На слова "Не быть тебе, Катерина, партизанкой" она сначала смутилась, а потом засмеялась, согласившись. И поправила, зардевшись: "Екатерина Владимировна". Наверное, ей и гестапо мыслилось чем-то таинственным, а вовсе не страшным и пугающим.

      - Ой, чего это я? А хотите чаю? Настоящего, а не этого вашего суррогата? - Катя поморщилась, когда Игорь протянул ей рыбный кофе с полушутливым предложением: "Селёдочки барышня не желает?"

       Катя догадывалась, что и в этом доме пьют какую-нибудь дребедень из хвои и прочей шелухи, и достала из вытертого кожаного рюкзака початую пачку листового индийского чая. Со слоном.

      Пётр Львович чуть не прослезился, Игорь подавился своей "селёдочкой", а Павел заулыбался. Пронесло. Всех пронесло.

      Красивый нарисованный слон сделал своё дело: болтливую Катю слушали и не перебивали.

      Как хорошо, что ещё остались люди, с которыми можно найти общий язык. За это они и подняли по кружке горячего, настоящего чая. С паром в воздух поднимались воспоминания о былых временах, когда и воздух был чище, и вода не заражена, и рыбы хоть лопатой греби. Окунька бы сейчас или щучку да под рюмочку горькой.

      Между делом обсуждали планы на вечер и на ближайшие дни. Куда идти, где что искать, в чём нести. Семён слушал хозяев дома, но со своими предложениями вперёд паровоза не мчался. Сначала надо выслушать, а потом уже делать то, зачем позвали. "Веди нас, Сусанин, то есть Сёма, в лучшую жизнь".

      - Возьмите нас с собой, - прощебетала Катя, когда знакомство перевалило за черту смущения и "вот мы вам щас покажем, граждане журналисты". - Говорят, не все полигоны ещё штурмовали. Это же теперь такая жила, почти золотоносная!

      Семён явно не разделял её энтузиазма. В нём уже умирал юный романтик, и на смену ему просыпался матёрый скептик, домосед и прагматик. И одиночка. Наверняка совсем скоро их пути со студенткой разойдутся, и каждый пойдёт своей дорогой. Катя - набивать шишки и разочаровываться в людях, а Семён - укрепляться в нелюбви ко всему двуногому и более или менее разумному. Вот он бережно пересчитал крохотные скляночки и передал их Игорю, а Катя другая. Пока что. Она без интереса рассмотрела несколько крышек и небрежно бросила их на стол. Одна крышка звякнула о край стола и укатилась по полу в дальний угол под старый комод.

      - Как скучно стало жить, - вздохнула она, наблюдая, как Пётр Львович вылавливает драгоценность шваброй.

      А потом пожала плечами и ушла дальше рассматривать пыльные книги и пластинки. Ей, наверное, хотелось совсем другого: сорваться с насиженного места и уйти в закат. Дышать приключениями, переживать их и выбираться из каждого с улыбкой и вдохновением. Под лозунгом "Всякое видали и это переживём". Бедная дурочка. Бедный Семён. Дурни и будущие жмуры - Игорь глядел в будущее менее оптимистично. Ещё одни лишние люди, не более того, а вот если выживут... Жалко Катю.

      - А вот книжный император со всамделишним совершенно разные люди, я об этом читала. - Катя вертела в руках книгу "Анна и король".

      Наивная девочка, ох и трудна же будет твоя жизнь. Но все тактично промолчали, попивая чай. Катин, между прочим, поэтому и молчали до поры до времени.

      - Посмотреть бы на него хоть одним глазком, - мечтательно проворковала Катя.

      Дурында она и в Африке дурында.

      - Нет, - трезво отозвался Семён, - на полигоны нельзя. Не мы одни такие умные, другие туда рванули в первую очередь, там и полегли, а оставшиеся в живых оскотинели. Да и что там искать? Туда тянут домыслы и сплетни, нельзя обманываться. Ну, нельзя, не те времена, Павел, понимаете?

      Павел задумался.

