— Как только причалим в Лондоне, я непременно отправлю ваше письмо в Кент, — заверил Карн, — а пока оно идёт, поживёте в нашем поместье за городом, — мужчина улыбнулся, — моя Деми о вас позаботится.

— Благодарю, — Шарлотта тепло улыбнулась в ответ, — вы очень добры, мистер Карн.

— Мистер Полдарк тоже может погостить у нас, — хитро подмигнула Демельза.

— Не думаю, что это будет уместно, — ответил Росс, допивая остатки вина в бокале, — но всё равно спасибо.

Так непривычно было видеть его в отглаженной рубашке и новеньком камзоле, подаренном Карном. “Я вёз его в подарок старшему сыну, но, думаю, он простит меня”, заявил мужчина, вручая Россу комплект одежды.

— Вы простите меня, если я вас покину? — Шарлотта вдруг почувствовала себя смертельно уставшей.

Извинившись перед собравшимися, она покинула обеденную каюту.

…После года на тростниковом матрасе, постель показалась ей райским облаком. Пахнущие лавандой простыни, гладкое, ласкающее кожу одеяло и мягкая подушка. Раздевшись, она по привычке забралась в кровать в чём мать родила, но опомнившись, надела сорочку. Как ей вообще удавалось заснуть в этом дурацком наряде, больше смахивающий на саван для покойника? Им-то всё равно — лежат себе, не шевелятся. Подол путался в ногах, рукава задирались, кружева натирали шею и грудь… Выругавшись себе под нос, Шарлотта всё-таки избавилась от сорочки и, заперев дверь, без зазрения совести рухнула в постель обнажённой.

…Открыв глаза, она не сразу поняла, где находится. Вместо привычных тростниковых стен, через которые бьет в глаза солнце, глухие панели из тёмного дерева и два небольших круглых окна.

Осознание пришло через несколько секунд. Чёрт возьми, они действительно сделали это. Нет больше ни острова, ни хижины. И никогда не будет. Она возвращается домой. Эта мысль всё ещё казалась ей невероятной и какой-то… печальной. Нет, нет Шарлотта была рада, что наконец увидит отца и мать, на воссоединение с которыми уже потеряла надежду, но почему тогда так противно ломит в груди?

В дверь робко постучали. Накинув сорочку, Шарлотта открыла. На пороге стояла молодая девушка, компаньонка Демельзы.

— Доброе утро, мисс Экклстон. Мисс Карн прислала меня помочь вам одеться и привести себя в порядок, — сообщила она.

— Проходи, — Шарлотта впустила её внутрь.

День она провела в обществе Демельзы. После завтрака они гуляли по палубе, прячась от солнца под изящными кружевными зонтиками; после обеда ненадолго разошлись по каютам, а затем пили чай на всё той же палубе. Мисс Карн обладала достаточной деликатностью, чтобы не спрашивать о природе её отношений с Россом, но Шарлотта даже не сомневалась — Демельза всё понимала.

— Я вас оставлю, — сказала она, увидев направляющегося к ним Полдарка.

Девушка ушла, и на палубе они остались вдвоём. Совсем как в первый вечер их знакомства.

— Капитан говорит, что при удачном раскладе, через три недели причалим в Лондоне. — Шарлотта сказала первое, что пришло ей в голову. Молчание было невыносимо.

Несколько секунд Росс, хмурясь, глядел куда-то вдаль и, наконец, развернувшись, выпалил на одном дыхании:

— Выходи за меня замуж.

Шарлотта даже не удивилась.

— То, что было между нами на острове, не накладывает на тебя никаких обязательств.

— Это не… Шарлотта, послушай… Я прямо сейчас договорюсь со священником, и завтра утром он нас обвенчает. Или если ты хочешь настоящую свадьбу, то когда окажемся в Лондоне, то сразу поедем к твоим родителям, и всё будет хорошо. — Он посмотрел ей в глаза. — Всё будет так, как ты хочешь.

В этом был весь он. Росс Полдарк. Бросаться в омут, очертя голову, не думая о последствиях и не прислушиваясь даже к собственному разуму. О, да она верила, что он способен любить. Год, месяц, неделю, час. И в этот час он действительно любит: искренне, самоотверженно, безумно. Но час проходит, а она не хотела становиться его обузой на всю оставшуюся жизнь. Брак “по нужде” — не лучшая идея.

— В Корнуолле тебя ждёт Элизабет, — грустно сказала она. — Быть может, для вас ещё не всё потеряно.

