- Знаю, его всегда учитывают, - Лука скрестил на груди руки. - А теперь, может, позволите девушке, которая только что проехала тысячу триста километров, спокойно завершить ужин?
С каждой секундой краснота распространялась дальше и дальше по телу сержанта, в то время как тот кинул взгляд на полупустую миску с пастой. Спустя несколько секунд внутренней борьбы он развернулся и пошел прочь. Глава КПП и рядовой последовали за ним, последний еще раз оглянулся, прежде чем выйти в прохладную римскую ночь.
Они ушли.
Пальцы Яэль отпустили вилку. Она уставилась на Луку. Он стоял лицом к двери со все еще скрещенными на груди руками. Лохматая прядь его светлых волос, слишком длинных по уставу Гитлерюгенда, упала на глаза, скрывая выражение его лица. Этот парень, он был кем-то... большим.
Но кем?
Когда Лука наконец-то повернулся, его лицо перекосилось от ухмылки. Он должен запатентовать ее, подумала Яэль, и сделать из нее маску.
- Доедай и иди спать, Фрейлин. Следующий этап - та еще сука.
Яэль смотрела уходящему парню вслед, следя за тем, как тот легким ударом сбросил в мусорное ведро свою незажженную сигарету. Где-то в горле она почувствовала мелкие частые удары сердца, похожие на оружейную дробь.
ГЛАВА 11(СЕЙЧАС И ТОГДА)
11 МАРТА, 1956
КПП, РИМ
Яэль была жутко уставшей, но долго не могла уснуть. Ее тело ныло от боли (не важно, какую позицию она принимала: она все равно чувствовала уколы по изможденным мышцам), а внутренности капризно бурчали от только что принятой пищи. Звук открывающихся для новоприбывших участников ворот, доносившийся с улицы, не помогал заснуть. А еще мешало расположение койки: прямо напротив Луки. Он спал, повернувшись к ней спиной, но само его присутствие заставляло Яэль лежать, как на иголках.
Она сосредоточила взгляд на голой спине победителя. Серебряная цепь, свисающая с шеи, блестела, переплетая позвонки. Железный Крест висел на столбике кровати. Он выглядел странно без своего обладателя. Или, может, обладатель выглядел странно без него?
Разве это важно?
Яэль перевернулась на другую сторону. Все было таким тяжелым: ее мышцы, надежда, линия, перечеркивающая имя Шиина Хираку. Эти вещи впивались в ее грудь тысячами острых игл, в то время как она уставилась на трещины в стенах спальни.
Вместо овец она считала волков.
1,2,3,4,5. 1,2,3,4,5. 1,2,3,4,5. 1,2,3,4,5. 1,2,3…
ТОГДА
ТРЕТИЙ ВОЛК: МИРИАМ
ВЕСНА 1945
С приходом весны наступило потепление. А с потеплением пришло зловоние. Кое-где росли цветы, но даже широкие поля цветущих растений не смогли бы перебить запах смерти.
К тому же тут ничего не росло.
В прошлой жизни, которую Яэль было тяжело удержать в памяти, смерть являлась шокирующей вестью. Наступало время слез, ритуалов и воспоминаний. Но когда умерла мать Яэль, никаких семи дней шива никто не устроил. Не было памятника и могилы, которые можно было бы посещать. Не было глубокого низкого мужского голоса, читающего молитву над усопшей.
Случилось только одно: мать Яэль была с ней, а потом исчезла.
Мириам пыталась почтить память Рэйчел, выдернув из матраса несколько соломинок, перевязав их вместе и повесив свое изобретение на стену. ("Представь, что это горящая свеча, - сказала она, поглядывая на соломинки. - Мы не можем забывать тех, кто умер. Ты должна всегда помнить о погибших, Яэль.")
После смерти матери Яэль шептание слова "монстр" вокруг нее урядились. Вместо этого ее повсюду сопровождали тихие, сочувственные взгляды. Она постоянно сидела в углу своей койки. Рассматривая. Ожидая.
Меняясь.
