Литмир - Электронная Библиотека

– Прости, – деревянным голосом ответила Эмма. Она терпеть не могла чувствовать себя вот так рядом с Джулианом. Они редко ссорились так, чтобы это не могло закончиться обычным извинением или шуткой. У меня было чувство, что я тебе нужна, и я не смогла не прийти. – Я пойму, если ты рассердился…

– Я не сержусь. – Вдали над водой сверкнула молния, на миг озарив все небо. – В этом-то и весь ад, да? Что я не могу сердиться? Марк ничего о нас с тобой не знает, он не пытается причинить мне боль, он ни в чем не виноват. А ты… ты поступила правильно. Я не могу тебя за это ненавидеть. – Джулиан оттолкнулся от стены, сделал несколько быстрых взволнованных шагов. Его кожа как будто потрескивала от мощи грядущего шторма. – Но я не могу это выносить. Эмма, что мне делать? – Он запустил руки в волосы. От влажного воздуха они завились и липли к пальцам. – Мы не можем так дальше жить.

– Я знаю, – сказала она. – Я уеду. Осталось всего несколько месяцев. Мне исполнится восемнадцать. Поедем путешествовать по отдельности. Мы все забудем.

– Разве? – Его губы дрогнули, сложившись в кривую улыбку.

– Нам придется. – Эмму начало трясти. Было холодно, и тучи над ними катились словно дым, клубившийся в опаленном молнией небе.

– Не следовало мне тебя касаться, – произнес он и подошел ближе. Или это она подошла ближе к нему, чтобы взять его за руки – как всегда брала. – Я никогда не думал, что то, что было между нами, так легко уничтожить.

– Оно не уничтожено, – прошептала она. – Мы ошиблись… но не в том, что были вместе.

– Эмма, большинство людей ошибается. Но не всем эти ошибки ломают жизнь.

Она прикрыла глаза, но все равно его видела. Все равно чувствовала рядом жар его тела, аромат гвоздики, исходивший от его волос и одежды. Это сводило ее с ума, и ее колени дрожали, как будто она только что сошла с американских горок.

– Наши жизни не сломаны.

Джулиан обвил ее руками. На миг Эмма подумала, не воспротивиться ли этому, но она так устала бороться с тем, чего желала. Она даже не думала, что когда-нибудь ей выпадет это вновь – Джулиан в ее объятиях, сухие мускулы, упругость, напряжение, сильные руки художника гладят ее по спине, пальцы выводят на коже буквы, слова.

«М-Н-Е-К-О-Н-Е-Ц».

Эмма в ужасе открыла глаза. Его лицо было так близко, что почти превратилось в пятно света и тени.

– Эмма, – произнес он, крепче прижимая ее к себе.

А потом он целовал ее. Они целовали друг друга. Он подстроил ее тело под свое – изгибы и впадины, мышцы и мягкость. Его губы приоткрылись, прижавшись к губам Эммы, язык нежно их очертания.

Раскат грома прогрохотал, как взрыв, молния ударила в горы и словно выжгла дорожку на внутренней стороне век Эммы.

Она вновь приоткрыла губы, уступая его напору, Джулиан обвил руками ее шею. На вкус он был как огонь, как пряности. Его руки скользили по ее телу, он прижимал ее к себе крепче, издал горлом негромкий, мучительный стон желания.

Казалось, это длилось целую вечность. Ладони Джулиана словно лепили очертания ее тела – спину, изгиб тела под грудью, округлые линии бедер. Он поднял ее и прижал к себе так, словно они могли заполнить пустоту друг друга, и шептал – лихорадочно, поспешно:

– Эмма… ты мне нужна, я все время, все время о тебе думаю, я так хотел, чтобы ты была со мной в этой чертовой мансарде, а потом я обернулся – и ты там была, как будто ты меня услышала, как будто ты всегда рядом, когда ты мне нужна…

Вновь сверкнула раздвоенная молния и озарила все вокруг: Эмма увидела свои руки, вцепившиеся в край футболки Джулиана – о чем она вообще думала? Она что, собиралась раздеть его у главного входа в Институт? Реальность вступила в свои права; она высвободилась, с колотящимся о ребра сердцем.

– М-м? – Джулиан недоумевающее смотрел на нее сонными, томными вожделеющими глазами. Эмма с трудом перевела дух. Но его слова продолжали звучать в ее голове: он ее хотел, и она пришла, словно услышала его зов – она почувствовала это желание, узнала его, не в силах была остановиться.

