– Выдержат. Они тоже усиленные. Отец шутил, что на нашей квартирке можно в космос лететь, – невесело усмехнулся Тихон.

– Ну, так нечего котейку за рожон тянуть, давай, за дело.

– Котейку! Алиса! – спохватился Дежнев.

– Ты что, бро? Кошку с собой берешь? На хрена? – начал было заводиться казак, но осекся, наткнувшись на тяжелый непреклонный взгляд друга, махнул рукой. – А! Делай что хочешь! Тебя ж не переспоришь.

На сборы ушло больше времени, чем Дежнев рассчитывал. Побросать вещи в рюкзак и спрятать индийскую шкатулку с эмиттерами было делом нескольких минут. Мешало уйти иное. Дом, в который последнее время он так редко захаживал, вдруг стал до слез родным и теплым. Каждая вещь хранила воспоминания. Вот ваза богемского стекла, которую отец нашел в руинах Праги. Тихон тогда только начал ходить к наставнику. А вот сборник «Романтические цветы» Николая Гумилева. Отец любил цитировать стихи оттуда. Тихон взял книгу и увидел между страниц уголок фотографии. Отец сам делал фото на старый, еще довоенный фотоаппарат. Фотография – просто листок, без встроенной динамической матрицы – была неподвижна. Тихон подумал, что прошлое и должно быть такое. Неподвижное. Проходит секунда, человек идет дальше, а все вокруг: дождь, и облака, и птицы на деревьях – каменеет. Дежнев раскрыл сборник на странице, заложенной фотографией, прочел:

Он всмотрелся в изображение. На фотографии они были вместе. Отец и мать. Молодые, незнакомые. В странных серебристых одеждах. На заднем плане стояли еще какие-то люди. Но их лица расплывались. Только один мужчина был виден хорошо. Красивый, широкоплечий брюнет. На фотографии он улыбался, и Тихон отчего-то решил, что улыбка эта неискренняя, фальшивая.

– Ты что там медитируешь? Сумку собрал?

Журибеда поднял голову от генератора. На лбу казака блестел пот.

– Сейчас, – пробормотал Тихон и сунул фото в карман плаща.

Алиса вопреки опасениям Тихона пошла в корзину сама. Словно понимала, что здесь ловить больше нечего.

Когда Дежнев собрал вещи, они с Журибедой положили Вертолетчика на кушетку в комнате Тихона, а обезглавленного надоблачника так и оставили лежать посреди комнаты, только накрыли пледом. Огонь поглотит все без остатка, но так отчего-то казалось правильнее.

На журнальном столике Тихон увидел клон-розу. Когда он успел ее вынуть? Тихон взял цветок и положил на грудь к отцу. Наклонился. От тела доктора Дежнева все еще шло тепло, словно он спал или был без сознания.

– Я узнаю правду, отец. Обещаю, – шепнул Тихон.

В кантине «Шчи» при гараже номер семь было непривычно людно. Из рейда вернулось сразу четыре экипажа. Стол у стены пустовал, только посередине, рядом со светильником, лежал кусок обугленного металла и стояла жестянка со спиртом. Команда Красного Жоржа больше никогда не отправится в Неудобья на охоту за артефактами. Время от времени кто-то из танкистов подходил и отпивал из кружки обжигающую жидкость, молча возвращался на место.

– И оно тебе надо, а? Вон, гляди, чем все кончается. Жестяные поминки!

Дядя Сеня, старший механик и владелец кантины, поучал вихрастого худенького паренька с большим носом. Юноша был одет так же небрежно, как и завсегдатаи заведения, но видно было, что это тщательно продуманная небрежность фаната, желающего походить на своих кумиров. Звали его Ваня Пяткин, и он постоянно отирался рядом с гаражом.

– Мустанкеры – все смертники, – продолжал Сеня. – Я в молодости тоже пошел в рейд, и в первой же заварушке оттяпало мне руку. – Трактирщик закатал рукав и продемонстрировал юноше блестящий протез. – И что обидно – свои же удружили. У них на хорнете фриз старенький стоял. Его с КТО списали. Ну, броню-то в гараже подлатали, а с пушкой маленько недокумекали. Забавно, когда твоя хваталка вдруг синеет, потом белеет и хлоп на пол, точно долбаная сосулька. Ну, я повалялся в больничке, разжился протезом и решил, что лучше остаться при гараже. А мои компаньоны, нам тогда было чуть больше, чем тебе, так вот, через год все они легли на броню… Шли на пыльниках в ближние Неудобья за легким хабаром. У сухого арыка решили срезать и попали в капкан. Десять говорунов с бронебойным комплектом и минное поле. Короче, спеклись мигом.

