— То есть, мне? — уточнил я.

— Ну, мы же так решили вчера? — вопросом на вопрос ответил Ведецкий. — Об этих деньгах, о том, кому вы их одалживали, вас скоро неизбежно спросят. Но это будет уже, как говорится, совсем другая история, к которой мы будем тщательно готовиться. Сейчас же главное было вытащить вашего заместителя, верно?

— Да, да, — подтвердил я. — Конечно.

— Исходя из этого я и действовал. Допрос прошел, на мой взгляд, нормально, в протоколе теперь зафиксирована эта наша версия. То, что получателем денег оказался представитель компании «РеставР», участвующей, также, как и «Арми-Строй», в торгах, мой подзащитный, разумеется, не знал.

— А у оппонентов наших что есть против этой нашей версии? — не утерпел я.

— Пока трудно сказать, — уклончиво ответил Ведецкий. — Следователь ведет себя достаточно грамотно, карт не раскрывает. В обвинении фигурирует получивший деньги гражданин имярек, работающий в компании «РеставР». Но честный ли он, как говорится, фраер, ха-ха, или подставное лицо, пока неясно. То, что обвиняется Питкес по статье «коммерческий подкуп», с одной стороны, говорит о первом, потому что в противном случае статьи были бы другие, но ручаться нельзя. Но, в любом случае, наша версия крепкая, и оппонентам будет очень непросто ее развалить. Тем более, что ни о каких записях телефонных переговоров Питкеса с этими двумя женщинами от заказчика…

— Лидией Терентьевной Нарцыняк и Вероникой, — вставил я.

— …пока даже не упоминается, — даже не запнувшись о мою реплику, закончил мысль адвокат.

— То есть, записей, похоже, нет? — обрадовался я.

— Не факт, — охладил меня Ведецкий. — Они вполне могут быть, но при их получении, например, могли быть не соблюдены процессуальные нормы, или что-то другое, что мешает следствию сейчас их предъявить. То есть, это не значит, что они не всплывут в дальнейшем, но сейчас, повторяю, в деле их нет, и это уже хорошо, потому что при их наличии наша версия вряд ли покажется судье убедительной.

— Окей! — обрадовался я. — Значит, теперь — суд?

— Да, суд и определение меры пресечения, — подтвердил адвокат. — Следствие, естественно, требует содержание под стражей. Мы же, разумеется, считаем, что вполне достаточно подписки о невыезде. Будем оппонировать.

— А когда заседание? — спросил я.

— По УПК РФ у следствия есть 48 часов на вынесение судом меры пресечения, если это содержание под стражей, — ответил Ведецкий. — Питкеса задержали в 11–10, значит, постановление суда должно быть вынесено до этого времени завтрашнего дня. Суд работает с девяти, так что они вполне успевают.

— Это что, Питкес еще сутки проведет в камере?! — ужаснулся я.

— В случае, если нам не удастся доказать суду, что содержание задержанного под стражей в нашем случае — мера избыточная, то ему придется провести в камере гораздо больше времени, — хмуро объяснил Ведецкий. — Что касается времени судебного заседания, то я предпринял определенные шаги. Запрос о вынесении меры пресечения следователь в любом случае направит в суд сегодня. В канцелярии Таганского суда у меня, что называется, подмазано. Суд работает до 18–00, и мой человек сделает все, что нужно, чтобы запрос попал к нужному судье, и чтобы рассмотрение состоялось сегодня. Ну, а там — поборемся.

— А какова вероятность, что суд оставит Питкеса под стражей, то есть, в камере? — угрюмо поинтересовался я.

— Фифти-фифти, — с ходу ответил Ведецкий. — Знаете анекдот? Блондинку спрашивают: «Какова вероятность того, что, выйдя вечером погулять, вы встретите тиранозавра? Та, не задумываясь: «Пятьдесят на пятьдесят — или встречу, или нет». Так и здесь. Извините, что шучу в такой невеселой обстановке, но точнее сказать нельзя. В случае, если события будут развиваться по неблагоприятному сценарию, будем просить отпустить под залог.

— А о какой сумме залога может идти речь? — забеспокоился я.

