- Тошик, - я дождался пока он успокоится и мой голос в тишине прозвучал так громко, что мне даже стало страшно. – Ты же понимаешь, что это бред? – он открыл глаза и посмотрел на меня. Я не верил тому, что говорил, потому что мне тоже хотелось верить тому, во что верил Тошик. Но я понимал, что должен мыслить здраво. Даже в свои пятнадцать лет. Даже в свои долбанные пятнадцать лет! Влюбленный по уши в этого парня! Но я должен был мыслить здраво.

- Это значит «нет»? – его голос звучал так подавленно, и я знал, что в том моя вина.

- Прости, - я опустил голову вниз и не решался сказать больше даже слова.

- Тогда у меня нет времени ждать, пока ты перестанешь бояться, - я услышал, как щелкнула молния, а когда поднял глаза то увидел, что Тошик снимает с себя кофту. – Женя, сейчас, ты сделаешь то, чего я хочу – сейчас, - мне снова стало страшно.

- Тошик, - я подобрал ноги на кровать и попятился назад.

- Женя, это не честно! – закричал он. – Ты ворвался в мою жизнь и разрушил мой привычный мир! Ты, блять, сделал со мной это! Так почему я не могу сделать то же самое, к тому же зная, что уже через неделю мы больше никогда с тобой не увидимся! – на последнем слове его голос сорвался, и он разревелся. Я, кажется, впервые видел, как ревет парень. Нет, как-то мы с Владом катались на скейтбордах, и он хорошенько так приземлился лицом об асфальт. Тогда он тоже плакал, но больше от боли и сжимая зубы так, что они скрипели. Здесь же Тошик просто рыдал, стоял по среди моей комнаты на своей же скомканной толстовке.

- Черт, - я слез с кровати и подошел к нему, обнимая его так, будто обнимал что-то опасное. На самом деле он и был тем, кто приносил мне больше всего опасности. Запретный плод, к которому я протянул руки. Но что делать, если он – твоя самая большая опасность и самая большая любовь? Кажется, уже ничего. – Окей, к черту, делай что хочешь, - я расстегнул свою толстовку и отправил ее к толстовке Ниженко.

- Я не сделаю тебе больно, обещаю, - его голос дрожал, но слезы уже не шли.

- Не обещай, - я вздохнул, зная, что больно будет. Но, к черту, по крайней мере еще неделю после того, как он исчезнет из моей жизни, я будто точно знать, что он был. Я буду знать, что он не был выдуман. Он был, есть и будет, но уже не со мной.

- Прости, что все так, - он стянул с меня футболку, а следом и с себя. Когда мы рухнули на кровать, а он начал целовать мою шею, то я с удивлением для себя осознал, что страшно мне уже не было. Мне было больно. Мне хотелось реветь. Но не от того, что я изменяю каким-то своим глупым принципам. Мне было больно от осознания того, что нам никогда не суждено быть просто счастливыми вместе. Что в моей голове, в моем сознание этот день будет последним воспоминанием о нас двоих. И это было страшнее всего на свете. Страшнее первого раза, который мне предстояла пережить.

- К черту, я просто люблю тебя, - я потянул его к себе за шею и поцеловал. Поцелуй был соленый от слез, и я уже не понимал чьих, потому что тоже дал волю эмоциям. Если бы я мог хоть что-то исправить. Если бы я мог…

- Я тоже люблю тебя, слышишь? – он снова утыкается лбом в мой лоб, и, кажется, он делает так часто. Кажется, я должен запомнить и это. И я запоминаю, впитываю как губка каждый его взгляд, привычку наклонять голову чуть в сторону, когда он думает. Запоминаю его запах и вкус губ, а также то, какие они на ощупь, когда их целуешь.

- Просто сделай это, - он кивает и слезает с меня, оглядываясь вокруг.

- Прости, но у нас сегодня ничего нет, - я зажмуриваю глаза, пытаясь придумать хоть что-то. Но решение находится само собой.

- Там есть крем, - я тыкаю пальцем в сторону стола, и, кажется, он находит то, что нужно. Все так глупо и нелепо, и так не хотелось бы это запоминать, но я запомню, потому что других воспоминаний уже не будет. Потому что это наш последний день вдвоем. И к черту кино, к черту парки и прочие места, куда нам разрешили сходить. Все, чего нам действительно хотелось бы, так это мы сами. Мы нужны друг другу, но это чертовски невозможно.