      Игорь хмыкнул и погладил густую рыжую бороду. А и правда, какого чёрта лысого там делать? Гильзы собирать? Так их днём с огнём по самые уши, бери не хочу. Не стреляет только безрукий и мёртвый, остальным жизни дороги. Ко всему прочему, гильзы ещё ни разу не объявляли разменной валютой. Вот петли от консервов уже два раза были в ходу: какая бестолочь догадалась до этого? Поговаривают по углам да закоулкам, что пора уже бунт поднимать, что кто-то не слишком умный сверху просто-напросто издевается, а люди, как бараны, блеют и ведутся. "И мы, стало быть, бараны", - нахмурился Игорь.

      Нет бы свергнуть эту гниду, так ведь не всё так просто. Это лидера найди, который так просто не согласится стать козлом отпущения. С него же спустят десять шкур, а своя шкура она всегда своя, любимая и единственная. Второй, извините, нет.

      Пётр Львович однажды предложил собирать всё подряд, для подстраховки и на чёрный день. Сегодня ты шикуешь, потому что "барин головотяп" объявил фоторамки "десять на пятнадцать" валютой номер один, единственной и неоспоримой, а у тебя этих рамок как раз хоть жарь, хоть так жуй, потому что отвоевал супермаркет на окраине города, а там как раз остались проклятые фоторамки, крышки для консервирования и плесени полна коробушка. Во удача, во залёт! Хоть бы сушек пакет оставили, что ли.

      А всё потому, что один дурень утверждал, что именно в этом контейнере перевозили золотые слитки, ведь он сам видел. А когда украденный из-под носа у других лагерей золотой короб вскрыли в отвоёванном у других неудачников супермаркете, умник и слова сказать не успел: на месте схлопотал пулю в лоб, царствие ему небесное, Олегу.

      Николай, сволочь импульсивная, Андреевич был неправ, никто не спорил. А нечего хвататься за оружие, чуть что не по тебе, вот его и изгнали. Одни говорят, жив до сих пор, другие - что канул в какой-то разборке, третьи - мелют третье. Было пятеро, осталось трое, вот и вся арифметика.

      В общем, на полигон никто не хотел идти, кроме Кати. Её подношение к столу и в казну было значительным, но мысли мыслями, а здравый рассудок пусть останется при деле. Вот Семён прав, хоть и дурак, он журналист, его дело анализировать, даже если он писал про всякие обрывы электропередач и прогнившие трубы. Не он бы в прошлые времена, так и жило бы население города П в неведении, что там у них с трубопроводом, что певичка А выходит замуж за певца Б, а ещё... Как, в общем, и жить-то без таких вестей? Тут дело в пробиваемости, в связях, а где это есть, там и ума-разума набираешься от других людей, которые поумнее будут. Семён учился, выживал и вертелся как мог.

      - Ну, Сём, - хныкнула Катя, не сдаваясь до последнего.

      Семён покачал головой.

      - Клянусь своей сединой и кривым глазом Петруши, что Семён, собака такая, прав, - поддержал журналиста Игорь.

      Катя прислонилась к шкафу, не выпуская книгу из рук, и печально шмыгнула носом.

      - Можно в гаражи сходить, - виновато предложил Семён, будто оправдываясь.

      Катя пожала плечами.

      Гаражный кооператив когда-то отождествлял богатство, добычу и щедрые запасы тысячи и одной мелочи. Там тебе и крышки, и бутылочки, и бегунки, и прочие скляночки, и ручки, и шарики с роликами. И всё, что может прийти на ум старому, главному, верховному дураку на букву "м". Если завтра он объявит главвалютой свечи зажигания, то вот он, "край ты мой родимый, край ты мой родной". Ходи и собирай как грибы.

      Только не единой группой Павла жили ближайшие районы, кварталы и улицы. Человек человеку первый враг. Глотку перегрызёт и полезет за следующей, сверкая бешеными от вкуса наживы и крови глазами. Но, с другой стороны, гаражи - неиссякаемые залежи барахла, то есть хватит на всех, ещё правнукам останется. И находятся они, гаражи, недалеко, рукой подать.

      Чёрт его знает, почему гаражи обходили стороной. Может, банды или собаки правили там бал. Никто туда особо не совался, Павел со товарищами на всякий случай тоже. Здоровее будешь. И живее. Байки-загибайки всякие на слуху были, а на деле...

      ...А на деле в кооператив они ещё не совались ни разу. Места для них новые, необжитые. Через неделю-другую всё равно пошли бы туда не с голодухи, так с дуру, а вот сегодня попадут.