Однажды, после рейда по Аляске, он остается в снежном лесу, приходит в тот самый дом и пытается понять. Он перебирает книги и комиксы, прячет их от сырости и ветра в сундуки, смотрит на балки под крышей, залезает на остывшую печь. Он ходит снаружи, осматривает постройки, пьет студеную воду из колодца, с самой глубины. Бартон собирает деревянные луки и стрелы, берет в руки два настоящих соколиных пера, рассматривает мишень и следы на снегу. Этот дом кажется проклятым, мужчина почти ждет появления призраков, но воет ветер в трубе, звенят стекла, призраки игнорируют его.

Клинт едет в оставленную деревню, бродит по пустым улицам, ищет таверну. Ему навстречу выбегает собака, заливисто лает, прыгает на него, мечется белой стрелой между ним и одним из домов. Дверь, в которую она скребется, открывается, выходит низенький старичок в большом не застегнутом тулупе с ружьем в руках.

— Снежинка! — прикрикивает он на собаку. — Что ты десь ищешь? — он переводит взгляд светлых глаз на Бартона, чуть приподнимая ружье.

Мужчина едва разбирает слова, старик его понимает и переходит на менее исковерканный английский, повторяя свой вопрос.

— Я военный, — отвечает Клинт. — Здесь произошла серия взрывов газа в горах, мы обследуем местность.

— Газ в горах?

— Да, сэр.

Старик недовольно смотрит на него, потом ухмыляется в пышные усы и зовет за собой внутрь. Первое, что видит Клинт в доме, куда его привели — гобелен с соколом.

— Меня зовут Макаров, я старейшина для этого места, — старик подает ему стакан с медовой жидкостью. Клинт выпивает и морщится, для него это слегка крепко. — Мои люди бежали от твоих «взрывов», а я остался, стерегу деревню от любителей поживиться на чужой беде.

— Скоро ваши люди могут вернуться в свои дома, — старается успокоить его Бартон. Ему необычно уютно в этой обстановке, рядом с этим стариком, хотя он никогда здесь не был, все кажется ему знакомо.

— У вас, людей с материка, всегда есть какое-то мудреное объяснение. Видишь птицу на гобелене? Это наш покровитель и защитник, проводник Великой Матери. Спасает заблудившихся, помогает в охоте. Дух-помощник, он является только тем, кто действительно нуждается в нем. Но если есть он, то есть и другие, путающие следы, пугающие охотников, рвущие силки. Несколько месяцев назад здесь были две девушки, переночевали ночь, да быстро ушли.

— Сэр, позвольте, это природное явление, вряд ли они виноваты…

— Я не обвиняю их. Они заблудились, сокол привел их к нам, потому что так было нужно, он бы не привел сюда врагов. И ты сюда пришел, чтобы найти ответы и покой. Ищи, сколько потребуется, духи тебе помогут.

— Духи, сэр? — Клинт возвращает старику стакан, оплетенное корой дерева и шершавой веревкой стекло, хранящее тепло десятков рук и их смех. — Простите, я не верю в это.

— А я не верю в твои «взрывы газа», — смеется Макаров. — Но я верю, что мои друзья скоро вернутся домой. Что все мы скоро вернемся домой.

Дом. Остывшая, простуженная изба посреди леса, несправедливо и неправильно тихая таверна в брошенной деревне, холодная и величественная Башня, совершенно не пригодная для жизни, замкнутый авианосец в небесах, где каждый чужой, не уютные казармы, куда можно не вернуться… место, где ты в безопасности. Клинт чешет заросшую щетиной щеку и думает, что пора достать ключи от одного такого места. И побриться тоже не мешало бы.

Сегодня ночью он вернулся довольный собой. Почти все закончено, осталось совсем немного, — и будет готов для Принцессы дворец. Бартон заканчивает потрошить комод и оборачивается в разбросанной на матрасе одежде. Дальше его путь лежит на кухню, где он вольет в себя огромное количество кофе, а затем… Впрочем, обычный маршрут не выстраивается, когда он видит смущенно улыбающуюся Алису, живую и настоящую, в этой самой комнате. Девушка прячет ладони в широких рукавах рубашки, чуть переступает с ноги на ногу. Солнце ползет по её телу, расчерчивает яркими полосами, выхватывает каждую черточку. Сильно похудевшая, растерявшая даже то, с чем пришла, но уверенная в своем праве быть здесь и в том, что вернет даже больше.

