— Не канючь!

Он в ответ захлопал ресницами и протянул жалобно:

— Ну Регина-а-а-а!

Я вздохнула — и сдалась. Пробормотала тоскливо:

— Надеюсь, хоть в Бабайку ты не веришь.

Эринг вернулся «из кустиков», когда я уже закончила и, ругаясь вполголоса, перевязывала ладонь.

— Что ты делаешь? — удивился он.

— А что, не видно? — огрызнулась я. — Расплачиваюсь за свою покладистость.

— А, ну да, — он покивал, принял горделивую позу и процитировал выспренно: — Руны на роге режу, кровь моя их окрасит…

Захотелось кинуть в поганца чем-нибудь (вот хотя бы огрызком яблока!). Отказывать себе в такой мелочи я не стала. Расхохотавшись, он легко увернулся и плюхнулся рядом.

— Не злись! — попросил Эринг, одной рукой обняв меня за плечи, а в другую взял кусок колбасы. — Ты хорошая. Самая лучшая, вот!

Панегирик прозвучал невнятно из-за колбасы, которую Эринг, недолго думая, засунул в рот.

Я только вздохнула. Шут!

С наступлением ночи ощутимо похолодало.

Эринг хорошенько растер меня какой-то подозрительной мазью и клялся, что завтра мышцы болеть не будут. Заодно и согрелись…

Мы лежали в обнимку. Я сама не заметила, как задремала.

— Регина, ты спишь? — тихонько позвал он вдруг.

— М-м-м? — протянула я, с трудом размыкая словно налитые свинцом веки. — Эринг, чтоб тебя! Уймись.

Спать хотелось ужасно.

— Там кто-то есть! — сообщил Эринг напряженно.

— Где? — не поняла я. Темно, хоть глаз выколи. Что он умудрился там разглядеть? — Слушай, не выдумывай, ежик какой-нибудь или белка.

— Нет! — он мотнул головой. — Что-то другое. Крупнее.

Я пихнула его кулаком в бок.

— Эринг! Спи! Все спокойно и…

Договорить не дал тоскливый вой. «Волк?!» — ужаснулась я, нащупывая в сумке револьвер.

Свет ударил по глазам. Я со сдавленным проклятием отшатнулась, прикрывая лицо рукой. Неужели местные балуются ночной охотой?

— Регина, — голос Эринга явственно дрожал. — Смотри!

— Что еще? — начала я раздраженно и осеклась.

На границе наспех начертанного круга топталось что-то огромное, черно-синее…

Между нами и незваным гостем пылал огонь. Эринга била дрожь, и не надо уметь читать по губам, что бы угадать дрожащее на них «драугр».

— Кто вы? — строго поинтересовалась я. — И что вам нужно?

Вместо ответа «умертвие» что-то промычало и вытянуло руки. Прямо канонический оживший мертвец: одутловатое лицо, распухшие конечности, потемневшая кожа, красно-бурая одежда. Драугр заворчал недовольно, переступил на месте. Он словно не мог пересечь невидимую черту.

Инспектор, отчаянно храбрый в обычной жизни, теперь лишь заворожено смотрел на «умертвие».

— Эринг! — позвала я и, не глядя, сунула ему револьвер. — Двинется вперед — стреляй!

Не зря старики верили, что холодный металл снимает чары. Прикоснувшись к револьверу, Эринг словно ожил: отодвинул меня за спину, взвел курок и напомнил:

— Это его не убьет! Нужно отсечь голову.

— Убьет, — усмехнулась я, выглядывая из-за его плеча. — Или хотя бы испугает. Если ты зажмуришься и промажешь.

— Регина, — возмутился он уже почти нормальным голосом. — Ну что ты!

— Эй, вы! — крикнула я, не вступая в бессмысленные пререкания. — Уходите, или мы будем стрелять!

«Чудовище» повело башкой, проворчало что-то… и утопало прочь. Огонь тоже потух.

— Фуууух, — Эринг покрутил головой, разминая затекшие мышцы шеи, сунул оружие в карман и сказал укоризненно: — Регина, почему ты не упокоила его магией? Такой случай упустили!

— Случай? — повторила я, обхватывая себя за плечи. Надо признать, в первую минуту я здорово испугалась. — Это был не драугр.

— Ты опять начинаешь? — вознегодовал он. — Признай, что ошибалась. Явно же все!

— Что именно? — едко осведомилась я. — Эринг, да очнись ты! Оживший мертвец испугался револьвера, да?

— Ну, может он не испугался. Может, совпадение.

