Публика была в недоумении. Воровать? Не воровать? Они не понимали – охрана поет! Поет рок-н-ролл. Утром, вечером, ночью… При таких условиях не развалить советскую власть было невозможно!

Так-то оно так, но после дежурства музыканты приходили домой. На трезвую голову эта честная бедность выглядела не столь привлекательно. Особенно учитывая то, что эти веселые ребята были уже не мальчики. У всех были жены или подруги, у многих дети – и ни у кого не было даже намека на возможность жить по-человечески и зарабатывать любимым делом.

…

К 1984 году сложившийся еще за пять лет до того и более-менее сыгравшийся состав «Зоопарка» приказал долго жить.

Майк Науменко: Случилось так, что барабанщик кончил институт и уехал по распределению к себе на родину, в Петрозаводск, басист загремел в армию, как это иногда бывает, мы остались без состава.

С барабанщиком Андреем Даниловым так и было. С басистом было не так – надо понимать, что этот рассказ Майка был записан на официальном творческом вечере, где всего говорить было нельзя. На самом деле бас-гитарист «Зоопарка» Илья Куликов загремел, но не туда – за анашу. Майк к нему относился очень хорошо, и после отсидки Куликов опять вошел в состав группы. Но, по воспоминаниям музыканта «Звуков Му» Александра Липницкого, в конце 1980-х Куликов опять попал за решетку – за кражу мяса с мясокомбината.

Однако это все будет позже. А пока, в 1984 году, Майка выручили «секретовский» барабанщик Алексей Мурашов и музыканты «Аквариума» – Евгений Губерман, Александр Титов и Михаил Файнштейн.

Михаил Файнштейн: Майк был удивительно интеллигентный, очень образованный, хорошо знал язык, с великолепным чувством юмора. То есть он такой настоящий питерский интеллигент, несмотря на тот образ, который чуть ли не панк. Хотя на самом деле все основные панки как раз и были очень интеллигентными людьми. Потому что это игра, это театр. И в этом театре Майк исполнял роль совершенно безбашенного человека, который на самом-то деле обладал большими знаниями, переводил прозу (известно, что именно он первым перевел Ричарда Баха), написал несколько рассказов, а про песни – тут и говорить нечего.

Примерно таков же и лирический герой Майка. Тем более что большинство песен написано от первого лица. Однако сам Науменко предупреждал, что ставить знак равенства между автором и его героями все-таки нельзя.

Майк Науменко: Насчет моей позиции – ее нет, в общем-то. Все мои песни поют совершенно разные люди – это не я… «Маски»… я не люблю это слово… это просто другие люди. Дело в том, что, когда человек пишет книгу, рассказ, там, или роман, у него может быть двадцать персонажей, но ни один из них не является автором как таковым. Такое возможно. Может быть двадцать мнений у двадцати героев романа, и ни одно из них не совпадает с мнением автора – это все проходит. Когда человек пишет песню, почему-то должно вдруг взяться авторское «я». Мне просто непонятно – почему? У меня его нет, почти никогда. Зачем?

Бо́льшая часть материала, вошедшего в «Белую полосу», была довольно свежей. Однако нескольким песням к моменту записи уже исполнилось пять-шесть лет, они были известны и по акустике, и по концертам «Зоопарка». Первый раз Майк приехал в Москву в октябре 1980-го.

Сохранилась даже запись того концерта, на котором Майк выступал вместе с «Машиной Времени», «Аквариумом» и Константином Никольским. В зале сидели сотни людей из самого что ни на есть высшего московского света. От писательницы Людмилы Петрушевской до будущей группы «Звуки Му». Тот концерт взорвал московскую общественность. Одни влюбились в «Зоопарк» сразу, другие эту эстетику категорически не приняли. Дело доходило даже до драк между сторонниками и противниками Майка. Среди вторых поначалу оказался Андрей Макаревич.

Андрей Макаревич: Майка я услышал в первый раз на сольном концерте и не врубился в его эстетику совершенно. Я, да и Боря Гребенщиков, – мы тогда были очень романтически настроенными юношами. У нас были совершенно определенные представления о том, что красиво, а это как-то прямо ножом по стеклу. Я въехал в «Зоопарк» уже позже. Только через несколько лет у меня изменилось к нему отношение.

…

Всю свою жизнь Майк Науменко прожил по коммуналкам. Человеком он был гостеприимным, в доме бывали все, а гитарист Храбунов вообще жил в соседней комнате. Квартира, кстати, была без телефона. Короче, все описания Майка в домашних условиях совпадают:

Андрей Тропилло: Когда к Майку приходили друзья, а у них спал маленький сын, то его просто закрывали абажуром, как птичку маленькую. Он не плакал, он там успокаивался.

Михаил Файнштейн: Я где-то в 1980-х годах снял квартиру, просто по случайному объявлению. Помнится, мы с барабанщиком сидели, смотрели телевизор – вдруг звонок в квартиру. Я открываю дверь – стоит Майк в халате и в тапочках. А дело было лютой зимой. Я его пригласил, мы посидели, выпили коньячку, попили чаю, он сказал «спасибо» и пошел на выход.

Я спрашиваю:

– Может, такси вызвать?

В нашей компании все были страшно серьезные, и удивляться было не принято. Ну пришел человек – и пришел. Все нормально, лишних вопросов не задавали. Но дело все-таки было зимой, а он в халате… Майк сказал, что такси не нужно, и так и ушел. А я только через несколько дней узнал, что, оказывается, случайно снял квартиру в его собственном доме.

Александр Храбунов: У нас в квартире постоянно проходили какие-то совместные посиделки. Люди приезжали со всей страны. В то время еще был Советский Союз, и люди приезжали с Юга, с Востока, – отовсюду и постоянно.

Михаил Файнштейн: Там постоянно гости приходили. Просто потому, что Майк был очень популярный человек и интереснейший собеседник, имеющий свое мнение по всем вопросам. И он был реальным гуру для большого количества людей, которые приходили и смотрели ему в рот: что он скажет? Все это общение занимало где-то двадцать пять часов в сутки.

…

Еще до назначения на пост генсека, в июне 1983 года, Константин Черненко выступил на пленуме ЦК КПСС с докладом «Актуальные вопросы идеологической и массово-политической работы партии».

– Не все удовлетворяет нас и в таком популярном искусстве, как эстрадное, – утверждал Черненко. – Нельзя, например, не видеть, что на волне этой популярности подчас всплывают музыкальные ансамбли с программами сомнительного свойства, что наносит идейный и эстетический ущерб.

Казалось бы, кому какое дело? Кто эти доклады читал или слушал? Однако дело приобретало нешуточный оборот.

Травля рок-музыкантов началась еще в 1982 году – с появления в «Комсомолке» статьи «Рагу из синей птицы», в которой прессовали группу «Машина Времени». Их тогда не расформировали, но от московских площадок отлучили лет на шесть. В 1983-м арестовали Алексея Романова из группы «Воскресение», а в марте 1984-го за решеткой очутилась Жанна Агузарова из группы «Браво».

На совещании в Министерстве культуры РСФСР звучало вот такое: «В настоящее время в Советском Союзе насчитывается около тридцати тысяч профессиональных и непрофессиональных ансамблей. Наш долг состоит в том, чтобы снизить это число до нуля». А в сентябре 1984 года вся эта активность привела к появлению печально знаменитого «Списка запрещенных групп».

Ребята в Минкульте работали добросовестные. Они не забыли никого, в том числе и «Зоопарк». Мало того, о многих коллективах 1970-х и начала 1980-х годов, типа «Русско-турецкой войны», мы можем узнать только из этого списка, так как записей от них не осталось.