Барбара забирает свою чашку и газету и уходит с террасы. Наташа улыбается и расслабляется. Пикировка с утра бодрит не хуже крепкого кофе. Может, она не права, может, не следовало так поступать, но какая разница, Нат носит под сердцем долгожданное дитя, она имеет право на взрывы настроения.
Все они имеют право на такие взрывы, и не важно, кто окажется в эпицентре. У каждого это выражается по-своему. Кто-то, как Наташа, язвит и ругается. Кто-то, как Пеппер, поджимает губы и черкает в листах на планшете. Кто-то, как Алиса, идет в спортзал.
Шутер просыпается, когда за окном еще по-летнему темно. Из-за травмы она сбила весь режим, бодрствуя по ночам. Или вернулась к старому порядку. Пока они спали, Клинт умудрился сплестись с ней ногами и почти подмять под себя. Ал снился кошмар, поэтому проснуться с душном плену чужих рук и ног было пугающе странно. Обычно она брыкалась и кричала, и тогда Бартон быстро просыпался, обнимал и шептал успокаивающие глупости на ухо, пока Шутер приходила в себя. В этот раз она не кричала, молчала, парализованная не ужасом, не страхом, а… безнадежностью? Она привыкла сражаться, но не сейчас, не теперь, она будто принимала то, что видела во сне и не сопротивлялась. Это было не будущее прошлое, мир не горел в огне и не тонул в крови. Мир жил своей жизнью, в единственном настоящем, которое он знает. И только Алиса хотела умереть, уже знала, что костлявая в балахоне стоит за её спиной и монотонно точит косу, и лягание это совпадает с последними ударами сердца жертвы – ровное и спокойное, неторопливое.
- Прости, я… - в глазах лед, он не раскаивается, это окончательное решение, и ничего нельзя изменить. – Ты ведь понимаешь… - наверно, так ощущаются осколки зеркала снежной королевы, которые впивались в сердце Кая, заставляя его замерзать. – Прости, но то, что было между нами, было ошибкой с самого начала, - Клинт смотрит равнодушно, и с таким же равнодушием медленно вонзает в её грудную клетку пальцы, добирается до сердца и резко дергает на себя. Боль, возможно, адская, но Ал сцепила зубы и терпит. Мужчина достает подаренное сердце и давит его в кулаке, решая, что ей это больше не нужно. Может, и, правда, не нужно. Ей не остается ничего, даже голубого джемпера, который давно один на двоих. Ей остается только боль, и это все, что когда-либо оставлял после себя этот человек.
Поэтому, едва скинув морок и удостоверившись, что это сон и чужая женская рука ей просто приснилась, она идет в тренажерный зал. Беговая дорожка, настроенная на режим ходьбы, плеер с обычной музыкой для таких моментов – громким и рычащим тяжелым металлом, где не разобрать слов, - и можно начинать. Если она не должна беспокоить мышцы пресса, то простая ходьба и небольшие гантели будут отличным выбором. Алиса идет, перебирает ногами в прогулочном темпе, бежать с места в карьер нельзя без соответствующей разминки, которая пока под запретом. Вот заживут немного шрамы, и можно будет и на перекладину забраться и на брусья, и на любимую стену для скалолазания.
Боль от кошмарного сна медленно проходила, словно не желала отпускать полностью, будоражила разум, подбрасывала полу стертые картинки, обычно забывающиеся после пробуждения.
- Ты уверена, что тебе можно тренироваться? - голос Бобби звучит неожиданно, перекрывая музыку в наушниках. Но она даже не думает останавливаться, только прибавляет скорости, переходя на легкий бег.
Барбару не устраивает то, что ее игнорируют, поэтому встает рядом с беговой дорожкой. И тогда Шутер приходится снять наушники.
- Что-то случилось? - как можно невиннее спрашивает она. Грохот металла и рычание Lordi отлично отражают настроение.
- Почему при всей безумной любви к тебе, никто не следит, чтобы ты соблюдала режим? - соперница выделяет начало предложения, подчеркивая свои наблюдения.
- А тебе какое дело? - Ал продолжает идти, не меняя темпа. С Барбарой не действуют нормы морали и правила поведения, мозги будто отключаются или наоборот, работают в аварийном режиме, когда налет цивилизованности теряет свое значение. - Боишься, что тебе придется задержаться здесь дольше положенного? Можешь уйти прямо сейчас, тебя сюда никто не звал.