Я вздохнула. Вот же упрямец!

— Эринг, — мягко, как ребенку, сказала я. — Во-первых, драугры очень тяжелые. Настолько, что под ними продавливается земля. Можешь взять фонарь и посмотреть на следы этого твоего «ожившего мертвеца». А во-вторых, умертвиям ни к чему керосин!

— Что? — не понял он. — Какой керосин?!

— А ты принюхайся, — посоветовала я. — Пахнет горелым мхом и керосином. Кто-то плеснул горючего и бросил спичку, что бы эффектно подсветить сцену. Радует меня только одно…

— Что? — поводя носом, пробормотал Эринг.

— Нас явно хотели просто напугать. Иначе напали бы в темноте, — отрезала я. — А теперь давай спать!

Проснулась я, когда солнце едва-едва поднялось над горизонтом. Зевнула, шевельнулась в объятиях Эринга и поморщилась. Сдавил меня, как тюбик зубной пасты, еще и навалился сверху!

Он безмятежно посапывал. Тень от ресниц лежала на щеках, губы трогательно припухли… так бы и любовалась, но природа требовала своего. Я попыталась выбраться из капкана рук, но не преуспела. Пришлось будить.

— Эринг! — прошептала я. — Пора вставать.

— М-м-м, — ответил он сонно и сжал меня еще крепче.

— Эринг! — просипела я придушенно. — Я же не плюшевый мишка!

Просыпаться он упорно не желал. Улыбнулся, потерся носом о мои волосы и затих. Пришлось прибегнуть к крайним мерам. Я вздохнула и рявкнула в чуточку оттопыренное ухо:

— Драугр!

Эринг взвился, словно ужаленный.

— А? Что? Где? — ничего не понимая спросонья, пробормотал он. — Что случилось?!

— Все в порядке! — заверила я, с трудом садясь. Затекшее тело повиновалось неохотно. И соврала: — Тебе что-то приснилось.

— А-а, — он потер покрасневшие веки (небось ночью еще долго прислушивался, не возвращается ли ужасное чудовище). — Ну, тогда доброе утро.

— Доброе, — с сомнением ответила я и ретировалась «в кустики».

Когда я вернулась, хмурый Эринг бродил меж могил.

— Изучаешь следы? — поинтересовалась я, инспектируя остатки продуктов.

— Ага, — кивнул он и пнул ближайший булыжник. Признал неохотно: — Ты права, тут были люди.

Я только кивнула, проглотив вечное женское «я же говорила!» вместе с куском булки.

— Завтракать будешь?

— Спрашиваешь! — Эринг мигом забыл о следах и схватил протянутый бутерброд. Вгрызся в уже подсохший хлеб и спросил с набитым ртом: — Что теперь делать?

Я пожала плечами.

— Могу сказать одно. Как хочешь, но на вторую ночь я тут не останусь. Спать на земле не очень-то удобно, даже если она теплая.

— Эх, — он торопливо, почти не жуя, проглотил кусок. — А ведь тут так романтично: только ты и я.

— И самодеятельный театр, — подхватила я насмешливо. — И мертвецы в своих могилках. И комары — заклятие-репеллент почти выдохлось.

В отличие от меня, Эринг редко выбирался на «лоно природы», предпочитая городские джунгли. Оттого слишком идеализировал сельскую жизнь.

Эринг нахально вытер жирные пальцы о плед и улегся, закинув руки за голову.

— Прагматичная ты!

— Разумеется, — согласилась я, разрезая последнее яблоко. — Что в этом плохого?

— Да ничего, — вздохнул он и оторвал мечтательный взгляд от неба. Повернулся ко мне. — Но разве тебе никогда не хотелось… ну, не знаю, убежать на край света?

Пахло от него табаком — дешевым, забористым, от которого першит в горле. Видимо, не утерпел, выкурил сигарету.

— Эринг, — я осторожно легла рядом и, протянув руку, дернула его за русую челку. — Ты иногда кажешься таким мальчишкой!

— Я младше тебя всего на год, — заметил он, кажется, чуточку обиженно. — Даже меньше.

— Знаю, — я улыбнулась. — Но так любишь дурачиться, словно тебе пятнадцать.

Он по-детски надул губы. Не выдержал, расхохотался. Я тоже улыбнулась.

— Так серьезно, что делать будем? — спросил он, отсмеявшись. — Если честно, я растерялся. Дурацкая какая-то история.

— Дурацкая, — я потерла переносицу. — Признаю, это было оригинально. Только глупо.