В Черниговском пехотном полку, квартирующем Киевской губернии в г. Василькове, служит подполковник Муравьев-Апостол. Командир полка Гебель имел приказание арестовать Муравьева; когда приступил к исполнению данного ему повеления, получил от того же Муравьева причиненную рану, и по совершении такового поступка Муравьев воззвал соучастников своих намерений к открытому бунту.

Пять рот тотчас с ним соединились и принимались к учинению какой-то присяги; Муравьев зараз освободил всех арестантов, в числе которых были уже и некоторые офицеры его шайки. Полагается, что збунтовавшиеся имели следовать или в Белую Церковь для вовлечения в свой заговор полк, там квартирующий, а еще более для забора казны графини Браницкой, или же обратятся на Житомир для захвачения корпусного штабу, губернской казны, арестантов и для грабежа. Генерал-майор Тихановский успел поймать офицера Черниговского пехотного полка Ватковского, доверенного приятеля Муравьева, прибывшего в Белую Церковь для подущения на свою сторону военных, там квартирующих. Ватковский сей, будучи уже доставленным под караулом в Житомир, на допросе сознал, что такой же злой дух есть во многих полках и что число заговорщиков есть важно. О настоящих намерениях бунтовщиков ничего говорить не хочет. На вопрос о лицах – о принадлежности одних сознается, а о других возражает, но сам собою никого не открывает.

Такие суть достоверные сведения, до сего времени сюда дошедшие. Корпусный командир генерал-лейтенант Рот прошедшею ночью выехал по тем полкам, о коих добром духе сомневается, дабы принять полезные предварительные меры. В отсутствие его собравшись: генерал-майор командующий артиллерией 3-го пехотного корпуса Богуславский, начальник корпусного штаба генерал-майор князь Горчаков и я, сделали распоряжение, чтобы тотчас ввесть в город: 1-е, баталион Тамбовского полку, в карауле здесь находящийся, расквартированный по селениям. 2-е, собрать не только гарнизонные роты, в городе находящиеся, но привесть прочие и из селений. 3-е, удвоить караулы при арестантах как гражданских, так и военных. 4-е, иметь в готовности губернскую казну к вывозу к г. Дубно. 5-е, жандармов, как военных, так и гарнизонных, расставить в известных дистанциях города по всем трактам, и 6-е, земскую полицию выслать по тракту к Василькову для узнания с верностию, в которую сторону бунтовщики направились.

Кроме того, начальник корпусного штаба принял свои меры, чтобы ближайшие полки и артиллерийские роты в готовности были к исполнению приказаний, какие даны будут за возвращением в Житомир, в самую минуту, ожидаемого генерал-лейтенанта Рота.

О всех сих обстоятельствах вашему императорскому величеству всеподданнейше доношу.

Всеподданейший рапорт волынского гражданского губернатора – документ весьма характерный. Во-первых, важно то, что гражданский губернатор – не бог весть какая фигура – адресуется непосредственно к молодому императору Николаю. Когда разнеслась весть о грозном заговоре, – заговорщиком мог оказаться кто угодно, – сместились представления о четкой иерархии. (Это напоминает ситуацию в Петербурге в канун 14 декабря, когда великий князь Николай Павлович мог подозревать в преступных замыслах едва ли не любого из гвардейских полковых командиров.)

Во-вторых, и в рапорте губернатора, и в донесении генерал-майора Тихвинского, на которое губернатор опирался, чувствуется растерянность и непонимание масштабов происходящего. Подпоручик Александр Федорович Вадковский, который был офицером 17-го егерского полка, а вовсе не черниговским офицером, своими показаниями весьма способствовал этой растерянности: «…на допросе сознал, что такой злой дух есть во многих полках и что число заговорщиков есть важно». Этот документ, попав в руки Николая Павловича, во многом определил его восприятие событий на Юге.

