– А раз так, скажите, кому сии доспехи нужны будут? Войску, что на защиту нас всех станет, или тому же охотнику, у которого она в сундуке с рухлядью томиться будет? Так! Не шуметь! Тихо, я сказал! Про то речи нет, чтобы те, кто с ворогом сражались, домой ничего не принесли! Слово даю, что за доспех выкуп будет, и тот, кто кровь свою проливал, домой гол и бос не придет. И семьям побитых тоже воздадим. Только как делить будем? Кому более дадим – тому, кто стрелы лучше метал в ворога, или тому, кто соседа своего в бою заслонил? Тому, кто первый поднялся на неприятеля, или тому, кто тихо дозор снял ночью? Что важнее? Э… хватит, хватит, так вы до ночи спорить будете… Меня выслушать не хотите?!

Гомон толпы нарастал, и Ивану приходилось уже кричать.

– Поделить я предлагаю всем поровну, в зависимости от того, сколь раз в битве участвовал, а тем, кто в дружине новой состоять будет… А я разве не сказал? Ну, так говорю… Чтобы силу нашу единой держать, надо общую дружину создавать да учить этих дружинников тому, как меч держать да как с ворогом сражаться. С мечом воевода переяславский поможет, а как тихо скрадываться да врага обманывать, как нападение и защиту вести – этому я вас учить буду… Так вот, тем, кто в дружину вступит, доспех дадим от общин наших. Покуда службу нести будет – доспех его, ушел из рати – отдай другому. И плата тем дружинникам будет, но об этом чуть позже… Пычей, утихомирь ты их немного, я уже горло задрал горланить-то…

Так вот, абы особо славным воям было не обидно, пусть каждый десяток выберет особо отличившегося по их мнению. Того в дружине десятником поставим, если он пойдет туда, конечно. А долю ему от добычи полуторную дадим в любом случае… Согласны? Вот на их выборах горло и подерете, а пока дальше слухайте. Лодьи тоже в распоряжении дружины будут, потому как не только на тверди защищать землицу нашу надобно, но и на воде.

Теперича еще два вопроса. Гривны где брать, и кто над всем этим войском стоять будет. Если мы добычу в сундуки сложим или прогуляем, то радость наша недолгой будет. Дело свое нам нужно, что доход давать будет. Есть оно у нас. Староста ваш краем глаза видел, как народ наш обустраиваться начал на новом месте. Закладываем мы печи, что железо будут делать в большом количестве. И надеюсь на то, что неплохое оно будет. Обеспечим им и себя, и вас, если нужда есть в нем. Но для этого руда болотная нужна, и глина для плинфы, да и другой работы без края. Кроме того, тес мы будем делать, точнее, пилить бревна будем с помощью водяного колеса, а для того людишки тоже потребны. Да и плотники для стройки понадобятся. И то скажу вам, что без ваших родов нам одним не управиться. Платить за сей труд будем или инструментом, или самим железом, а может и серебром, как наживем его… Поэтому тем, кто места себе в дружине не видит, другое дело найдется и прибыток тоже. С торговли и монета появится, тем и расплатимся за добычу воинскую, а кто в дело вложиться захочет, с тем и это обсудим. А для торговли и суда понадобятся, и охрана на них, так что дружина без дела стоять не будет, да и насадам переяславским дело найдется.

И последнее. Над силой воинской один голова должен быть. Вот перед вами десятник самого переяславского князя стоит, Трофим Игнатьич, знаете вы его. Кроме него, нет никого, кто бы воинское дело так знал. Я сам у него обучаться желаю. Сам же в дружине буду, кем он поставит. Могу и сызнова над вами встать, помогать воеводе в дружинном деле, если не отвергнете.

А чтобы не обидно вашим родам было, можете своего человека предложить – хозяйством, к примеру, заправлять. Вот того же Пычея… переводи, переводи, Пычей, не отнекивайся… То не столь почет для тебя, хоть и это тоже, сколь работы поболее и ответ перед людьми по всей строгости держать… Да что я тебе об этом говорю, ты сам староста, все понимать должен.