- Попридержи язык, девчонка, - Бобби злится, это что-то новое. Алиса мысленно себя хвалит, ей удалось вывести из себя эту женщину. - У тебя есть хоть какое-то уважение к старшим?
Эта злость лишь раззадоривает. Звуки ударных отдаются прямо в голове, бьют по нервам, крик солиста режет слух и хочется завыть, подражая ему. Ровный темп шага совсем не успокаивает, а, наоборот, от диссонанса музыки и шагов мысли путаются. Они выстраиваются ровным рядами, а через мгновение разбиваются, разлетаются. И Алиса солжет, если скажет, что ей это не нравится. Это заводит. Внутри все приходит в движение, мозг посылает опасные сигналы, зудит от предвкушения. Руки начинают трястись, потеют ладони. Lordi начинают петь о монстрах, и, кажется, что монстр действительно сейчас явится, разорвет тонкую кожу и выберется наружу под звуки ломающихся костей.
- Что ты сделала, чтобы заслужить мое уважение? - Шутер плавно спускается с дорожки, даже не тормозя, не меняя настроек, просто сходит с движущегося полотна, будто законы физики отключаются по ее желанию. - Ты пришла в мой дом, хочешь разрушить мою жизнь, смеешься надо мной и действуешь мне на нервы своим присутствием, - разница в росте, комплекции и опыте становится незаметна, когда она наступает.
Их движения потрясающе синхронизированы, как в танце, как в смертоносном женском танго. Шаг вперед - шаг назад. Из-за людей, подобных Морс: злых, гадких, желчных, провоцирующих, и желаешь этому миру гореть, чтобы выжечь скверну. Только Шутер, пережившая конец света, знает цену этому пожару.
- О, вот как, - тянет Барбара. - Твой дом, твоя жизнь… А отнять их у тебя, что будет? Кем ты будешь, если вдруг станешь им не нужна, если им надоест играть с тобой, милая куколка?
Она сжимает двумя пальцами подбородок девушки, буквально сминает губы, а затем несильно, с оттягом, откидывает ее голову в сторону. Рыжие волосы, слипшиеся от пота, бьют по лицу. Алиса только ухмыляется, не успевая удивиться самой ситуации. Кровь горит, раззадоривает, ноют зубы от желания впиться в белое горло, выгрызть мерзкие слова из глотки и запихнуть их обратно. Особенно те, которые Барбара произносит в эту самую секунду. Танго меняет свое направление, ведущая роль переходит к Морс.
- Ты такая смелая, потому что думаешь, что тебя поддержат? Но однажды они откажутся от тебя и забудут. Сегодня ты им нравишься, они холят тебя и лелеют. Потом они устают от тебя, уговаривают поиграть с кем-нибудь другим, потом начинают уделять тебе все меньше внимания, ссылаясь на занятость. И в ужасный день ты понимаешь, что больше им не нужна. Они наигрались с тобой, насытились. Ты будешь раздражать. Они забудут тебя, быстро забудут, это в человеческой природе - быстро забывать.
Больно. Больно. Больно. Алиса чувствует, что воздуха не хватает. На место прожигающей ярости приходит бессилие, как срывают шелуху, обнажая суть. Люди слишком быстро находят тебе замену, вроде вчера ты казался нужным, а сегодня остался ни с чем. Ты ведь думала об этом, не правда ли?
Победная улыбка Барбары Морс стирается от удара в лицо. Она растерянно смотрит, будто не ждала и удара, и такой силы. Через мгновение она блокирует второй удар, в этот раз коленом в живот. Танго выходит из-под контроля. Наушники остались на панели управления тренажером, тяжелый металл отлично послужил бы для нового танца.
Женские драки хороши только на телевидении в постановке. Шикарные красотки в мини-бикини таскают друг друга за волосы в бассейне грязи или мыльной пены на потеху зрителю - зрелищно и рейтингово. Но когда драка настоящая - здесь уже не до шуток. Женщины злее и более жестоки, чем мужчины, они выносливы и свирепы, когда дело касается личного. Женщины хитры, они продумывают каждый свой шаг, контролируют каждое движение. Женщины стерегут очаг, пока мужчины на охоте. И исторически у них больше доступа к опасным предметам. Некоторые ученые выдвигают теорию, что всемирная история делится на мужскую и женскую, и сейчас имеется тенденция, что “history” скоро превратится в “herstory”. Эти факты справедливы и для всего мира, и для двух женщин-агентов, сцепившихся в спортзале.