— Привет, — говорит Алиса. Клинт не слышит, его слуховой аппарат лежит на комоде, но он читает по потрескавшимся сухим губам. И возникает новое сильное желание смять эти губы своими, чтобы заблестели от слюны и покраснели от страсти, с которой их поцелуют.

Девушка хочет сделать шаг, но что-то не получается, она неловко взмахивает руками, едва не падает, но её тут же прижимают к горячему телу. Ал вцепляется в плечи Бартона с такой силой, что, может, будут синяки, или она переломает свои чертовы кости в мелкие щепки, но происходящее кажется ей настолько нереальным, очередным бредом, смертным видением, что лучше держаться до последнего. Она думала, что будет проще, что будут слова, ограниченный запас, а потом они разберутся, только слов нет, застряли в вязком комке на месте связок. Есть обычный, Клинтовский запах, ощущения, которые всплывают из глубин памяти, а когда она, наконец, прижимается губами под ухом лучника, когда растекается солоноватый вкус кожи и дешевого шампуня, слова вообще становятся лишними.

— Привет, — шепчет Клинт и, наконец, целует её.

Не нужно замыкаться в себе, убивать себя. Страшные вещи можно пережить, потому что мы неразрушимы, пока верим в это. Терять надежду нельзя, потому что человека невозможно сломать так, чтобы его нельзя было восстановить. Мы считаем, что мы будем жить вечно, потому что мы будем жить вечно. Мы не рождаемся и не умираем. Как и любая другая энергия, мы лишь меняем форму, размер, начинаем иначе проявлять себя.(Джон Грин. В поисках Аляски)

========== Эпилог ==========

На кладбище всегда тихо. Воздух полон особой тишиной, которая и раздражает, и умиротворяет одновременно. Хочется сжать руками голову, чтобы она не разорвалась от несуществующего слишком громкого беззвучного стона сотен погребенных здесь людей. В этой части хоронят только военных, а они редко умирают своей смертью. Ноги утопают в жесткой кладбищенской траве, специальной, особого сорта, которая выдерживает сотни ног каждый день, но все равно остается язвительно-зеленой. Могилы здесь всегда однотипны, если бы не вырезанные имена, то нужной не найти. Невысокие надгробия, чуть ниже колена, строгие в своей простоте, ровный небольшой участок земли, куда кладут цветы, и больше ничего.

Алиса прогуливается в одиночестве среди гранитных камней, кружит около одного места уже с полчаса, не решаясь подойти к одной из могил. Пусть она знает правду, знает, что человек, чье имя высечено на плите, жив и относительно здоров, но что-то мешает. Это что-то воет раненым животным внутри, царапается, плачет, тоскуя и скорбя. Фьюри, Николас Джей, даты жизни, эпитафия. Хоронить человека при жизни кощунственно, но кто ее сейчас послушает.

- Добрый день, директор Фьюри, - наконец, Ал останавливается напротив могилы, кладет скромный букет красных гвоздик, цветов павших воинов, на землю. - Я хотела бы вам многое рассказать о том, где была эти месяцы, что со мной происходило, и как я опять раскрыла дело государственной безопасности. Думаю, вам и так доложили. Черт, это так глупо, - она прикусила губу и с силой провела ладонями по лицу. - Я знаю, что вы все равно не услышите, что вы уже далеко от нас, но радует, что далеко вы в плане географическом, а не том, которого я бы не смогла вынести. Я не знала о тесной связи Гидры и ЩИТ, возможно, мне специально не стали говорить, чтобы я сосредоточилась на одной конкретной проблеме и не отвлеклась. А может, мои Мстители были уверены, что это не связано с войной мутантов и людей. Теперь я понимаю, почему ЩИТ распался так быстро, и почему верными ему осталось так мало. Сейчас вообще многое становится понятно. Стив говорит, что Гидра испугалась того, как мы разоблачили те военные базы, на которых велись разработки оружия против мутантов, поэтому начали спешно засекречивать свои, и допустили много ошибок, чем привлекли ваше внимание. Получается, что ЩИТ все же пострадал из-за меня.