— Трудно сказать, — привычно уклонился адвокат. — Законом максимальная сумма залога не определена, и какое у судьи может возникнуть представление об этом предмете, предугадать невозможно. Есть статистика, что в среднем по Москве сумма залога, назначаемая судьями, что-то около трехсот тысяч рублей, но нам эта «средняя температура по больнице с учетом морга», как вы понимаете, и не дает ровным счетом ничего.

— Да, понял, — задумчиво сказал я. — Понял, что никаких гарантий того, что Питкес хотя бы завтра выйдет из тюрьмы, нет.

— Нет, — эхом ответил адвокат. — К сожалению, нет.

«Черт, да ведь не выдержит Питкес долгого пребывания в камере! — думал я. — Мощный старик! Да он больной насквозь! А Джоя, дочь его, вообще с ума сойдет. Нет, нужно что-то делать!»

— Александр Алексеевич! — начал я. — А насколько безумной вам представляется вот такая идея. Я иду к этому следователю, Ставрасову, и говорю, что это я попросил Питкеса отдать деньги этому, ну, из «РеставРа». Отпустите Питкеса, посадите вместо него меня, а?

— Я попробую ответить на ваш вопрос буквально, — отозвался после минутного раздумья Ведецкий. — Я не назвал бы эту вашу идею безумной. Безумные идеи рождаются больным воображением; ваша, безусловно, имеет другие корни. Вы испытываете чувство вины перед вашим заместителем, и размышления над вопросом, как ее загладить, приводят вас даже к таким, я бы сказал, экзотическим вариантам. Но безумием, безусловно, здесь и не пахнет. А вот с точки зрения здравого смысла эта идея очень вредна. Потому что ее реализация ухудшит ваше собственное положение, при этом не принеся никаких выгод Питкесу. Если вы думаете, что впечатленные вашем джентльменством мен… то есть, полицейские, пустят слезу и сразу же освободят Питкеса, то вы глубоко ошибаетесь. Они с удовольствием посадит вас в соседнюю камеру, и все. При этом ваше самопожертвование они представят в свою пользу, скажут: «Вот, одного мы задержали на «горячем», а второй, не вынеся мук совести, пришел сам, налицо сговор». Я бы вам категорически не советовал делать нашим оппонентам таких подарков, Арсений Андреевич.

— М-да, пожалуй, — пробормотал я, удивляясь выдержке Ведецкого, — другой в ответ на такую завиральную идею просто покрутил бы пальцем у виска, и все.

— Тогда — пока все? — спросил адвокат. — Я буду держать вас в курсе дела.

Я положил трубку с тяжелым чувством. Как никогда с момента начала всей этой истории было ясно, что Питкес сидит в тюрьме по моей вине, что это все — из-за меня. Да, конечно, мне просто повезло, что я решил сорваться в Турцию, так бы деньги понес я, и скамейку в камере полировал бы сейчас задницей тоже я. Но это было бы логично: это мой бизнес, мой профит, значит, и риски тоже мои. Но Питкес! Нет, безусловно, деньгам, которые я платил Самойлычу, позавидовали бы многие, и на чаше весов, уравновешивающей такую зарплату, лежал довольно большой объем обязанностей и связанных с ними возможных проблем, но тюрьма за экономическую уголовщину в них точно не входила. Как я буду старику в глаза смотреть?! И — когда я смогу посмотреть в его глаза? Я повалился на кровать и накрылся подушкой.

Из состояния тихого самоедства меня вывел телефонный звонок. Это был Витя Бранк.

— Привет, Вить, — поприветствовал я его. — Ты уже в Москве?

— Где я сейчас нахожусь, к нашим делам не имеет никакого отношения, — неприветливо отшил меня Бранк. — Слушай сюда и не перебивай.

Я опешил — Витя Бранк в общении хоть и не был образцом учтивости и стиля, но разговаривать со мной в таком тоне себе никогда не позволял.

— Разобрался я, кто на тебя наехал, — начал Бранк, — и по какому поводу. И сразу тебе говорю: этот наезд мне не по зубам. Настоятельно рекомендую тебе сегодня же с их главным, майором Ещуком связаться, встретиться и все вопросы обговорить. Если не будешь выделываться и геройствовать, то даже удовольствие, как говорится, получишь. Причем если начнешь выпендриваться, наживешь проблемы не только самому себе, но и другим, в том числе и мне. Поэтому сделай так, как я тебе говорю, понял ты меня?