Она неделями внушала себе, что их связь как парабатаев слабеет, а он сказал, что они только что прочитали мысли друг друга.

– Марк, – произнесла она, и всего одно слово стало тем самым словом. Жестоким напоминанием о том, как обстоят дела. Томное выражение исчезло из глаз Джулиана. Он побелел от ужаса и отвращения. Вскинул руку, словно намереваясь что-то сказать – извиниться, объясниться, как вдруг небо словно разорвалось надвое.

Они обернулись и посмотрели на тучи, расступившиеся прямо над ними. В воздухе росла тень, темневшая по мере приближения: силуэт мощного, облаченного в доспехи мужчины на красноглазом, покрытом пеной коне без седла и упряжи – черно-сером, как грозовые тучи над головой.

Джулиан двинулся так, словно собрался зашвырнуть Эмму к себе за спину, но та не собиралась его слушаться. Она просто смотрела, как конь с ржанием и стуком копыт приземляется у подножия парадной лестницы Института. Всадник посмотрел на них.

Его глаза были разного цвета, как у Марка, один черный, а другой голубой. Лицо всадника оказалось знакомым. Это был Гвин ап Нудд, лорд и предводитель Дикой Охоты.

И довольным он не выглядел.

7

Безбрежные воды

Прежде, чем Джулиан или Эмма успели сказать хоть слово, дверь Института с грохотом распахнулась. На пороге стояла Диана, а за ее спиной – Марк, всё еще в одежде для тренировок. Диана в белом костюме выглядела, как всегда, сногсшибательно и непреклонно.

Гигантский скакун Гвина встал на дыбы, когда Марк вышел на улицу. Заметив двинувшихся к нему Эмму и Джулиана, Марк не смог скрыть удивления. Эмме казалось, что щеки у нее горят, хотя, взглянув на Джулиана, увидела, что тот невозмутим и спокоен, как обычно.

Они догнали Марка как раз тогда, когда Диана плавным шагом приблизилась к лестнице. Четыре Сумеречных охотника уставились на Гвина сверху вниз. Глаза его лошади были кроваво-красными, такими же, как доспехи Гвина – грубая алая кожа, тут и там распоротая когтями и оружием.

– Не могу сказать тебе «добро пожаловать» из-за Холодного мира, – произнесла Диана. – Зачем ты здесь, Гвин Охотник?

Взгляд древних глаз Гвина скользнул по ней с головы до ног. В нем не было ни злобы, ни презрения, лишь присущее одним только фэйри восхищение красотой.

– Прелестная леди, – проговорил он, – не думаю, что мы встречались прежде.

Диана тут же сконфузилась.

– Диана Рейберн. Я здесь преподаю.

– В Стране Под Холмами почитают тех, кто учит, – изрек Гвин. Под мышкой он держал тяжелый шлем, украшенный оленьими рогами. Его охотничий рог лежал на луке седла.

Эмма заколебалась. Гвин что, клеит Диану? Она понятия не имела, что фэйри вообще всегда так поступают. Марк, услышала она, издал некий придушенный звук.

– Гвин, – сказал он, – приветствую тебя, как подобает. Видеть тебя дари радость моему сердцу.

Эмма задумалась, а правда ли это? Она знала, что Марк питает к Гвину сложные чувства. Иногда ночью в ее комнате, подложив руку под голову, он говорил о них. Теперь у нее появилось более ясное представление о Дикой Охоте, о ее восторгах и ужасах, и о том странном пути, который Марк вынужден был прокладывать для себя под звездами.

– Хотел бы я иметь возможность сказать то же самое, – ответил Гвин. – Я принес темные вести от Неблагого Двора. Кьеран твоего сердца…

– Он больше не «моего сердца», – прервал его Марк. Это было выражение фэйри, ближайшее к «моя девушка» или «мой парень».

– Кьеран Охотник признан виновным в убийстве Иарлафа, – сказал Гвин. – Он предстал перед Судом Неблагого Двора. Разумеется долго этот суд и не продлился.

Марк вспыхнул и напрягся.

– А приговор?

– Смерть, – произнес Гвин. – Он умрет завтра ночью, когда взойдет луна. Если никто не вмешается.

Марк не пошевелился. Эмма задумалась, не должна ли она что-нибудь сделать – подвинуться ближе к Марку, предложить утешение, дружескую руку? Но выражение его лица невозможно было прочесть. Если это была скорбь, Эмма ее не узнала. Если гнев, то Марк выражал его совершенно не так, как прежде.

27
{"b":"592635","o":1}