– Твоя бабушка прелесть, – взяв под руку Галину, увлекла ее Майя на прогулку по залу. – Слушай, ты мне очень нужна, у меня… проблемы.
– Так давай найдем укромный уголок…
– Нет-нет, – перебила Майя, – здесь нельзя.
– Почему? – подняла тонкие брови Галина, выщипанные еще в пору юности, мода изменилась, а брови так и не отросли.
– Боюсь случайных ушей, – потупилась Майя.
Галина остановилась, одной рукой развернула к себе подругу и с беспокойством спросила:
– Боишься? А в чем дело? Вижу, ты сегодня какая-то не такая. Нервическая. Что случилось?
– В двух словах не получится. Давай встретимся, м-м? Ой, смотри, шампанское раздают. Идем? Сейчас как напьюсь…
– Напьешься?! Ты меня пугаешь, – вновь остановилась подруга.
Да, Майя не любитель выпивки, даже шампанским ее далеко не всегда соблазнишь, а тут… Видя обеспокоенное лицо Галины, она рассмеялась и потянула ее за руку:
– Идем, идем… Я так рада, что ты вернулась!
Обе ходили по залам, попивали шампанское, к счастью, у них неизменно находились темы для болтовни помимо современной живописи, которую обожала Галина. Обычно не хватало времени, чтобы обсудить кучу важных тем, Майя вечно куда-то спешила, но и здесь им не дали пообщаться.
– Галина Сергеевна, – сказал за спиной молодой человек робким голосом, – вы не могли бы посмотреть мои работы?
Долговязый парень лет двадцати пяти с козлиной бородкой и неопрятными кудрями до плеч извиняющимся тоном продолжил, когда женщины к нему повернулись:
– Мне сказали, самый крутой ценитель здесь – вы.
– Милый юноша, – проговорила Галина, осматривая его с головы до ног жалостливым взглядом, – я не галерист.
– Вы больше, – заверил молодой человек. – Когда вы обращаете внимание на работы, их успешно продают. Вы талисман. Мне так и сказали: талисман.
– Серьезно? – не обрадовалась Галина. – Значит, я талисман… Предмет, хм, неодушевленный. Ну, ладно, показывайте… что вы там наваяли.
Он повел их в дальний зал, настраивая на просмотр:
– Мое направление – фэнтези… Слышали имя – Фрэнк Фразетта?
– Нет, мой друг, не слышала, – ответила Галина. – Я дилетант.
– Про вас говорят обратное, вы ценный критик. Просто я работаю в стиле Фразетты, но вношу в этот жанр свое. Это жизнь и смерть, вечная противоположность, вечный конфликт.
Работы оказались любопытными, в смысле выполнены мастерски, но сюжеты какие-то детские (по мнению Майи), зато красочные. Средневековые рыцари с пустыми глазницами, мечи, змеи, огонь и ночь, капюшоны, плащи… Галина с интересом ходила от полотна к полотну, картин было немного, всего шесть штук, а молодой человек следовал за ней хвостиком, наконец, она сказала:
– Ну, жизни я тут не вижу, а вот смерти… сколько хочешь.
– Это направление такое… – растерялся художник.
– А рисунком вы владеете неплохо, юноша. Неожиданно, знаете ли… обычно школа у молодых художников сильно хромает. Вот если бы вы писали что-то более мирное… М-да, из вас выйдет толк.
– Вот вы где! – К ним стремительно шел Станислав. – Ого, Галина свет Сергеевна открыла новое дарование?
– Ты знаешь, да, – ответила она с вызовом. Галина недолюбливала Стаса (это взаимно), случалось, вступала с ним в полемику, похожую на перепалку, и, как правило, побеждала, потому что умнее. – Мальчик весьма талантлив.
– Да ну? И тебе, Майя, нравится?
Жена пожала плечами, дескать, не определилась, а молодой человек огорчился, однозначно он рассчитывал на дифирамбы. Компания пополнилась, к ним присоединился Аркадий Трухан, человек-паук, у него сеть аптек – натуральная паутина в городе. Стало быть, и денег у него вагон – люди же любят покупать лекарства. Аркаша в приятельских отношениях со Стасом, он как раз из тех, кому Майя не очень рада (мягко говоря), да деваться некуда. Трухан абсолютно безликий, кстати, не из-за того, что белесый (включая брови с ресницами), у него и черты размытые, бледные. Имея невыразительную внешность, умные люди стараются выработать свой неповторимый стиль, подчеркивая индивидуальность, но он умудряется и одеждой обезличить себя, сделав ставку на классику: костюм-строгач, галстук, идеальная рубашка в мелкую крапинку, запонки, дорогие часы.