Она собралась уходить, но Росс схватил её за руку.

— А для нас, Шарлотта? Для нас всё потеряно?

— Я не могу принять твоё предложение, Росс, — тихо сказала она. — Прости.

Они больше не поднимали эту тему. В назначенный срок причалили к английскому берегу, встретившему их хмурым небом и проливным дождём. Спускаясь по трапу, она чувствовала головокружение и тревогу — так непривычно было находиться в толпе и окружённой калейдоскопом звуков, запахов и голосов. Всё было слишком резким и слишком громким. Лондон почти не изменился с тех пор, когда она видела его в последний раз.

Едва они ступили на берег, Демельза повела её в почтовое отделение — само письмо Шарлотта написала ещё за неделю до прибытия.

— Вы должны хоть немного погостить у нас, мистер Полдарк, — Демельза не теряла надежды помочь этим двоим. — Через две недели состоится моя свадьба, и я была бы рада видеть вас и мисс Экклстон в числе гостей.

— Благодарю вас, мисс Карн, но я бы хотел как можно скорее вернуться домой. Родня наверняка уже потеряла надежду увидеть меня живым.

Демельза огорчилась, но переубедить его больше не пыталась.

…Они стояли на причале, затерянные в толпе спешащих по своим делам людей. Моросящий дождь обратился ливнем, и платье Шарлотты промокло до нитки.

— Наверное, мы совершили ошибку, — дождь и ветер заглушали его голос, — непоправимую ошибку.

Если бы он сейчас предложил ей уехать с ним в Корнуолл, она, верно, согласилась бы, но этого не произошло. Неужели, вот так и закончится их история? Под дождём, на старом неуютном причале в хмурый непогожий день? Её утешало лишь то, что вода скрывала слёзы.

— Прощай, Росс.

Шарлотте понадобилась вся её выдержка, чтобы ни разу не оглянуться.

***

Через месяц она вернулась домой, в Кент. Матушка рыдала три дня, а после этого ещё целых две недели спала на кушетке в её комнате, словно боялась проснуться и увидеть рядом пустую кровать. Даже отец, всегда сдержанный и немногословный то и дело смахивал слёзы и был сам на себя не похож. Даже противная кузина Мэриан, которая до этого на дух не переносила Шарлотту, теперь почти не отходила от неё, в десятый раз рассказывая, как мучилась угрызениями совести, узнав о случившимся.

Никто так и не заговорил с ней о Россе. Лишь один раз матушка спросила, был ли он с ней достаточно обходителен, на что Шарлотта коротко ответила: “Да, вполне”. Миссис Экклстон, разумеется, догадывалась, о том, что было между ними на острове, но вслух ничего не говорила.

Интуитивно чувствуя состояние дочери, графиня как могла пыталась отвлечь её от тягостных мыслей. Шарлотта снова включилась в светскую жизнь: принимала визиты и посещала приёмы, где неизменно была в центре внимания, всем хотелось выслушать её историю, все жаждали подробностей. И Шарлотта давала их. Богатое воображение и умение красиво говорить играли ей на руку, но правды в её рассказах было процентов десять. Она говорила людям то, что они хотели слышать. Через два месяца окончательно сошёл загар (не без усилий миссис Экклстон, потратившей все свои настои, чтобы вернуть дочери “благородный” цвет кожи) и исчезли следы от укусов насекомых, с которыми Шарлотта тщетно боролась с первого дня пребывания на острове. Последние напоминания о тех днях ушли безвозвратно. Единственное, что до сих пор было с ней — подаренная Россом самодельная заколка из тростника и трёх жемчужин. Шарлотта почти никогда не носила её, боясь сломать — хранила в шкатулке и лишь изредка доставала перед сном. Ей казалось, что она до сих пор пахнет морем. Вдохнув этот едва уловимый запах, она бережно заворачивала её в кусок ткани, чтобы удержать аромат и убирала обратно.

Вопреки ожиданиям, остров ей почти не снился — всего пару-тройку раз. Зато она часто думала о том, что сейчас творится с их домом. Сезон дождей в самом разгаре, и, крыша наверняка снова прохудилась, хоть за день до отъезда Росс и укрепил её. “Пусть продержится подольше”, сказал он с грустной улыбкой, комментируя это в общем-то бессмысленное действо. Бессмысленное для капитана и команды, но не для неё, Шарлотты. И точно так же, совершенно бессмысленно она заправила постель перед отплытием, подвязала полог самодельными лентами и оставила в вазе на столе живые цветы.