Таго остановился, тяжело дыша и утирая бегущий на глаза пот.

- Ладно, Великие Маги, – прохрипел он, – берите ее, ваша взяла!

Я в изумлении следила, как он отступает от меня. Я снова повернулась и увидела презрительную улыбку Танарета, он поднимал руку и делал шаг вперед, намереваясь схватить меня. И вдруг все кругом затопил нестерпимо яркий свет. Как будто взорвалась ядерная бомба! Я ослепла, бессмысленно водя глазами в этом непроглядном молоке.

- Вперед!!! – истошно заорал Таго, хватая меня за шкирку.

Мы рванулись в этом безумном свете, налетели на одного из магов, невидимый Таго, влепил кому-то хороший хук, потом мы наткнулись на кактус, и в невидимое тело воткнулись десятки невидимых же игл, в мою невидимую спину уперлась голова невидимого же Фатти, заставив меня поцеловаться с кактусом еще разок. Выставив руки вперед и подчиняясь крепкой деснице Инея, я пробиралась вперед, то и дело разрывая одежду и кожу о шипы исполинских растений. Золотая Сеть будто утратила всю свою силу: я чувствовала, как многочисленные горячие струйки текут по моему телу. Сзади, вцепившись в полу моей куртки, болталась Змейка Ли, голова висевшего через ее плечо Фатти, больно ударялась мне в поясницу.

В итоге я споткнулась, и почувствовала, что уже не в силах подняться. Рука Таго разжалась, и я почувствовала его дыхание на своем лице, рядом мягко шлепнулось безжизненное тело маленького мага, и Змейка так же надсадно дыша, приткнулась рядом. Молоко перед глазами начало немного проясняться: теперь это походило на белесый плотный туман. Я нашарила голову Фатти и приложила руку к его шее. Вены едва пульсировали, но он был еще жив. Таго со стоном, перевернул его тело и приложил ухо к груди.

- Что с ним? – прохрипела Змейка, закашлявшись.

- Живой, но плох, – ответил Иней. – Непонятно, чем его задело?

- Что с нами всеми Таго?

- Да, ничего страшного, это пройдет. Временная слепота.

- Так это ты сделал?

- Ну да, я, – нехотя ответил Целитель Дола.

- Так ты что, тоже маг? – изумленно спросила я.

- Да нет, какой там маг… – пробурчал Таго, – так, любитель.

Он повозился с застежками на куртке Ястребка, и обнажил его грудь.

- Не мешайте, попробую ему помочь.

Он застыл, положив руки на область сердца. Лицо его стало сосредоточенным. Змейка, раскрыв желтые глаза, внимательно следила за его действиями. Время шло, а Иней все так же оставался в неподвижности. Руки его покраснели, и казалось, даже чуть светились изнутри, как будто он прятал под ладонями маленький фонарик. Я сидела, тупо глядя в одну точку, и механически утирала кровь, набегающую из распоротого шипом лба. Зрение все прояснялось: уже стали видны дальние стволы огромных кактусов, меж которыми просвечивало открытое пространство, лежащее впереди, за кактусовой «рощей». Змейка с трудом оторвала взгляд от Ястребка, и поднялась.

- Пойду, поглязу. Если сейчас нагонят маги – нам конец!

Она удалилась, неслышно ступая. Я осмотрела себя: одежда представляла жалкое зрелище, практически это уже нельзя было назвать одеждой. Пропитанные кровью лохмотья уже начали дубеть, пристывая к телу. Таго выглядел не лучше: он был весь в размазанной крови, и походил скорее на Миррир, чем на белого человека. От соленой воды и крови его одежда покрылась разноцветными разводами, тут и там зияли дыры со свисающими лохмутами. Казалось, он нарядился в маскировочную сетку. Я вздохнула: дела наши были крайне плачевные! Фатти заворочался и застонал. Таго отнял руки: ладони действительно светились приглушенным рубиновым светом. Фат застонал снова и открыл мутные глаза. Он хотел что-то сказать, но только беззвучно шевелил губами. Я потянулась к его разуму, и почувствовала крайнюю тоску и переворачивающее нутро страдание. Он спрашивал: все ли живы?

- Да Фат, все живы! Как ты, Фат, что у тебя болит?

«Дело мое дрянь, бок отрывается и никак не оторвется!» – подумал Фатти, глядя на меня слезящимися глазами.

- Ты держись, Фат, старайся! Я делаю, что могу! – сказал Таго, когда я перевела мысли Фатти.

