Затягивается жадно, не для расслабления – для оглушения. Видно, крепко ее что-то достало. Или кто-то.

Но выпрыгивать из окна всяко не собирается. Дверь в ее квартиру немного приоткрыта. Пробивается свет. И мелькает тень, словно некто ходит там из угла в угол. Лиля вспомнила парня в окне. Кажется, квартира именно эта? Тогда женщина – его мать?

Девушка кивнула соседке. Та, увидев ее, попыталась улыбнуться из вежливости, но губы не слушались, а только кривились и подрагивали. Проскользнув мимо, Лиля взлетела наверх, почти бегом кинулась к своей квартире. Нарыла в рюкзачке ключи и отперла дверь.

Сразу ударил в нос запах пригоревшей пищи. Заглянув в кухню, Лиля убедилась, что на плите ничего не стоит, но сковорода в мойке валяется. Как же, мытье посуды – не барское дело.

Эллы дома не оказалось. Хотя Лиля нисколько не удивилась бы, если бы та просто спала, делала маникюр, принимала ванну или пыталась готовиться к зачету. Значит, разговор о дне рождения Регины переносится на потом.

Девушка переоделась, без особого рвения поскребла сковородку, потом сделала себе бутерброд и завалилась с учебником на диван. Прочитав полторы главы, поняла, что прислушивается, не доносится ли снизу фортепьянная музыка. Тишина. Безмолвная, как Лиля, и до сегодняшнего дня привычная, – но сейчас совершенно чужая.

Включила телевизор. Новости. Ну и пусть, фоном пойдет. Приоткрыла окна на форточку. Почти с наслаждением впустила в квартиру звуки, обычные, не оформленные в мелодию.

Когда вернулась Элла, Лиля уже спала. Удивленная сестра погасила мерцающий экран и вытащила из-под Лилиной щеки учебник. Хотела было растолкать, чтобы помогла перевести текст, но пожалела. Даже укрыла пледом, чтоб не замерзла, дуреха. С английским завтра поможет.

Пальцы Глеба скользили, взлетали, били по клавишам. Ему не надо было видеть, чтобы играть. И он забывал, что не видит, играя. Музыка переменчива, но незыблема, как литосферные плиты земной коры. На нее можно положиться. Она подчиняет и увлекает за собой.

Юноша миксовал классику и поп-композиции, переходил к фолку, потом народным, будто в истерике срывался на рок. Выплескивал боль и тоску, разорванные в клочья мечты и надежды, собственные размышления и попытку принять себя в новом состоянии.

Мать с отцом в кои-то веки ушли. Упускать возможность побыть одному казалось кощунственным. И Глеб воспользовался на полную, потому что так играть при ком-то – это раскрываться до той степени, к которой он не готов.

Заколотили по батареям. Ерунда! Законодательство не запрещает играть у себя в квартире днем. Сейчас не раннее утро и не поздний вечер. Даже для дневного сна не время. Пусть гуляют лесом.

Глеб поймал и воспроизвел ритмический рисунок недовольных стуков. А потом сбацал «Мурку». Барабанить перестали. Народ такие мелодии уважает, об этом даже в старом кино было, название еще какое-то про «место встречи».

Щелчок входной двери юноша больше почувствовал, чем услышал. Прервал игру. Легкие шаги по коридору. Маневрирование между коробками. Странно, родители с дня рождения еще вернуться не должны.

– Кто здесь?

Он явно ощутил чье-то присутствие. Два предположения вспыхнули в мозгу одновременно: вор-нахалюга или нянька для «бедного мальчика», которого нельзя оставить одного поздно вечером. Еще неизвестно, что хуже.

Гость замер у порога комнаты.

– И долго молчать будем? Я вас слышу.

Кровь бросилась в голову, по желудку разлилась обжигающая лава, в ушах застучал бешеный метроном. Но Глеб пока ничего не предпринимал. Телефон в кармане – нажать кнопку вызова недолго. Тем более что вошедший активности вроде бы не проявляет. Может, осматривается, может, растерялся.

Вот ведь пушной зверек! Побыл один дома!