В общем, народ отяцкий, обсуждайте мысли мои в гуртах своих и приходите с решением… через три дня, вот на это самое место. Воевода переяславский в веси с народом поговорит, а я с теми, кто в лесу сейчас. Решайте, люди, думайте как жить далее будем… Вместе или как? А добыча… Посчитали поди уже все… К себе пока забирайте на хранение, в весь-то ходу ныне нет, поди знаете, что… болезнь у нас. Нет, не мор… Мыслю, буртасы принесли сие. Однако же, если и среди вас такое начнется, то повязки из холстины мастерите, вон как у воеводы нашего, и к лекарю срочно шлите – знает он, как это лечить. А лодьи лучше к насадам поставить, как на них вас домой свезут. Нечего им на виду мелькать.

Ну что, благодарствую за вашу службу, люди. За то, что животы свои не жалели ради родичей своих и соседей добрых. Теперь и отдохнуть пора, погибших похоронить, как подобает, да помянуть их. Засим воеводскую ношу с себя слагаю. На пир не созываю, пока болезнь не прошла, да и невместно мне это делать. Придет время – и отпразднуем сию победу.

Поклонившись в пояс собравшимся, Иван соскочил с кочки, на которой переминался все это время, и отер выступивший пот.

– Даже в бою так не устал, как тут, за речами, – повел он плечами. – Ну как, воевода, не слишком я своевольничал?

– Мысль опосля мне пришла, аще ты не только отяков, но и всех дружинных под себя подомнешь… – печально улыбнулся Трофим. – Так ли это? Мне что за крохи оставишь?

– У нас это называется… что-то типа свадебного воеводы, – хохотнул Иван, уводя Трофима в сторону. – Это тот, кто на свадьбе гуляет да доспехами там блещет, а ни на что другое не пригоден. Ты не сумлевайся, Трофим Игнатьич, не отниму у тебя хлеб твой. И других дел, окромя как по кочкам скакать, найдется полная корзина.

– Это каких? – повел бровью Трофим.

– А чем князь занимается, пока воевода его дружину по полям и лесам гоняет? Если надо, так он и ее возглавить может, а нет, так других дел полна коробушка…

– Не шутковал бы ты, Иван Михайлович, с сякими делами, неровен час, послух найдется, явятся по нашу голову – и с плеч ее снимут за одни только мысли такие, – сразу посерьезнел воевода.

– Нет у меня за пазухой ничего такого, Трофим Игнатьич, даже в голове не держал с князьями да ханами тягаться. Только дело то, что тебе предстоит, схоже больно с их делами. Торговлю надо поставить да округу нашу оборонить, да людишек на каждое дело найти. Мы с товарищами по незнанию дров можем наломать, так что тебе нас и направлять.

– Наломал один сякой надысь. Вона, цельным рядом по пажити разложено, токмо хоронить успевай. – Воевода поднял палец вверх, призывая внимательно себя слушать. – Христом тебя заклинаю, Иван, держи мысли свои в узде, иначе оттяпают тебе язык. Я уж познал сущность твою: аще ты молвишь о чем, то к тому и пойдешь сквозь тернии любые.

– Молчать как рыба буду, Трофим Игнатьич, – улыбнулся Иван и добавил: – Покуда в силу не войдем.

Терлей никогда не мог бы подумать, что его слово может решить судьбу их поселений. Три рода, три больших семьи, три гурта раскололись. Переливающаяся серебром россыпь кольчуг свела с ума многих и многих, сверкающая сталь клинков тоже манила скорым обогащением. Кто-то хотел продать все оружие в Суздале или Муроме, а малое число горячих голов призывали даже идти по стезе побитых буртасов, не боясь повторить их судьбу. Сторонниками продажи были в основном старейшины родов и некоторые общинники из верхних поселений. Большинство из них по причине возраста или отсутствия каких-либо воинских навыков не участвовали в недавних сражениях. Они также не подверглись разграблению и избиению, их не убивали и не насиловали их жен. Однако права голоса полноценных мужей рода у них никто не отнимал, а голосов этих набиралось изрядное количество. Хотя надо признать, крики польстившихся на скорое обогащение отяцких воинов, которые хотели бы пойти по стезе вольных стрелков, тоже были громкими. Не обязательно кого-нибудь грабить, рассуждали они, достаточно наняться в дружину к какому-нибудь влиятельному купцу или даже князю – и все, мошну можно набивать серебром.