Я не помню, как тогда оказался дома. Отец сказал, что я потерял сознание в больнице. Я хотел поехать назад, но было нельзя. Я очень долго не приходил в себя. Не ел, не мог нормально спать, а после похорон начал пить. Топить горе в дорогом алкоголе было единственным решением. И каждый день, когда я возвращался в пустой дом, я падал на кровать и думал, думал… От мыслей о нем начинала болеть голова. Его голос, такой родной, постоянно звучал в моих снах. Он приходил ко мне, говорил, как ему плохо и страшно, а я ненавидел себя. Было слишком больно отпускать его.

Однажды, через пару недель после похорон, я понял, что так больше продолжаться не может. Я окончательно убедился в том, что жизни без него у меня просто не может быть. Зря я тогда сказал, что обещаю ему жить. Я ужасный человек. Ненавижу. Ненавижу себя за эту слабость.

Да, тогда я думал именно так. Когда я лез в петлю, я думал именно так. Что я не достоин жизни, не достоин всего этого.

Помню боль в шее, помню, как не было кислорода в легких, помню, как в один момент все прекратилось. Помню, как я упал на пол, кашляя и не понимая, что пошло не так. Помню сильные удары на своем лице и крики. Открыв глаза я понял, что это был Рей. Он приехал узнать, как я, и нашел меня таким, спас мне жизнь.

А я умолял его дать мне умереть. А он все бил и бил, стараясь вернуть мне в голову здравый смысл.

— Кретин! Зачем тебе умирать?!

— А зачем мне жить? — отвечал я словно в трансе.

— У тебя есть семья! Подумай о своих родителях, о своих друзьях! Какого им будет, если ты умрешь?! — снова эти удары. Я лежу на полу, а Рей сидит на мне верхом, не давая вырваться и заставляя смотреть на него.

— Я не знаю.

— А я знаю. Всем будет больно, если тебя не станет, чертов ты ублюдок!

— У меня нет ничего, ради чего можно жить. Все не имеет смысла…

Как же болит лицо, шея до сих пор ноет от грубой веревки. Перед глазами мутнеет.

— Живи ради них! Ради родителей, ради друзей!.. Ради меня…

Он поменялся в лице. Гнев сменился такой скорбью, что стало тошно. На мое лицо падали его слезы, смешиваясь с моими. Мне больно его таким видеть. Всегда такой светлый…

— Я не переживу, если ты умрешь… — почти неслышный шепот у моего уха.

Он поднимается и уходит, со злым лицом, вытирая со щек слезы.

Я прекратил попытки расстаться с жизнью. Рей на какое-то время исчез из моей жизни. Мне не давали покоя его слова. Его голос звучал в моей голове каждый раз, когда я думал о ничтожности своей жизни. Он заставлял меня просыпаться по утрам, хоть и находился очень далеко.

Я перестал винить себя только через несколько месяцев. Просто потому, что слишком много раз повторял себе, что ни в чем не виноват. Таким самовнушением я занимался почти год.

И вот, теперь я поссорился с человеком, спасшим мне жизнь и без памяти влюбился в парня, которого поначалу ненавидел.

Что же я за человек?.. Почему не могу просто жить, не оглядываясь на прошлое? Наверное, я сломан. Теперь меня врятли можно починить. Это слишком сложно, да и кто возьмется?

Рей меня теперь ненавидит, а человек, которого я смог полюбить, жаждет как можно скорее уехать от меня подальше. Он остается только потому, что думает, что что-то мне должен.

Я поговорю с ним. Обязательно поговорю. Нужно только, чтобы разговор пришелся к слову.

Не думаю, что мне нужно будет долго ждать.

========== 9.«Рождество» ==========

Комментарий к 9.«Рождество»

Я спустился с гор и принес вам проду.

Впитываем, комментируем.

У автора скоро снова пропадет связь с внешним миром, так что наберитесь терпения, зайки)

Люблю вас)

Двадцать четвертое декабря. Странно. Эта дата подкралась слишком быстро. И пусть я успел все как следует обдумать, мне все равно было немного не по себе от того, что я собираюсь сделать.

Итан проводит со мной очень много времени, постоянно затягивая в долгие разговоры. Как же мне хочется говорить с ним по-настоящему, без переписок и фигур, выписываемых моими руками. Хотелось назвать его имя, медленно, смакуя, словно вкуснейшее пирожное на Земле.