– И что, шансов выжить нет? – Парень грустно посмотрел в полупустой стакан.

– Ну, не то чтобы совсем нет, – протянул Сеня, вставил в локтевой разъем штуцер и благословляющим жестом простер руку над кружкой. Из указательного пальца ударила струя темного пива. – Вон видишь в углу команду? Это Тихон Дежнев со своими головорезами. Держатся уже шесть лет. Ни одного провального рейда. А как на дамбе всем яйца крутят! Просто завидки берут.

– Да-да, Тихие, я про них все знаю!

Паренек во все глаза уставился на мустанкеров.

– Да не пялься ты так! – зашипел трактирщик, схватил Ваню за плечо и слегка повернул к себе. – Танки у них, конечно, что надо, настоящие турнирные быки, да еще и навернуты под пустошь. Но дело не только в этом. Говорят, отец Дежнева был ученый и сын что-то такое получил в наследство. Смекаешь?

– Какие-то реликты войны? Супероружие? – оживился Ваня.

– Тише, тише. Стоп машина! – Дядя Сеня улыбнулся в усы. – Все мустанкеры Неудобий хвастают, что навернули свои танки военными примочками. И что? Сыпятся, как и всегда. А эти – нет. Выходят чистыми. И все в цвет. Я слыхал, это как-то связано с кошкой Дежнева…

– Дядь Сень, я все хотел спросить, а почему они называют себя мустанкеры?

– Не знаешь? Немудрено. Это муля такая, из старых времен, – усмехнулся Сеня и задумчиво огладил усы, – до Серых десятилетий еще дело было. Короче, слушай, давным-давно белые люди привезли в Америку лошадей…

– Америка? Та, что ядерную войну развязала? А зачем им лошади-то? – округлил глаза Ваня.

– Да нет, дурень! – усмехнулся гаражный мастер. – Америка – это континент, а войну развязали США. Они тоже поначалу ничего были ребята. Ну а потом, как всегда, захотели съесть больше, чем могли. Землица, Ваня, она не виновата, что на нее дурной человек приходит. Так-то.

– А что с лошадьми?

– Ну, привезли их, значит, а те со временем расплодились, одичали. Появились огромные стада. Их стали называть мустангами. Потом белых людей в Америке стало больше. Появилась потребность в скаковых лошадях. Танков-то тогда не было. Короче, появились те, кто мустангов ловил и укрощал. Их называли мустангеры.

– А наши танки ловят! – догадался Ваня.

– Верно! – хохотнул Сеня, хлопнув паренька по плечу, так что Ваня едва не слетел с барного стула. – Найти танк, конечно, большая удача. Даже самый занюханный пыльник стоит бешеных денег. Но не это главное. Заарканить и приручить дикого мустанга было опасным делом. Пойти в Неудобья за хабаром – еще опаснее.

– Выходит, и мустанкеры, и мустангеры ищут опасности? – недоверчиво покачал головой паренек.

– Смертельной опасности, дружище, – веско поднял палец Сеня. – Смертельной!

Покидая питейное заведение, Ваня не обратил внимания на сгорбленную фигуру, одиноко сидящую за столиком, что притулился в углу, прямо возле стойки, по разные стороны от которой стояли он и дядя Сеня. Собственно, фигуру-то эту и разглядеть толком было довольно трудно – всю ее окутывал то ли плащ с капюшоном не по размеру, то ли темное одеяло, подпоясанное кушаком. В общем, типичный бродяга степных дорог. Их здесь старались обходить стороной из соображений брезгливости. Конечно, большинство здешних завсегдатаев проводили много времени «в полях», вдали от прелестей цивилизации. Однако вернувшись с хабаром, они стремились поскорее совершить гигиенические процедуры – личную чистоту постоянные жители дамбы старались блюсти. А бродяги жили собирательством и побирушничеством и поэтому денег на комфортабельный постой не имели никогда. Дождик в степи застал – вот и помылся бродяга.