29 МАРТА, 1956

КПП ШАНХАЙ

КИЛОМЕТР 18, 741

1-ая: Адель Вулф, 12 дней, 10 часов, 37 минут, 5 секунд.

2-ой: Лука Лоу, 12 дней, 10 часов, 37 минут, 10 секунд.

К тому времени как она достигла КПП Шанхая, Яэль едва понимала, была ли она во сне или наяву. Стрелки на трассе вели ее сквозь мглистую городскую дорогу, кишевшую электрическими машинками и гнущимися рикшами, запахами свежей рыбы и соли, все время прямо до деревянных доков, заг-загами спускающихся в море. Финишной прямой была лодка по имени Кайтен. Вид у палубы был военный, очерченный еще не до конца взошедшим солнцем. Ее корпус - весь свежий, только что покрашенный, гладкий - занижал достоинство всех остальных кораблей в порту, включая рыбные лодки и плавучие дома.

Яэль вкатилась на борт, позволяя двигателю замолкнуть и умереть. Двадцать четыре часа и семнадцать минут. Вот, как долго она была на мотоцикле. Должно было получиться короче, но после аварии она просто не смогла сразу поехать. Она остановилась на краю дороги и постаралась дышать. Сняла перчатку с правой руки и надела на левую, но все не то. Она выбросила и ее в кусты, как раз в то время, как Лука промчался мимо, даже не оглянувшись. Она подождала еще несколько минут (она не была уверена, чего... Такео? Ивао? Феликса?), и затем уже больше не могла оставаться на месте. Она должна была продолжить путь, оставаться на первом месте, победить.

Она должна дать смысл их смертям. Даже Катсуо.

Его имя уже было перечеркнуто, когда она добралась до корабля. (Караван с припасами нашел его несколько часов назад, как сказал ей часовой, когда она спросила. Медики ничего не смогли сделать, кроме как телефонировать о фатальной аварии. ) Яэль уставилась на линию, выведенную мелом, пока ее глаза не начал заполонять сон, и все это не стало одним большим пятном. Таким же расплывчатым, как и ее мысли.

Тсуда Катсуо. (Нет: Тсуда Катсуо. Я должна думать о нем без линии. Какой от них толк?) Семнадцать. Родился в Киото. Победитель восьмого тура Аксис. Мертв. Как и многие другие. Столько других...

Пять секунд. Небольшой отрыв. Но осталась одна часть тура. Последняя часть. Где мои перчатки? Ах, да, они там, на дороге. Потеряны. Утеряны.

Утеряны, утеряны, утеряны.

На борту Кайтена общей спальни не было. Каждого из гонщиков обеспечивали собственными каютами. Они представляли собой утилитарные помещения, содержащие всего лишь ванную и кровать. Когда Яэль достигла комнаты Адель Вулф, она упала на свежие выглаженные простыни и уснула, как младенец. Не двигаясь, в темноте и без кошмаров.

В этот раз, когда она проснулась, света не было. И Феликса, улыбающегося и показывающего на разноцветное небо, тоже. Маленькое круглое окно заволокла тьма. (Закат? Или рассвет? Сказать было невозможно.) А Феликс... наверно, закрылся в своей комнате, если он вообще на корабле.

Вначале Яэль думала, что у нее просто голова кружилась от резкого поднятия, но вскоре она поняла, шатаясь на ногах, что это движение корабля. Они уже в море. Другие гонщики, наверняка, добрались до борта, пока она спала.

Все, кроме Катсуо.

Мысль, имя ударили ее холодной, ужасной ясностью. Больше никаких пятен и онемения.

Память о нем, ударяющимся о дороге так сильно, что конечности превратились в месиво, казалось ночным кошмаром. Больше, чем жизнь. Он лепился к ней, как масляные пятна, заставляя чувствовать слабой и грязной.

Слишком много ее ночных кошмаров становились явью.

- Тсуда Катсуо мертв, - сказала она громко гладкой металлической стене напротив. Слово отозвалось эхом, слабо, слабее, слабее...

Причины внутри нее были в ярости, танцуя вокруг границ. Моя жизнь либо его. Это не моя вина. В конце нет. Если бы он отпустил, если бы не так сильно оттянулся назад, то не потерял бы равновесие. Я не выбирала его смерть. Но я ее вызвала...

И голос, шепчущий громко, громче, громче - самый старый шепот из всех - произносил всего одно слово: Монстр.

