Он глубоко вздохнул.

– Ну, это было…

– Предполагалось, что фильм о несчастном детстве Дэна, – громко вклинилась Лайла. Она приподняла бутылку и поставила ее обратно. Джен встала, чтобы принести другую. – Но на самом деле фильм был совсем не о нем. Он был о нас, о некоторых событиях, случившихся с нами, и о том, какие мы все ужасные люди и какой чудесный Дэн…

– Это неправда, Лайла.

Джен вернулась к столу с новой бутылкой.

– Я несправедлива, Джен? А что ты об этом подумала?

Дэн с трудом заставил себя поднять взгляд на хозяйку, но когда он это сделал, то не увидел гнева или печали, а увидел смущение.

– Ну, я подумала… – Было ясно, что она не видела фильма. Прежде ему никогда не приходило в голову, что она не станет его смотреть, но сейчас он это понял. – Ну, дело в том, что… – снова попыталась она что-то выразить.

– Ты его не видела, да? – спросил Дэн.

Джен кивнула.

– Его не показывали во Франции, – ответила она с извиняющейся улыбкой. На самом-то деле фильм там показывали, но он не хотел ее поправлять, он просто улыбнулся и позволил ей налить ему еще бокал вина.

Ему бы следовало почувствовать облегчение. Он не знал, как бы она прореагировала на фильм, он мог показаться ей отвратительным. В конце концов, другим-то показался. Но вместо облегчения он испытал разочарование. Ему было интересно, что она почувствовала при просмотре, узнала ли сцены, на которые сама повлияла в те давние времена, когда они сидели вечерами и разговаривали. Лайла была права: он заработал на фильме много денег; фильм открыл для него двери, положил начало его карьере. Но он заплатил за него свою цену. И если она его не видела, никогда даже не хотела увидеть – что ж, тогда, пожалуй, цена выглядела высоковатой.

Дэн отодвинул стул. Он собирался встать, принести извинения и уйти в свою комнату, подальше от них всех, позвонить Клодии, забыть об этом ужасном вечере, но Лайла еще не закончила.

– Не могу поверить, что ты не видела его фильм, Джен, – сказала она, закуривая.

– Ну, понимаешь, как я уже сказала…

– Он есть на DVD, – бодро возразила Лайла. – Думаю, ты найдешь его интересным.

– Лайла, – вмешался Дэн, – давай оставим это, хорошо?

– Нет, почему же? Это ведь твой шедевр. И Джен выходит в нем вполне неплохо, верно? Немного непостоянной, пожалуй, капельку взбалмошной… – Лицо Лайлы дышало злобой. – Перепархивающей с одного на другого…

– Лайла, перестань.

– Я же предстаю бессмысленной, протухшей от наркотиков сукой, так?

– О господи, Лайла! – Дэн вскочил. – Это же вымысел! В фильме нет Джен, так же, как нет тебя. Вымысел, понимаешь? Там, в начале, даже говорится об этом: всякое сходство с реальными персонажами, живыми или мертвыми, бла-бла-бла…

– Ну, раз ты так говоришь, Дэн… – приподняв одну бровь, с тонкой улыбкой сказала Лайла. Она наклонилась вперед и постучала сигаретой по краю его бокала, стряхивая пепел в вино.

Час спустя он лежал на кровати в амбаре, слушая потрескивание постройки. Ветер усиливался. Дэн дрожал, несмотря на тепло комнаты, представляя себе, каково это может быть – оказаться на улице в такую погоду, в горах за домом или в лесу. Он выскользнул из постели и спустился по приставной лестнице, намереваясь убедиться, что раздвижная дверь заперта, и тщетно пытаясь выбросить из головы сотню образов из ужастиков, которые, явившись к нему с холода, алкали тепла и пищи. У него всегда было сверхактивное воображение.

Дэн посмотрел на телефон, чтобы узнать время. Почти полночь. Он был слегка разочарован, что у него нет пропущенных звонков и сообщений: ни любовных посланий от Клодии, ни даже простого вопроса о том, благополучно ли он добрался. Если подумать, это было с ее стороны довольно невнимательно. В конце концов, ему пришлось подниматься в заснеженные горы на скоростном автомобиле. Он подумал, не позвонить ли ей, но решил, что она, вероятно, уже в самолете. И ему не хотелось выглядеть эмоционально зависимым.

Ему пришлось заставить себя держаться хладнокровно, как ни в чем не бывало, что он делал всегда. У него это не очень хорошо выходило. Он думал о своем приезде, случившемся всего несколько часов назад, о том, как перебирал в голове те слова, которые хотел сказать Джен и всем остальным, как собирался беззаботно влететь в дом, похлопать Эндрю по спине, подмигнуть Лайле и чмокнуть ее в щеку. А потом он приехал, и оказалось, что больше никого нет, и он неуклюже пробормотал: «Привет» – и покраснел, не зная, что лучше: обнять Джен или поцеловать. Конечно, ему следовало ее поцеловать, но он полез обниматься, и это вышло неуклюже и просто… брр. Он чувствовал, что краснеет при одном воспоминании об этом.

И оттого у него наступила гипертрофированная реакция, как бывало всегда, он замкнулся в себе. И именно от этого, когда она повела его смотреть амбар и сказала, что ее отец умер, он едва отреагировал, не обнял ее, не поцеловал, как положено, как сделал бы нормальный человек, как сделал бы старый друг. Он просто застыл и отвернулся, и, черт побери, что она должна была подумать?

Он опять схватил телефон и набрал номер Клодии. Конечно же, попал на голосовую почту, но потом подумал, что, возможно, она сама в это время звонит, возможно, даже набирает ему в этот самый момент, поэтому он позвонил ей опять, и вновь ему предложили оставить сообщение, и теперь у нее будет два пропущенных звонка от него, и он все-таки будет выглядеть эмоционально зависимым.

Пронзительно завыл ветер, и Дэн вскочил. Было ясно, что он не заснет, если еще не выпьет.

Среда, 21 февраля 1996 г.