ответственности еще большей, чем та, что свалилась на меня совсем недавно.

Эрлин кивнул, после чего встал, смотря вдаль. Солнце закатывалось за горизонт, делая небо малиновым сверху и темно-красным у земли. Безоблачное небо добавляло этому всему еще больше красоты.

— Был бы ты девушкой, я бы тебя поцеловал. Уж больно романтично. — Усмехнулся Аресс, встав рядом.

— Как-нибудь в следующий раз. — Рассмеялся Эрлин, смотря на Аресса.

Первородные стукнулись кулаками, а затем похлопали друг друга по плечам. Так вот она какая, дружба, способная появиться за несколько дней. Или, может быть, это братство по оружию?

— Что это за жара, Господи? — Произнес мужчина лет сорока, нанося удар киркой по скале.

Паутина из трещин разошлась по камню, после чего несколько кусков отвалились. В одном из них был самородок металла серого цвета.

— Хорошая работа, раб. — Произнес человек в военной форме. Он затянулся дымом от своей сигары, после чего поднял самородок. — Эх, антиформий. Вы трудитесь ради этого великолепного металла.

На все это смотрели двое парней, лет двадцати пяти на вид. На голове обоих была намотана ткань, хоть как-то скрывающая от знойного Солнца. Следует отметить, что на этой каторге трудились в основном бывшие военные, поэтому почти все были в военной форме. Один из парней продолжал лупить по скале киркой. Пот ручьями лился по его лбу, заливая голубые глаза.

— Только не лезь в глаза руками, а? Мне уже надоело тебе их промывать. — Вздохнул другой парень, так же "избивая" скалу киркой.

— Мы пашем на этих придурков уже чертову тучу времени. И все ради антиформия. Из-за этого металла идет третья мировая. Господи. Неужели иранцы такие придурки, что предпочли не продавать этот ресурс? Он же стоит бешеных денег. Скажи мне, почему ваше правительство не захотело продавать его? — Голубоглазый поправил белую повязку на лице, после чего достал из кармана пачку сигарет.

Запихнув одну в рот, он поджег ее и затянулся. Вскоре стало неудобно и он снял повязку с лица, оставив ее только на голове. Это был уже довольно-таки заросший растительностью на лице мужчина. Волосы у него были светлыми с черными корнями, а яркие голубые глаза так и сияли, однако в них была какая-то глубокая печаль.

— Знаешь, Конор. Я не знаю целей и интересов своего правительства. Ты сам сказал, они придурки. — Пожал плечами другой мужчина.

Он был не так крепко сложен, как Конор, был чуть поменьше в обьемах. Не то, чтобы накаченый, но и не щуплый. Радужка его глаз была ярко-фиолетовой, словно светилась. Такой цвет глаз являлся и является самым редким на Земле, поэтому этот парень был, как минимум, необычным.

Конор кивнул, продолжая дымить. Весь дым он выдыхал в сторону, чтобы его товарищ не дышал всякой вредной ересью.

— Этот мир крайне несправедлив, Имир. Мы горбатимся на каторге, куда ссылают военных, которые сделали что-то, что не понравилось правительству. Ну, еще сюда отправляют террористов, как ты. Не задумывался над этим? — Спросил Конор, выкидывая окурок.

— В целом, ты прав. Но, все же, мы делаем что-то полезное. — Ответил Имир. — Хотя, признаться, я хотел бы домой.

— Я и сам хочу домой. Посмотреть на этого богача Колинза, который бросил меня гнить в тюрьме. Все они, богачи, придурки. Такие же, как правительство. Они всегда надурят и сделают так, как им надо. А ведь когда-то мы с ним дружили. Вокруг одни идиоты.

— Хватит трепаться! — Крикнул надсмотрщик. — Сколько можно?! Вы пришли работать или лясы точить?!

— Прошу заметить… — Возразил Конор.

— Конор, не надо. — Прошептал Имир, дергая Конора за руку.

-.. Не пришли, а привели! — Закончил свое возражение он.

— Матерь божья… — Покачал головой Имир. Солдаты схватили Конора и поставили его на колени, разрывая рубашку на спине. Надсмотрщик схватил хлыст и занес его для удара по спине Конора. — Пошли вон!

Имир с разворота ударил одного из солдат ногой в челюсть, а затем нанес удар другому, заставив их отпустить Конора. Последний же быстро поднялся на ноги и коленом совершил удар поддых надсмотрщику. Пока тот скрючился от боли, Конор и Имир синхронно ударили его в челюсть, выбив порядка одиннадцати зубов.

— Что бы ты без меня делал? — Усмехнулся Имир.

— Спасибо, брат. — Конор похлопал Имира по плечу, после чего пожал ему руку.

Со всех сторон набежали солдаты, которые целились в головы Имиру и Конору. Оба послушно встали на колени, заведя руки за головы. Вояк заковали в наручники и повесили кандалы, после чего увели в камеры. Конор вздохнул и облокотился на стену.

— Неплохо мы их, да? — Рассмеялся он, вытирая кровь с разбитых костяшек.

Имир удостоил Конора осуждающим взглядом и лег на левый бок, проваливаясь в сон.

— Доброй ночи. — Произнес он прежде, чем заснуть.

— Доброй… — Ответил Конор, смотря на потолок камеры. — Кстати, Имир. У меня для тебя подарок. Знаю, что вы, мусульмане, не верите в такие обереги, но, для меня это важно.

Имир открыл глаза, вновь сев на кровати.

Он ожидающе смотрел на Конора, думая, что там может быть. Стратум достал из-под рубашки серую цепочку, на которой висел крест из чистейшего серебра. Сняв его с цепочки, Конор подошел к Имиру и положил ему крест в руки. Имир моргнул глазами несколько раз, а потом крепко сжал оберег, после чего положил его в карман штанов.

— Я сохраню его для тебя, брат. — Произнес Имир, вновь ложась на левый бок.

Конор улыбнулся, опять усевшись в углу. Он прислонился к стене, закрывая глаза. Сон мгновенно поглотил Стратума, насылая на него различного рода сновидения. Это была последняя ночь на каторге, завтра их с Имиром ждала смерть.

Жили заключенные в ужасных условиях: спали на полу, трудились с утра до ночи, питались хлебом, который запивали грязной водой. Многие умирали от болезней, а самые стойкие трудились до потери пульса. И все это ради антиформия, металла, который был обнаружен в 2089-ом в Арабских Эмиратах и в Иране. Эмираты сразу начали продавать металл, а Иран отказался от этого. Русские солдаты, которые попытались выкрасть образец, были атакованы неизвестным существом, броня которого, как выяснилось, была из антиформия. Это и послужило поводом для войны. Самые ожесточенные бои иду на границе Эмиратов, а так же во Франции и Британии, поэтому США и Россия все еще могут мирно налаживать экономику. И ради этого самого металла каторжники трудятся. Конор родился в США, был сослан за предательство, которого не совершал. Имир был отправлен на каторгу за то, что действовал вопреки приказам. Никто из заключенных не знает, как эти двое сдружились. Сначала они были просто сокамерниками, а потом словно породнились. Однако все это сейчас уже было неважно. Утром им обоим грозила смертная казнь за то, что они нанесли тяжкие телесные надсмотрщику и еще нескольким солдатам…

Имир проснулся от яркого света, который озарял камеру. Поправив повязку на лице, он сел, после чего потянулся. Пнув Конора, он взял кусок хлеба и разломал его на две равные части. Начав есть, он заметил, как конор все-таки проснулся от того пинка. Потянувшись, он сел, потирая свои голубые глаза.