Она обнаружила в себе способность контролировать изменения: для этого ей необходимо было сосредоточиться на чем-то особенно усердно, чувствовать это всей душой. Воспоминания о матери пришли к ней первыми, показали ей, на что она способна. Яэль смотрела на полный блох матрас (освободившееся место заняла лысая женщина, дергающая ногами во сне, будто в драке) и представляла там маму. Как раньше, с бархатными густыми волосами. С нескончаемыми веснушка на плечах.
Эта грусть отдалась в ней черной, темной яростью. Яэль взяла тот огонь, который горел в ней, и вдавила его со всей силой в кости.
Сделала его своим.
Ее волосы начали расти, покрывая плечи. Длинные и достаточно густые, чтобы заплести из них косу. Одна за другой на коже стали появляться веснушки, пробиваясь сквозь цифры на ее предплечье.
Она была Яэль, но уже не такой, как раньше.
Не моя Яэль. Монстр, монстр. Монстр!
- Рэйчел?
Яэль затаила дыхание. Она подняла голову и увидела Мириам. Девушка была всего на семь-восемь лет старше нее, но всеми силами старалась заполнить пустоту в душе Яэль, созданную потерей матери. Она напоминала девочке поесть, прижималась как можно ближе по ночам, чтобы согреть, расспрашивала о визитах к доктору. Из всех жителей Казармы номер 7 Мириам единственную не волновали позеленевшие, как топазы, глаза Яэль или бледные нити ее волос.
Но в тот момент в глазах девушки, держащей в руках два куска хлеба, читался страх. Он отразился на ее перекосившейся нижней челюсти, заставил задрожать с головы до пят. Ее лицо видело призрак и стало призраком.
- Это... это я, - прошептала Яэль, потому что не была уверена, что ее узнают. - Яэль.
Руки Мириам задрожали с такой силой, что драгоценные куски хлеба упали на пол. Кожа все еще была такой же бледной, как у мертвеца. Наконец, справившись с потрясением, она присела к Яэль на край койки.
- Что ты делаешь? - спросила Мириам, пододвинувшись еще ближе. Она вся превратилась в стену, закрывающую маленькую девочку от ненужных взглядов жительниц казармы номер 7.
Мириам защищала ее. Прикрыла, прямо как большая матрешка прятала маленькую.
- Я... я не знаю, - прошептала Яэль. Она продолжала смотреть на веснушки. Именно на те веснушки, которые всегда успокаивали ее в минуты горечи и страха. Когда мама прижимала ее близко к себе. Это было так странно, видеть что-то, чего уже не существовало. Но в то же время оно было здесь.
Мамины веснушки. На ее руке. Яэль. Но не Яэль.
- Можешь снова это сделать? Принять чей-то облик?
Могла ли она? Яэль зажмурила глаза. Первым человеком, которого она представила, была Бабушка со своими ступнями, похожими на вороньи лапы, и улыбкой, как клавиши рояля.
Меняйся. Меняй.
Яэль почувствовала холодную грусть снега. Дым в виде призраков в глазах старой женщины. Она вобрала это в себя и сосредоточилась.
Когда Яэль открыла глаза, она увидела новые метки у себя на коже: года и возраст, которые она не проживала. Пальцы в мозолях от постоянной работы на строгальных ножах. Изможденные трудом, которого она не испытывала. Густые волосы мамы исчезли. Вместо них появились седые и короткие.
Первым вопросом Мириам было не Как? или Почему?. Вместо этого она запустила пальцы в свои черные кудрявые волосы и спросила:
- Доктор знает?
Яэль покачала головой.
- Можешь опять выглядеть так, как этим утром? - спросила Мириам.
Яэль видела это пастельное арийское лицо, - ее, но в то же время совсем чужое - урывками. В отполированном лезвии скальпеля, в стеклах очков доктора Гайера, в размытых лужицах воды в уборной. Она закрыла глаза и попыталась соединить все эти фрагменты воедино, как пазл.
- Хорошо, - прошептала Мириам, когда трансформация закончилась. - Оставайся такой. Никому не показывай своих способностей. Особенно доктору.
- Почему? - спросила Яэль. Она вспомнила то утро, когда мама не проснулась со всеми, утро, когда доктор Гайер увидел трансформацию и так обрадовался, что подарил ей целую коробку конфет.
Она и представить не могла, что он сделает, когда увидит такое.
