Возвращалась я хмурая, усталая и разбитая. Потерять только что обретенного друга, казалось, такой ужасной несправедливостью. Хотя, чему удивляться и огорчаться, жизнь полна несправедливостей. У конюшни меня встречал Жан, который, едва взглянув на меня, сказал:

- Холланд уезжает.

Я молча кивнула, позволяя конюху вести Грома на поводу к стойлу и следуя за ним. Жан проницательно на меня посмотрел:

- Не вешайте нос, маленькая мисс, у вас есть старый Жан. Я помогу вам научиться стрелять так, что вы будете попадать белке в глаз.

Его глаза блеснули насмешкой, глядя на мое вытянувшееся от удивления лицо:

- Неужели вы думали, что я вас отпущу одну скакать по холмам?

Я молча продолжала смотреть на него. С одной стороны во мне поднимались горечь и обида за то, что свобода вновь оказалась лишь клеткой, пусть более просторной, но клеткой. Оказывается все то время, пока я считала, что ездила одна Жан наблюдал за мной... С другой стороны я понимала его правоту... И именно поэтому продолжала молчать. Жан только покачал головой, начиная распрягать Грома, поглаживая того по мощной шее. Мы молчали минут десять, за время которых Жан успел почистить коня и выйти из стойла:

- Ну что, мисс, закончили дуться? - старик насмешливо посмотрел на меня.

Я выпустила воздух из груди и ответила, признавая его правду:

- Закончила, Жан, закончила.

Через неделю Жан подарил мне легкие и изящные дуэльные пистолеты с гербом Апревиллей, так и не ответив ни на один мой вопрос, откуда он их взял...А еще через год его не стало. На его похороны приехал маркиз и когда все разошлись, только мы двое еще долго смотрели на небольшой памятник, посвященный верному другу. Потом отец ушел, а я, опустившись на колени, беззвучно плакала, впервые за последние одиннадцать лет, плакала о человеке, научившему меня улыбаться, о своем детстве, юности, которых у меня практически не было. Оплакивая все свои несбывшиеся надежды, разбитые мечты. Сколько прошло времени, я не знала, но когда поднялась, то окончательно перестала быть маленькой мисс старого Жана, я стала - леди Ариан Александрит де Белле, дочерью маркиза Апервевилля.

Глава III.

Знаете, порой вы встречаете человека, который просто вам не подходит. Это может быть и мужчина, и женщина. Присмотритесь. Вероятно, вы еще не раз увидитесь

Из писем Ариан к леди Холланд

Июль, 1812 год.

Высший свет... Многие стремятся попасть сюда, даже не задумываясь о том, какое это болото лжи, обмана и предательства. Место, где каждый улыбается тебе в лицо, поскольку это предписано правилами приличия, и злословит за твоей спиной. Общество, презирающие тех, кто стоит ниже, общество, изгоняющее лишь однажды незначительно оступившихся и возносящее титулованных мерзавцев. Высший свет... Вот только высшего в нем давно уже не осталось.

Я оглядывала зал, скорее скользя взглядом по поверхности, чем заостряя на чем-либо или ком-либо внимание. Балы, завтраки, ужины и театры за пару месяцев сезона успели приесться, напоминая один другого, а новые знакомства... новые знакомства продолжал четко контролировать мой отец. Меня представляли только нужным с его точки зрения людям: лордам, их высокородным женам, если они были женаты, редко сыновьям и дочерям, если они были перспективны. Неугодных моему родителю поклонников я не имела. Хотя, говорить о том, что у меня были постоянные кавалеры, за исключением Ричарда, не приходилось.

Мой брак выверялся маркизом Апревиллем до доли секунды и со всей тщательностью. Он не желал прогадать или тем паче ошибиться. Только самые знатные и титулованные, только самые богатые и перспективные в будущем, только политики. Мой отец желал получить влияние, в котором, в связи с французским происхождением, ему было отказано. А что может быть проще, чем устроить выгодный брак единственной дочери? Ничего.