– Неплохо, неплохо… – с видом знатока сказал Аркаша, хотя в живописи он понимает ровно столько, сколько и Станислав.
А на которую он обратил внимание – бррр! Разумеется, изображена ночь – у мальчика везде ночь, удивительно мрачное ощущение жизни. В этой ночи – некий вихрь. В эпицентре обнаженная пара вот-вот поцелуется, их губы уже близко друг к другу, но юная дева смущена. Она скосила глаза на людской поток, люди и есть вихрь, их много, они скученны, кто в полный рост написан, а кого-то художник дал деталями. Собственно, это не люди как таковые, а скорей всего, их нутро, изъяны, пороки. Наверное, поэтому они и спрятаны за дымовой завесой, видишь их, когда хорошо присмотришься, ведь плохое не сразу рассмотришь, плохое в человеке не бросается в глаза до времени.
Итак, сюжетец изобиловал пороками… Нагая девица в откровенно похотливой позе лежит на ложе из мужчин, возможно, это трупы. Косматая старуха смотрится в зеркало, в котором она – юная и прекрасная, но хитрая и явно распутная. Рыцарь в латах и без головы, голова в его руках – не поймешь, почему. Современный служащий, словно маньяк, уставился в компьютер, на его лицо падает свет от монитора, отчего он тоже похож на мертвеца. Жирная обнаженная бабища безобразна и похабна; старик в шляпе и где-то на периферии, он словно лишний тут; юноша с желтыми глазами хищной птицы достает нож из-за пазухи; мужчина в автомобиле с простреленной головой…
И в таком духе. Но не в этом фишка. Если присмотреться, собрать в одно целое все образы, то можно увидеть, что и вихрь не вихрь, это сама Смерть в традиционном плаще с капюшоном зависла над влюбленными и вот-вот обнимет их. Волосы юной девушки – о, ужас! – спутались с инструментом Смерти – косой, а поначалу этого не замечаешь, потому что коса частица вихря. И становится ясно: Смерть подобралась к двум белотелым влюбленным, она хочет кинуть их в свою мантию, где уже много скопилось человечков.
Жуть полная. Майя даже поежилась, рассмотрев сюжет и подумав: «Ну, почему, почему молодые художники с такими мрачными взглядами на мир?»
– Как называется? – осведомился Аркаша.
– Я не даю имен своим работам, – смущенно ответил молодой художник, разминая длинные пальцы. – Когда писал именно это полотно, думал о жизни, о том, как неумело мы живем, неумело и ограниченно. Но это мое внутреннее видение, а зрители по-разному воспринимают материал, метафоры… Кто-то увидит в моей работе совсем другой пласт.
– Логично, – закивал Аркаша со знанием дела, словно заправский критик, пятясь и одновременно любуясь картиной. – Это сильная вещь… она впечатляет. Я бы назвал эту работу… Когда Смерть обнимает!
– Вычурно, – не понравилось название Галине.
– Ну, тогда… Поцелуй Смерти. А? Как вам?
– Но здесь поцелуй двух влюбленных, он еще не состоялся, кстати, – возразила Галина, рассматривая картину по-новому, в некоторой степени пристрастно. – А Смерть ждет их поцелуя, точнее, она ждет какой-то ошибки, роковой оплошности. Любящие люди часто беспечны, не подозревают, сколько за их спинами таится зла… Не думаю, что мое название точное, но я назвала бы эту работу… «Она всегда с тобой».
– Мне нравится, – обрадовался художник.
Станислав не дружил с метафорами и прочими изысками из области искусств, не гонялся за смыслом в произведениях, он откровенно скучал и тайком позевывал. Дождался, когда наступила пауза, и тронул Майю за локоть:
– Поехали домой? Я что-то устал.
– Стас, купи работу мальчика, пока дешево продает, – предложила Галина. – Через десять лет на ней заработаешь раз в двадцать больше.
Он знал, что престарелой подруге жены можно верить – нюх у нее как у собаки-ищейки, а перспектива заработать, даже такая призрачная, мгновенно мобилизовала ресурсы и прогнала сонливость. Станислав прошелся вдоль стены с работами этого художника, покивал одобрительно, наверное, чтобы не выглядеть дураком, но:
