С раннего детства Кристофер не выносил запаха книжного клея. При виде стопки книг задыхался и выбегал на воздух. Корчился в судорогах у книжных полок, терял сознание в библиотеках… Но, несмотря на это, отчаянно желал учиться – в отличие от других воспитанников приюта. Такое рвение нравилось брату Маркусу, и он давал Кристоферу частные уроки, приносил книги и приглядывал за ним, пока тот прилежно занимался, превозмогая приступы удушья.

Остальных детей довольно рано пристраивали учиться какому-нибудь ремеслу, и вскоре они начинали работать наравне со взрослыми. Но брат Маркус задался целью сделать Кристофера по-настоящему образованным человеком. Об университете не приходилось и мечтать: платить было нечем, зато занятия в келье брата Маркуса радовали обоих. Ни один столяр или мясник не хотел иметь дела с ребенком, не державшим в руках ничего, кроме книги, поэтому Кристофер продолжал жить в приюте. Шли годы, и служители стали презрительно называть его «лежалым товаром».

Но вот однажды в приют приехала Шарлотта Инститорис с намерением усыновить мальчика. Она изъявила желание, насторожившее брата Маркуса: воспитанник не должен быть слишком мал. Однако Шарлотта опровергла подозрения в безнравственности, возникшие было у приютского наставника. По материнской линии она происходила из древнего рода, у нее были две родные дочери, а два года назад она взяла на воспитание мальчика. Брат Маркус послал запрос в нужную канцелярию, и там подтвердили слова Шарлотты. Он даже отыскал приют, в котором вырос тот мальчик. От директрисы брат Маркус узнал, что Даниэль часто присылает письма, где только положительно, даже восторженно отзывается о своем новом доме.

Брат Маркус с Кристофером долго говорили об этом и решили, что такую возможность упускать нельзя. Наконец Кристофер обретет все, чего, по мнению брата Маркуса, давно заслуживает: семью, родных, которые будут поддерживать юношу, помогут духовно развиваться. Брат Маркус был счастлив, Кристофер тоже. Но по-своему.

Конечно, Кристоферу не хотелось расставаться с учителем, который был ему вместо отца. Юноша попытался представить, каково ему будет жить в настоящем замке. Не разочарует ли он Инститорисов – он, сирота, брошенный матерью еще в колыбели? Поладит ли с новыми родственниками, с братом и сестрами? Не окажется ли, что ему, при всей его образованности, далеко до них?

Вот какие сомнения мучили Кристофера, когда брат Маркус через несколько месяцев после первого визита Шарлотты вез его на вокзал. Напомнив на прощание о правилах хорошего тона (в десятый или одиннадцатый раз за последние дни), брат Маркус поцеловал его в обе щеки, крепко обнял и пожелал счастливого пути.

Несколько часов дороги Кристоферу предстояло провести в одиночестве. В письме Шарлотта обещала, что будет с нетерпением ждать его на станции.

Яхта наконец очутилась в маленькой бухте, беззвучно проскользнув между двумя постаментами высотой в человеческий рост, на которых восседали каменные львы. Они словно встречались взглядами высоко над водой.

Бухта располагалась как раз между «рогами» острова-подковы. Волны бились о скалы высотой около двух метров. В центре бухты выдавался в море узкий пирс. На берегу, там, где он начинался, стеной стояли темно-зеленые кипарисы – конусообразные чудища, загородившие полнеба. Никогда в жизни Кристофер не видел таких высоких деревьев – метров по двадцать, а то и двадцать пять.

Кристофер попросил у Шарлотты разрешения понаблюдать, как пришвартовывают яхту, и она с немного наигранной радостью позволила ему подняться на палубу. Сама Шарлотта вышла из каюты следом за ним и встала рядом, опершись о поручни. Одной рукой она придерживала шляпу, которую срывал ветер, и не обращала никакого внимания на то, что мешает матросам.

Яхта мягко причалила. Один из матросов помог Шарлотте и Кристоферу сойти на пирс. Другие стали спускать паруса и привязывать канат. Наконец выгрузили багаж Кристофера – потертый кожаный чемодан, подарок брата Маркуса. Вместе со скудными пожитками, которые едва ли пригодятся в новом доме, в чемодане лежал предмет его особой гордости: связки исписанных тетрадей, куда юноша годами записывал все, чему научился.

Море тихо плескалось о скалы. Там, куда доставали волны, светлый известняк покрылся зелеными водорослями. Нарастающий шум заставил юношу взглянуть на верхушки кипарисов. Покачиваясь на ветру, они шумели, будто перешептывались. Таинственно и даже немного страшно.

С берега им навстречу бежала белокурая девочка в голубом платье с оборками. Лет десяти, не больше, как показалось Кристоферу.

– Мама! Мамочка! – кричала девочка. – Смотри, я ракушек насобирала!

Шарлотта улыбнулась и присела на корточки, оказавшись лицом к лицу с девочкой. С деланым удивлением она посмотрела в ее раскрытые ладошки. В каждой было по две белые ракушки размером с те золотые карманные часы, которые брат Маркус носил только по воскресеньям.

– Какие красивые! – восхитилась Шарлотта.

– Это тебе! – радостно воскликнула девочка.

– Правда? – Осторожно взяв ракушки, Шарлотта бережно высыпала их в сумку и обняла девочку. – Большое спасибо, милая.

Кристофер стоял поодаль и наблюдал за ними. Глядя на мать и дочь, он испытывал смешанные чувства: с одной стороны – умиротворение, а с другой – страх оказаться чужим в этой семье.

Шарлотта выпрямилась и, приобняв Кристофера, представила его дочери.

– Это Кристофер, – торжественно произнесла она, – твой новый брат. – Затем обратилась к юноше: – А этого ангелочка зовут Сильветта. Наша младшая.

Девочка протянула Кристоферу ручку, как того требовали приличия, но взглянула на него недоверчиво, когда он ответил на рукопожатие.

– Зачем такие церемонии? Обнимитесь! – подбодрила их Шарлотта.

Помедлив, они все же послушались. Девочка показалась Кристоферу такой хрупкой, что он поспешил отпустить ее.

– Другие тоже здесь? – спросил он, чтобы нарушить неловкое молчание.

Шарлотта взяла обоих за руки и повела по пирсу к берегу. Роста она была высокого, но Кристофер – на полголовы выше. Вместе они смотрелись так нелепо, что если бы кто-нибудь сейчас наблюдал за ними из зарослей кипарисов, он бы наверняка хмыкнул.

– С Аурой и Даниэлем ты скоро познакомишься, они в замке, – сказала Шарлотта.

– А… отец?..

Шарлотта заметила, как он запнулся перед этим непривычным для него словом.

Не успела она ответить, как Сильветта выпалила:

– Отец нас ненавидит! Всех нас.

Шарлотта застыла на месте. Ее узкое лицо под шляпкой с ракушками стало белым как мел. Она ошарашенно уставилась на дочь.

– Что ты такое говоришь! – воскликнула она, и глаза ее гневно сверкнули.

– Но ведь это правда! – заупрямилась девочка.

На мгновение Кристофер испугался, что Шарлотта отвесит дочери оплеуху. Его воображение уже успело нарисовать картину царившей в семействе Инститорисов идиллии, и теперь по ней потянулась чуть заметная царапинка.

Но его приемная мать совладала с собой, отпустила их руки и пошла вперед. Кристофер украдкой взглянул на Сильветту, и та улыбнулась. Ее улыбка была так по-детски невинна, что юноша сразу понял, отчего Шарлотта назвала ее ангелочком.

Кристофер ожидал увидеть аллею из кипарисов, ведущую к замку, и очень удивился, что деревья росли в беспорядке. Видимо, хозяева решили не портить естественный пейзаж. Впрочем, места между кипарисами было предостаточно, так что они прошли к замку совершенно свободно.

Роща тянулась неширокой полосой – не больше двадцати метров. Здесь царил таинственный полумрак. Тусклый осенний свет падал сквозь ветви деревьев, рисуя на земле причудливые тени. Кое-где вздымались горбами известняковые валуны. Терпкий аромат рощи заглушал запах моря. Казалось, будто посреди холодного, пустого и неприступного острова вдруг открылось потайное окно в другой мир и оттуда повеяло теплом и покоем. Все это напомнило Кристоферу благоговейную тишину кладбища.

Вскоре кипарисы остались позади, и перед ними возникли высокие двери замка. К ним вели четыре широкие ступени.