«Неважно выглядишь, зверь!» – подумал Ястребок, и попытался улыбнуться. Улыбки не получилось, он застонал, и замотал головой. «Плохо мне, ребята! Что это за мужик стоит?» – пронеслось в его голове, мысли начали путаться, разбиваясь на отдельные фразы. Я испуганно оглянулась: никого, кроме нас тут не было.

- Похоже, он бредит! – шепнула я Таго.

- Воды надо, травы надо! Все осталось! – Иней горько вздохнул. – Смотри, как странно! – он осторожно раскрыл куртку Фатти. – Потрогай, камень, да и только!

Я ощупала туловище Ястребка: весь правый бок был холодный и твердый, точно замороженный. Участки твердой плоти ограничивала ярко-красная полоса живой ткани, и, судя по всему, здесь начиналось нешуточное воспаление. Если этот процесс затронул и внутренние органы, надеяться оставалось только на чудо.

- Что ты можешь Таго? Что ты сейчас делал?

- Я сам не знаю, как это называется, но этот свет,– он показал свои ладони, – он помогает даже умирающим, правда ненадолго. Как будто моя сила переходит в другого человека.

- Сколько ты сможешь держать его живым?

- Не знаю, Мара, может до вечера, может до ночи. Я постараюсь, но в конце концов я тоже свалюсь. Я не понимаю причину, не понимаю, что ему нужно! Это какая-то проклятая чужая магия!

- Мужик, дай меду!!! – вдруг закричал Ястребок не своим голосом, так, что мы вздрогнули.

Он забился в судорогах, на губах показалась кровавая пена. Нам оставалось только держать его, пока он не успокоился и не отключился. Вернулась Змейка Ли.

- Стланно, но они не идут в заросли. Големы стоят у самой кромки, вдоль белега, на сколько хватает глаз, плотянулась классная голящая лента. Воздух над ней дложит, Големы ее не пелесекают. Похозе, нас белут измолом: к белегу нигде не плоблаться. Гадов этих нигде не видно, ни в небе, ни на земле, но я увелена, он следят за нами!

Таго оттер лоб, и, глядя в землю, устало сказал:

- Ладно, если нельзя назад – то надо идти вперед. Здесь мы ничего не высидим. Миррир пойдет вперед, а мы с тобой потащим Ястребка. Самое главное сейчас – это найти воду. Без нее нам лучше сразу сдаться.

- Никогда! – воскликнула я, содрогнувшись при мысли о меховой комнате. – Лучше сам убей меня!

- Миррир не сдаются! – мрачно сказала Змейка Ли.

- Русские тоже не сдаются! – добавила я.

- Самое странное, – ответил Таго, слабо улыбнувшись, – что и орки не сдаются! За дело! – скомандовал он, и мы принялись сооружать носилки.

За кактусовой рощей простиралась необозримая пустошь. На голой каменистой земле росли все те же великанские кактусы, и равнина казалась гигантской грязной столешницей, с расставленными на ней подсвечниками из позеленевшей бронзы. Миррир быстро удалилась, фигурка ее мелькала меж толстых стволов. Мы тащили Фатти на импровизированных носилках из плаща и ножен. Было ужасно неудобно, но это было лучшее, что мы смогли придумать. Фатти снова бредил, постоянно требуя меда и бормоча о каком-то мужике. Черепашьим шагом мы протащились около трех часов. Надежды на воду таяли с каждым километром: здесь даже кактусы сохли, некоторые из колючих великанов валялись на земле, сморщенные и сухие, словно мумии фараонов. Маленький маг таял на глазах. Лицо его посерело и осунулось, губы высохли и покрылись трещинами, точно земля под нашими ногами. Мы остановились, и Таго в очередной раз приложил руки к груди Фатти. После этих процедур, маленький маг немного оживал, бред его успокаивался, а лицо слегка розовело. Зато Иней с каждым разом все больше сутулился. Нам приходилось все чаще останавливаться, чтобы перевести дух. Теперь он сидел, привалившись к голому у основания стволу, и держал руки на Фатти. Полузакрытые глаза его ввалились, губы подергивались, а на лбу выступили крупные капли пота. Я с болью смотрела как его красивое и некогда холеное лицо, превращается в вылинявшую бумажную маску. Отчаянье с новой силой охватило меня: из этой смертельной ловушки не было выхода, даже если бы он и был, у нас просто не оставалось времени на его поиски. Судя по всему, Фатти оставалось от силы несколько часов. Вернулась Миррир, возникнув из-за ствола подобно бесплотной тени. Мы с надеждой подняли глаза. Она безмолвно качнула головой, и опустилась на колени перед Ястребком. Она гладила его слипшиеся волосы, и на лице ее отражалось беспредельное страдание.