Она боялась, что он прав.

Море разбушевалось, его воды терзались, брыкались, хлестали в каждом направлении. Команда Кайтена казалась невозмутимой, вышагивая по коридорам с уверенностью горного козла. Но Яэль и другие участники провели большую часть времени, пытаясь удержать содержимое столовой от выливания на пол их кабин. Сама столовая была почти пустой, когда Яэль туда направилась, за что девушка была безумно благодарна. Она не смогла бы выдержать взгляды других участников, - настоящие или же воображаемые - впивающиеся в нее, как взгляд Катсуо. По сто раз, снова и снова.

Взгляд, которого она боялась больше всего, принадлежал Феликсу. (Судя по табло он достиг корабля, двенадцатым и последним.) Но брат Адель и его холодные глаза-льдинки нигде не показывались. Ларс (у которого лицо почему-то было немного зеленым) и Риоко были единственными обедающими, поглощая лапшу удон из мисок и держась за стулья.

Яэль, опустив голову, направилась за своей тарелкой еды и села за отдельный стол. Качание корабля создавало в миске маленькие волны из бульона, отражающего грустное выражение лица Адель. Яэль смотрела и смотрела на переплетенную лапшу, пытаясь заставить себя есть. Последняя часть тура Аксис составляла всего тысячу двести километров от Нагасаки до Токио. Двенадцать часов езды на самой высокой скорости. Двенадцать часов Луки на хвосте, пытающегося закрыть ту пятисекундную разницу между ними.

Яэль нужны были любые источники энергии. И хотя она давно не ела, она не чувствовала голода. Лишь пустоту и слабость.

Она все еще смотрела на еду, когда стул рядом с ней двинулся. Это была Риоко, присевшая к ее столу. Короткие, сатиновые волосы девушки коснулись ее подбородка, когда та поклонилась.

- Привет, меня зовут Оно Риоко.

- Я Адель, - кивнула Яэль в ответ, решаясь встретиться глазами с девушкой.

В ее взгляде не было свирепости и осуждения. Вместо этого на щеках появились ямочки.

- Спасибо за то, что помогла убежать от коммунистов. И за помощь Ямато. Он очень благодарен.

Яэль не знала, что сказать. Всегда пожалуйста - полная ересь. Промолчать означает оскорбить. Поэтому она произнесла последний вариант:

- Как Ямато?

- Он рад, что ему больше не приходиться участвовать. Ямато хороший гонщик, но его сердце не здесь, - щеки Риоко покраснели, став из розоватых сливовыми. - Он хочет изучать литературу и стать учителем.

Яэль вспомнила потрепанную книгу парня. Как он читал стихи вслух, идеальный тон и темп.

- Он будет хорошим учителем.

Риоко кивнула:

- Я тоже так думаю.

Яэль сунула руку в карман, вытаскивая бумажные фигурки. Звездочка была уплощена, а шея журавлика отклонилась назад, сломавшись.

- Спасибо за них.

- Ты их так и не открыла, - нахмурилась Риоко и взяла фигурки из рук Яэль. Ее ловкие пальце развернули бумагу, разгладили складки.

На обеих бумажках что-то было написано рукой, между газетными статьями немецкой пропаганды и арабских новостей.

На звезде: "Катсуо планирует сбить тебе с дороги вместе с Хираку, Такео и Ивао. Обгони их настолько быстро, насколько можешь." На журавле: "Катсуо планирует подмешать в твою воду яд. Держи бочонки близко."

Правда была внутри. Всегда внутри. (И это заставило Яэль задуматься, если бы она таким образом развернула себя, что бы она нашла. Монстра, которого создал Гайер? Или Валькирию, созданную ею самой?)

Она не знала. Не знала.

Как она могла забыть себя?

- Ты пыталась меня предупредить, - Яэль произнесла мысль вслух, потому что этот вопрос было легче задать. - Но почему?

- В прошлом году я смотрела, как ты соревновалась. Ты гнала очень хорошо. Лучше, чем мальчики. И я этому обрадовалась. У меня появилась... - Риоко замолчала, ища подходящее немецкое слово. - Надежду. Надежду, что я тоже смогу участвовать, несмотря на свой пол. И в Праге, когда я сидела в одиночестве, ты улыбнулась мне и снова дала надежду. Я хотела тебя отблагодарить.