Лиля сама не знала, зачем зашла в эту квартиру. Просто оттуда доносилась музыка. Уже, наверное, часа полтора. А легкая щель подсказала, что дверь открыта. Опять соседка курить вышла? Так не видно ее на площадке. По неосторожности забыла закрыть? Ворона тогда.

Девушка едва не споткнулась о коробки в коридоре. Пытаясь удержаться на ногах, сделала несколько шагов вперед. Музыка стихла.

И тут ее спросили:

– Кто здесь?

Голос был молодой, но звучал глухо.

Лиля заглянула в комнату справа, удивляясь, почему не выходит хозяйка. За фортепиано сидел вчерашний симпатичный парень, которого она видела в окне. Вблизи он казался еще симпатичнее. Только взгляд был какой-то странный, неподвижный.

– И долго молчать будем? Я вас слышу.

Черт! Слепой, что ли? И как теперь объяснять свое присутствие?

Парень поднялся на ноги: руки опущены, плечи напряжены. Из кармана торчит телефон. Лицо недовольное, даже рассерженное.

А она что думала? Что хозяин будет рад незваному гостю и усадит пить чай? Лиля прикинула, что, пока не поздно, лучше удрать, как будто ее здесь никогда и не было. Сделала шаг назад и споткнулась о коробку. Падая, успела заметить полку, не прибитую, а только прислоненную к стене. Плохо прислоненную! Полка, разумеется, обрушилась прямо на нее. От боли перехватило дыхание. И Лиля поняла, что застряла в ловушке.

Парень тем временем оказался рядом. Никогда бы не подумала, что слепые так быстро перемещаются. Ну правильно, он же в своей квартире, наверное, все изучил. Хотя нет, Элла говорила, что соседи переехали буквально на днях.

Блин! Как все нелепо!

Парень присел, придерживаясь рукой за косяк. Лиля дернула ногой, пытаясь вылезти из-под собственноручно созданного завала.

– Живы? – Сосед уловил движение и схватил за щиколотку.

Потом за вторую. Добрался до полки и отпихнул ее в сторону. Теперь дышать стало легче, хотя Лиля осталась в плену.

– Хватит уже молчать, может? Слушать я в состоянии.

Зато она не в состоянии говорить! Лиля дернулась, потом резко села. Влипла так влипла.

Глеб слышал частое поверхностное дыхание. Кто бы ни был нежданный гость, он казался испуганным. Это радовало.

Следующие звуки доказали, что пришелец попытался спастись бегством, но это ему не удалось. За падением тела последовал грохот падающей полки – как будто точку поставили.

Удивило, что недотепа до сих пор не издал ни звука: ни оханья, ни резкого словца – ничего. Наверное, этому имелась причина, но Глебу пока ничего не приходило в голову.

Невольно опасаясь, что тоже может наткнуться на нечаянно забытую коробку, он миновал комнату и дотронулся рукой до косяка. Присел.

– Живы? – Вот сейчас уже даже страшно было не услышать ответ. Глеб не знал, что делать, если тут уже труп.

Гость дернулся, выдав свое местонахождение. Юноша схватил его за ногу: тонкая щиколотка, приятные на ощупь носочки, мягкая джинсовая штанина. Все-таки нянька? И кажется, не старая тетка, а довольно молоденькая. Пахнет легкими духами.

Глеб нащупал полку и убрал ее с гостьи.

– Хватит уже молчать, может? Слушать я в состоянии.

Впрочем, он сомневался, что ему ответят. Девчонка упорно молчала. Хотя прибило ее, должно быть, нехило. Любая на ее месте разохалась бы, попыталась вызвать жалость. А эта только дышит, как после забега. Немая, что ли?

Юноша невольно повторил свой вопрос вслух.

Боже! Какой догадливый! Не прошло и часа. Хотя часа как раз еще не прошло.

– Тебя наняла моя мать?

Лиля активно замотала головой, надеясь, что не заработает сотрясения, а парень ощутит движение.

– Нет. Не так. Если наняла, стукни дважды, если нет – один раз.

Надо же, умный. Девушка стукнула в пол.

– Здорово. – Показалось или в его голосе действительно послышалось облегчение? – И как ты тут тогда очутилась?

Видно, с выводами поторопилась. Тупой. Как Лиля может ответить на этот вопрос? Но парень и не заострял внимания на ответе.