Одна важная деталь: старший брат Александра Вадковского Федор, прапорщик Нежинского конно-егерского полка, был тем легковерным энтузиастом, который способствовал провалу Южного общества, доверившись провокатору Шервуду. Федор Вадковский не только принял Шервуда в тайное общество, но и отправил его с письмом к Пестелю…

Оба брата были бывшими гвардейцами. Федор – кавалергард, переведенный в армию за «неприличное поведение» – язвительные замечания по поводу императора Александра, а Александр – сослуживец Сергея Муравьева-Апостола по лейб-гвардии Семеновскому полку, как и другие офицеры переведенный в армию после знаменитой «семеновской истории» – волнений в полку, вспыхнувших из-за жестокости полкового командира аракчеевца Шварца.

Бывшие семеновские офицеры, Муравьев-Апостол в первую очередь, поддерживали связи с солдатами-семеновцами, оказавшимися в армии после расформирования полка, и рассчитывали на них в случае восстания.

С. И. Муравьев-Апостол. Портрет работы неизвестного художника. 1810-е гг.

Рапорт командира 4-го пехотного корпуса генерала-от-инфантерии князя А. Г. Щербатова на имя главнокомандующего 1-й армиею от 2 января 1826 г.

Секретно.

Главнокомандующему 1-ю армиею господину генералу-от-инфантерии и кавалеру графу фон-дер-Остен-Сакену.

Командира 4-го пехотного корпуса генерала-от-инфантерии князя Щербатова

‹…› По объявлению майора Трухина и сейчас явившихся ко мне бежавших от Муравьева-Апостола Черниговского полка казначея порутчика Сезеневского и квартермистра подпорутчика Войниловича, главнейшие сообщники Муравьева родные братья его – Матвей, отставной подполковник, и квартирмейстерской части прапорщик, Полтавского полка порутчик Бестужев-Рюмин, Черниговского штабс-капитан барон Соловьев, порутчики: Щепила, Кузьмин и Сухинов, переведенный из Черниговского в Александрийский гусарский полк.

Беспорядок, существующий между офицерами и нижними чинами в Черниговском полку, простирается до высочайшей степени, и, по-видимому, одно пьянство удерживает еще большую часть в сообществе с Муравьевым-Апостолом.

Генерал-лейтенант Рот чрез посланного моего в Белую Церковь штабс-капитана Ветлицу от 1-го генваря извещает меня, что он, прибывши в Белую Церковь 31-го числа в вечеру, сделал надлежащее распоряжение относительно сборов войска на нужных пунктах, чтобы истребить сии возмущения. Он намерен по прибытии из Ракитны артиллерии, которую ожидал через несколько часов, выступить с 17 егерским полком и двумя ротами Кременчугского, соединиться с гусарским принца Оранского полком и одною ротою конной артиллерии около мест. Паволочь, дабы оттоль пресечь дорогу, идущую к Бердичеву, куда, по сведениям, им полученным, Муравьев намеревается итти.

По полученным мною сего числа известиям, Муравьев выступил из Мотовиловки на рассвете и взял направление к сел. Ковалевки, оставляя вправо местечко Фастов и сел. Фастовец, имея, вероятно, намерение укрываться от большой дороги, идущей чрез Фастовец на Паволочь; Сезеневский и Войниловичь отделились от Муравьева в 5 верстах от Мотовиловки; показания их, а равно Мозелевского и рядовых, с ним бывших, а также двух писарей Курского полка при сем на благорассмотрение вашего сиятельства представить честь имею, и отправляю при сем с жандармским офицером Скоковым самого Мозелевского.

Сверх сего получены мною известия, что 1-го числа 1 офицер и 30 человек, прибывши в местечко Бишев, объявили, что они посланы от Муравьева для занятия квартир. Квартирующие в Бишеве нижние чины Кременчугского полка к мятежникам не присоединяются, но остаются на своих квартирах спокойными; кременчугские квартируют по мужикам, а прибывшие от Муравьева – у евреев. Я послал верных людей иметь наблюдение как за движением Муравьева, так равно в Бишев и Брусилов, где штаб-квартира Кременчугского полка, а между тем сего числа Муромский баталион передвинул из Броваров в м. Белогородку, на половину дороги от Киева к мес<течку> Бишеву.