-- Принеси ещё две и попробуй включить свет.

Вольна улыбается, когда в комнате, наконец, становится светло и неуверенно ходит по комнате, растерянно оглядывает помещение, потом поворачивается к приехавшей Эльзе.

-- Тут мило, -- Вольна садится на диван, рассматривает свои руки, -- Насколько я тут?

-- Пока в этом будет необходимость, -- Эльза улыбается, садится на табурет, который никуда не переставили в сторону, -- Не волнуйся, я буду регулярно приезжать, чтобы проведать тебя.

-- Нужно что бы Реджина Ламорте знала -- где я.

-- Она знакома с твоей семьёй?

-- Это Реджина меня привела в Суойя, и рассказала о других нелюдях. Она и есть моя семья. Другой - больше не дано.

Бэр удивлённо кивает, смотрит в лицо девушки, потом поднимается на ноги, подходит к ней, и присев на корточки обещает:

-- Всё будет хорошо, не бойся, -- Эльза кладёт свою ладонь на сцепленные в замок руки девушки, осторожно сжимает, -- Ты в безопасности, твоей Наставнице я сообщу, где искать тебя.

-- Вы не передадите ей ключи? -- Тереза светло улыбается и Эльза, успокоившись, встаёт:

-- Отлично, значит, завтра я появлюсь снова.

Бэр оставляет Терезу одну.

Генри мешкает, но снова звонит Хлое. Он идёт по одной из центральных улиц к Библиотеке. Он решительно настроен побеседовать с Реджиной Ламорте и разыскать её работницу. Генри кажется - что и капитан полиции настроена ему мешать. Но он всё равно справиться со своей работой. Генри хочется услышать Хлою, чтобы она его поддержала. Он знает, что может быть это немного по-детски, но он очень привык, что Хлоя всегда его поддерживает. Их общение когда-то на этом и выстроилось. На этом. И на том, что Хлоя учила польский, и ей нужен был кто-то, кто согласится с ней немого поговорить. Они с трудом понимали друг друга, пока Генри не догадался спросить, знает ли она английский. Дальше пошло легче. С того момента, как они познакомились - они всегда были вместе и Генри ни как не замечал той разницы в возрасте, что была между ними. Генри звонит Хлое, потому что ему нужно знать, что она цела и здорова.

Когда она берёт трубку - он облегчённо вздыхает - успел придумать две сотни причин того, почему Хлоя звонила - каждая страшней предыдущей. До тех пор, пока она не снимает трубку - он уже готов паниковать - потому что боится, что она могла попасть в больницу. Генри представить себе не может, какого ему будет без неё. Не желает совершенно и потому - когда она снимает трубку - он вздыхает так громко, что на том конце провода его супруга - мягко смеётся, быстро разгадав его чувства.

Генри не чувствует смущения, слушая её смех. Он мягко улыбается и не смотрит под ноги. Едва не упав из-за выбоины в дороге - Генри краснеет и оглядывается по сторонам смущённо.

Хлоя прекращает смеяться, чтобы своим тихим голосом произнести:

- Здравствуй, щеночек.

- Хлоя, - тихо выдыхает Генри, закатывая глаза, - Ты звонила.

- Да. Я задержусь во Вьетнаме на неделю, я нашла здесь потрясающее место и думаю немного пожить рядом. Чувствую, что мне надо.

- Покажешь потом снимки?

- Конечно! Я уже отсняла около семи сотен! - радостно соглашается Хлоя и добавляет, серьёзно, - Тебе бы тут не понравилось.

Генри смеётся, слыша её вердикт.

- Главное, что там нравится тебе.

- О! - Хлоя фыркает весело - Мне-то, конечно, нравится тут!

- Я начал переживать.

- Зря, - Генри слышит в голове супруги улыбку и тоже широко улыбается, он запинается снова, тихо ругается себе под нос, закатывает сам на себя глаза и чувствует себя неловко. По ту сторону соединения Хлоя внезапно добавляет:

- Щеночек, позвони Пенни, она куда-то пропала из интернета, я за неё немного беспокоюсь. Звонить из Вьетнама ей - слишком дорого, я даже не знаю в какой она стране.

- Конечно, Хлоя.

- Целую.

- Пока, Дорогая.

Генри нажимает отбой первым, не тянет до того, что они начнут просить друг друга положить уже трубку, так было когда-то в самом начале. Генри кажется, это самая неловкая часть их отношений в прошлом.