Да, я уже понял, что со мной что-то не так. Я даже почти понял, что именно, просто не хотел себе в этом признаваться.

То, что вернулся мой запах, стало хорошей новостью. Я уже не помню, когда последний раз чувствовал вокруг себя облако персикового аромата. И Итан тоже был этому рад. Скорее всего он просто рад, что я начинаю оживать.

Странно, как изменились наши отношения. Все случилось, как мне самому показалось, слишком спонтанно и быстро. Я не хотел быть для него кем-то важным, но стал. И это работает и в обратную сторону.

И я рад, что смог найтись человек, с которым я смог найти общий язык. Так хорошо, как с ним мне еще не было. По крайней мере, после операции. Я хочу, чтобы это Рождество запомнилось нам обоим. И не важно: уеду я или останусь. Мои вещи собраны… Если он скажет, я уеду. И плевать, что буду думать я.

Сегодня утром Итан привез большую ель, поставил ее в гостиной, рядом с диваном. Мы вместе ее наряжали. Когда на ели были все игрушки, что мы смогли найти в доме, было решено испечь печенье.

Да, мы оба не знаем, как это делается. Да, мы чуть не спалили кухню. Да, у нас ничего не вышло и мы все вымазались в тесте.

Но нам же было весело, а это самое главное. Итан говорил правду, обещая мне лучшее Рождество в моей жизни. Такого веселого праздника у меня еще не было. А он все улыбался, совершенно не думая о том, что будет завтра. Мне самому этого не хотелось. Было хорошо. И это главное.

Я сам не заметил, как мы оба изменились. Итан бросил пить, исправно ходил на учебу, радовался любой мелочи, снова и снова улыбаясь. Он стал таким добрым, таким отзывчивым и понимающим. Он стал тем человеком, коим был пару лет назад. Он говорил, что я сделал его таким, а я и не отрицал, предпочитая отмалчиваться. Как иронично.

С ним я чувствовал себя живым. Мы оба учили язык жестов и общались на равных. Мне было так легко с ним. Этот альфа понимал меня так, как не понимал еще никто. Даже тогда, когда я еще мог говорить. Почему-то теперь мысли о прошлом не заставляют скучать. Я живу лучше, чем раньше. И пусть я не могу заниматься любимым делом, я нашел кое-что более важное.

Наверное, я тоже изменился. Так легко встаю по утрам, так легко общаюсь… Мне очень хорошо. Будет больно, если мне придется уехать. Но сделать с этим я ничего не могу. Не мне это решать.

Ближе к вечеру я ушел к себе в комнату. Хотелось выглядеть празднично. Оставив Итана внизу, я закрылся в комнате.

После операции прошло много времени, я почти полностью восстановился, несмотря на осложнения. Теперь я мог нормально есть и нормально одеваться, не боясь простудиться и от этого умереть.

Так что сегодня я в белой футболке с длинным рукавом и открытым горлом. Она постоянно спадает с одного плеча, открывая ключицу и край татуировки, но так и было задумано. Светло-синие джинсы, не так давно приобретенные в одном хорошем магазине, красиво обтягивают стройные ноги. Волосы я зачесал набок и собрал в аккуратный хвост. Да, я хорошо смотрюсь. Вполне себе празднично. Украшений у меня нет, да они и не нужны.

Так, сейчас половина одиннадцатого. Думаю, можно спускаться.

Шлепая по полу босыми ногами, я вышел к лестнице, смотря на гостиную сверху. За те полчаса, что меня не было, она изменилась до неузнаваемости. Повсюдю были развешаны гирлянды, а основной свет был выключен. В теплом полумраке играла красками прекрасная, высокая ель, на диване, который, как оказалось, раскладывается и становится почти в два раза шире, разложены клетчатые теплые пледы, а на журнальном столике горят свечи, стоят тарелки, пока еще пустые и такие же бокалы. На краю стоит ведерко со льдом и бутылкой шампанского.

Засмотревшись на все это, я не заметил, как ко мне сзади приблизился усепвший стать родным человек. Теплая рука легла на мое плечо.

— Нравится? — зашелестел над самым ухом шепот.