Все происходит быстро. Быстрые поцелуи, быстрые движения, но он не торопиться, нет, просто кажется. Потому что времени для НАС катастрофически мало. Потому что все могло быть иначе, но все так, как есть. И я даже почти не чувствую боли, потому что думаю о другом. Я чувствую, как бьется его сердце, чувствую его руки, цепляющиеся за меня, как за спасительный круг. И я тоже ищу в нем спасение, но спасать меня надо было от него. И я чувствую, как разбиваюсь изнутри. Чувствую, как моя душа трещит по швам с каждым его движением. Он не виноват! Виноваты обстоятельства. Но все происходит с нами и это так несправедливо. Так больно и мучительно.

- Я люблю тебя, слышишь? – повторяет он, расцеловывая каждый миллиметр моего тела. – Я люблю тебя, Женя, - и я киваю, будто это вопрос. Не могу заставить себя сказать хоть что-то, пока перед глазами не взрываются салюты, пока моя голова не начинает идти кругом, пока эйфория не захватывает с головой, заставляя забыть о том, о чем думал секундами ранее.

- Я люблю тебя, Тошик, - мы слишком много говорим «люблю», будто пытаясь восполнить сейчас то, чего мы не успеем. Но этого не хватит! Не хватит на всю оставшуюся жизнь. Зато хватит на сегодняшний день. И хватит на сегодняшнюю ночь, которой мы еще не раз повторим то, что делали вчера и то, что делали сегодня. В которой наши тела еще не раз станут единым целым. Ночь, которой я в последний раз смогу запомнить его навсегда.

Но все оказывается не так. Нас хватает еще на три раза. Два раза каждому. Странно? Да плевать. Мы будто играем во что-то, будто обязательно делать это по очереди. А потом засыпаем. Я просыпаюсь в час ночи от того, что он плачет и начинаю тоже. Это не остановить. Мы жмемся друг к другу, желая быть как можно ближе, растворить себя в другом. Но ничего не выходит и утром перед домом мелькает знакомая машина. Тошик одевается так быстро, на сколько может, а потом мы еще пару минут стоим в коридоре, даря друг другу последний поцелуй.

- Пообещай, что не забудешь меня, хорошо? – просит он и я киваю, потому что это невозможно. Потому что этой ночью и тем днем я только и делал, что запоминал.

- Я не смогу, - признаюсь я, улыбаясь сквозь слезы.

- Я вернусь к тебе, и плевать когда, но вернусь, - последнее касание губ и он исчезает, словно и не было его вовсе. Исчезает машина под окном. Исчезают слезы на моих щеках, потому что плакать без него уже не хочется. И только сумка с деньгами и ЕГО кофта остаются на моем полу. А я потом заваливаюсь на кровать, прижимая к себе эту несчастную толстовку, которую не узнал ее хозяин, вдыхаю его запах и снова реву. Быть может он оставил ее специально? Быть может и деньги забыты не зря?

Комментарий к

Это конец первой части. Дальше вторая)

Я бы хотела услышать ваше мнение, какой-нибудь комментарий) В общем интересно узнать, что вы думаете об этой работе и интересно ли вам ее читать)

========== (II) Часть 9. ==========

Был ли смысл просыпаться этим утром? Абсолютно никакого! Будильник решил, что сегодня мне стоит проспать, поэтому на пару я благополучно опоздал. Это не было худшим из того, что сегодня произошло. День вообще сам по себе выдался не очень. Мы с Владом заработали по двойке и еще часа два пытались ее исправить, мучаясь над вопросом о том, какого хрена нас дернуло пойти именно в этот институт и именно на эту специальность.

- Знаешь, я был бы не против напиться, - вздохнул друг, когда мы наконец-то вывалились из института.

- Поддерживаем! – я дернулся, когда услышал знакомый голос. За нашей спиной, довольно улыбаясь, стоял Леша, а рядом с ним как всегда безразличный Дима. Ему, казалось, вообще на все было плевать, но мы то знали, то Дима для такой «умиротворенности» кое что покуривает. Владу, впрочем, было плевать, хоть (как оказалось в одиннадцатом классе) они и были парой.

- И куда пойдем? – спросил я, не особо горя желанием. На самом деле пить я не хотел по двум причинам. Во-первых, завтра нам снова надо было тащиться в институт, а во-вторых…я не особо люблю вспоминать этот случай, но все-таки. В девятом классе, после того, как из моей жизни исчез один человек, чье имя я не произносил с того самого дня, я напился так, что потом пол месяца пролежал в больнице с тяжелым отравлением. С тех пор я если и пил, то только шампанское или вино, ито бокала два-три, не более. Парни это знали, поэтому никогда не настаивали, но мне как-то совершенно не хотелось сегодня тащиться куда-то. Хотелось просто пойти на свою съемную квартиру, упасть на свой диван и уснуть крепким сном.