Я наткнулась глазами на фигуру отца, который слегка наклонился к невидимому для меня собеседнику и что-то ему говорил. Он выглядел довольным собой и окружающими, что было редкостью для вечно хмурого и раздраженного родителя, а, помимо этого, явно что-то замышляющим. Что-то из того, что не понравится мне, кольнуло меня плохое предчувствие. Я стиснула руку Ричарда, только этим жестом выдавая свое беспокойство, и продолжила следить за маркизом. Вот он закончил разговор и повернулся, направившись в сторону комнаты, где были установлены карточные столы, считая свой долг - показаться публике - выполненным. Перед тем, как пересечь порог, родитель остановился и обернулся, без всякого труда, благодаря его и моему росту, находя меня взглядом. Он едва кивнул мне, отдавая знакомый только ему и мне приказ - быть на высоте, и отвернулся, больше не считая нужным задерживаться в зале, даже не думая о том, что я могу ослушаться. Не могу... кажется, ничего не поменялось.

Погрузившись в свои мысли, я не заметила, как ко мне и Ричарду величаво подплыла моя мать. Как бы она не ненавидела отца и чтобы не говорила о том, что никогда бы не согласилась стать его женой, если бы знала, чем все обернется, я была больше, чем уверена, позволь ей все переиграть, и она снова стала бы маркизой Апревилль. А дело все в том, что ей это нравилось. Нравилось, как многие расступались перед ней, признавая властью то богатство, каким владел отец, нравилось носить шелковые наряды и фамильные драгоценности, нравился высший свет. О, как я это ненавидела.

- Ариан, - она передразнила манеру отца произносить мое имя, - говорила ли я, что вы с Ричардом прекрасно смотритесь вместе.

- Сегодня нет, матушка, - я благоразумно ей улыбнулась.

- Спасибо, миледи, - отозвался следом за мной Ричард.

Это был единственный раз, когда я и моя мать объединились, пусть и никогда не говорили об этом. Она на пару с графиней Холланд задумали поженить своих детей, а впоследствии и объединить, находящиеся по соседству земли. Этим же матушка лелеяла надежду отомстить моему отцу за то, как он несправедливо с ней обращался, а графиня заполучить богатую и молчаливую невестку, которая не стала бы ей перечить, как ей, наивной, казалось. Ричард также не сопротивлялся и способствовал возникновению этого брака, не желая жениться на женщине, которую он совсем не знает и не любит, выполняя свой долг, как графа, продолжить род.

Мне казалось, что мой отец прекрасно все видит и понимает, но странное дело не препятствует, видимо, давая матери шанс потешить себя надеждой на исполнение планов, чтобы потом ее безжалостно раздавить. Холланд не был в его глазах для меня парой.

- Дамы, вы не желаете, стаканчик пунша? - Ричард, как всегда, был сама любезность, зная, что моя мать питает слабость к этому напитку, приготовленному по особому рецепту графини Винслдейл, в доме которой мы находились.

- Конечно, Ричард, тут невообразимо душно, - маркиза картинно обмахнулась веером, а я мысленно презрительно скривилась, не вынося наигранность жестов. - Мы пока пройдемся с Ариан, твоя матушка с ней еще не разговаривала сегодня.

- Да, миледи, - мой спутник отвесил учтивый поклон, - я найду вас подле нее.

Мать с благосклонным кивком пронаблюдала за тем, как он подносит мою руку к губам и проводила его взглядом:

- Он будет для тебя великолепным мужем, дочь моя, - маркиза подхватила меня под руку и поплыла по залу в сторону своей подруги, которая была поглощена разговором с хозяйкой дома и какой-то незнакомой мне женщиной.

Я ничего не ответила, да она и не ждала ответа, хмуря тонкие брови. По всей видимости, она также не знала эту женщину, а любила узнавать всё первой, или хотя бы вперед своей подруги. Незаметно для окружающих она ускорила шаг, и мы довольно быстро подошли к графине.

Эта дородная женщина могла произвести приятное впечатление, пока не всмотришься в ее глаза, в которых отражалась сталь. Несмотря на полноту, она все еще была красива и умело пользовалась образом благодушной собеседницы, выпытывая всё то, что хотела знать. Слабостью графини были сплетни, и чем их больше, тем лучше. Она не стремилась быть незыблемым столпом общества, к чему тяготела маман, она скорее просто наслаждалась той властью, которая у нее была, и возможностью верно пущенным слухом уничтожить кому-нибудь репутацию. Как ни странно, я не помнила случая, когда она бы этим пользовалась, довольствуясь знанием и удерживая сына в железном кулаке своей воли.