Он набирает номер сестры, и когда трубку снимают он слышит:

- Алло? - произнесённое не знакомым голосом.

С его языка срывается вопрос быстрее, чем он успевает подумать:

- Вы кто?

- О! - восклицают с той стороны - Вы не Пенни, она потеряла трубку, мы договорились встретиться, я думал, это она.

Генри тяжело вздыхает и закатывает глаза:

- Моя сестра постоянно опаздывает, простите.

- О... и сильно она обычно?

- Как повезёт. Правда. Простите. Если что - то звоните на мой номер, договоримся, когда встретиться, если она потеряется по дороге к вам.

Когда Реджина вернулась в город -- уже темнело. Она оглянулась на здание Библиотеки и её глаза смягчились. В окнах было темно. Если бы она знала, что её подопечная просто не имела возможности включить свет, а, следовательно, и выключать перед уходом было нечего, то возможно Смотрительница испытала бы что-то близкое к ярости.

Ламорте посмотрела на часы на ратуше. Часы показывают начало июня, шесть вечера. Время в этом городе течёт странными извилистыми путями и сегодня она, наконец, увидела это. Оно торопится, бежит со всех ног, чтобы успеть спрятаться, скрыться. Бездна настигнет его, если Время хоть немного замедлится. Столетия за несколько месяцев. Эра в пару лет. Времени попросту не существует, так быстро оно бежит, растеряв всю свою важность.

Магия Владыки огромна. Реджина смотрела на часы, разглядывая длинные витые стрелки. И деления на циферблате, несколько колец вокруг: месяцы, часы, минуты, дни и секунды. И стрелки текущие по кругу. Все. В разных ритмах, и иногда секундная и минутная стрелки останавливались, чтобы отдохнуть. А потом бежали, текли по циферблату и спешили изо всех своих стрелочных сил. И перетекающие на новое положение, не по кругу, а выгибаясь, и вот они там, и тут ты моргаешь -- а время сменилось. Отошло назад. Реджина замерла, тряхнула головой, моргнула, а время снова сменилось.

-- Что... -- Стрелки плавно перетекли на июль, на шесть часов вечера и колокол в башне забил, оповещая город. Реджина замерла, стрелки блестели, казалось, что они как-то ехидно улыбаются. Ламорте нахмурилась, провела взглядом по зданию мэрии. В некоторых окнах горел свет. Реджина отвернулась и, разворачиваясь, столкнулась с не высоким брюнетом в нежно-розовой толстовке:

-- Вас-то я и искал! -- радостно сообщил он, широко улыбаясь. Реджина на его сообщение нахмурилась сильней. Она пыталась вспомнить, кто перед ней. При условии, что для неё все выглядели совершенно одинаково, это было затруднительно, но Ламорте старалась.

Её взгляд упал на закреплённый, на поясе блестящий значок. Память наконец-то справилась с опознанием. Офицер, что остался живым.

-- Я не имею понятия, где моя подчинённая, и вам тоже проще будет забыть о ней, -- Реджина не была таким чудищем, как о ней считали, она просто легко выходила из себя, когда не была спокойна. В этом не было ничего странного. Все нелюди или спокойны или нет. И если нет, то естественно, что они нервничают. Женщина прекратила хмуриться, и её лицо снова разгладилось умиротворённым безразличием. Офицер же напротив нахмурился, слегка надув губы и стал похож на обиженного ребёнка:

-- Ну, зачем вы врёте, я уверен -- вы знаете, где искать вашу работницу, -- Реджина в недоумении подняла бровь, молча обходя офицера. Тот удивлённо замер, потом развернулся на пятках и поспешил следом за ней, не торопливо идущей к одному из проулков, -- Я знаю, что вы знаете!

Реджина оглянулась в его сторону и криво улыбнулась, закатывая глаза. Он был по настоящему словно ребёнок, уверенность в его голосе была такой же, как когда дитё четырёх лет отроду рассказывает своему отцу о Йоллоупуки. Родитель же в этот момент старательно прячем за спиной костюм, и кивает в нужных местах. И не беспокоится. Уверенность, то ребёнок не прав позволяет родителю соглашаться с чем угодно. Возможно, если бы взрослые знали, что Йоллоупукки всё же существует -- они были бы внимательней. Детская уверенность это всегда чревато, поэтому Реджина, так же не торопясь, шла в сторону своего дома, снизошла всё же до ответа: