«Начинаем анализ степени любви претенденток к лауреату! — прочитал я. — Главный анализатор — Вселенское Сердце!» От дальнего, темного до сей поры угла сцены отъехал занавес и там, подсвеченное тысячами прожекторов, загорелось ярко-красным неимоверных размеров, до неба, сердце, каким его изображают на плакатах в кардиологических кабинетах. «Вселенское сердце — сосуд Божественной Любви!» — пояснила надпись, но, похоже, всем, кроме меня, это и так было известно. Весь зал, который после появления мамы так и не садился, склонился перед Сердцем в разнообразных формах земного полклона. «Интересно, откуда такой пиетет?» — подумал я.
— Обыкновенное дело, когда речи идет о непосредственно моих произведениях, — ответил ССЖ. — Когда давно я решил что-нибудь посоздавать, то сперва замутил Пространство и Время, думая, что остальное моя команда — архангелы и прочие Серафимы Аркадьевны — досоздадут без меня. Но у них из-под штихеля начала выходить по большей части такая мерзость, что я только диву давался. Это они соорудили ад, который упросили меня не трогать, чтобы после них осталось хоть что-то, потому что все остальное было еще хуже. Я долго думал, и создал Любовь. Она служит своеобразной склейкой для Времени и Пространства, как Володин фермент для кокаина и LSD, и с ее помощью у них начало получаться что-то более-менее приличное. Так что Любви не грех и поклониться, все-таки это мое детище!
Мы все, стоящие на сцене, как по команде, повернулись к Сердцу, и тоже отвесили ему низкий поклон. Сердце ответило нам серией бурных радостных сокращений, и из трех черных обрезов сосудов аорты и легочной артерии, как из труб Титаника, пыхнули облачка розоватого пара. «Анализировать будем в порядке появления на сцене», — сказал ССЖ Сердцу, и то согласно ухнуло.
Первой к Сердцу, явно очень робея, подошла Сорока. Сердце словно вздохнуло, надулось, загудело, от него к девушке, как щупальца, протянулись еле видимые красные нити. Сорока, как от удара током, выгнулась, повисла на красных нитях, ее глаза закатились так, что остались одни белки.
— Анализ на любовь — очень энергозатратная процедура, — прошептал мне ССЖ. — Чтобы узнать истинный размер любви, нужно проникнуть в подсознание индивида минимум на три с половиной диаметра Вселенной. Некоторые сознание теряют.
Сорока сознание не потеряла, но когда Сердце перестало гудеть, упала на сцену совсем без сил. «Уровень любви установлен!» — зажглась надпись. Сорока встала, и на дрожащих ногах направилась в шеренгу, с двух сторон ее поддерживали завитки силового поля в виде средневековых рынд. Ее место заняла Марина. С ней сердце гудело меньше, тряски и конвульсий почти не было, поддержка после процедуры ей не понадобилась. Иву трясло еще меньше, она даже уточнила: «Что, уже все?» Зато Джой досталось. Силовые нити мяли ее, как комок теста, то подбрасывая вверх, то чуть не роняя на землю. После окончания анализа она осталась на сцене бездыханная, и целых четыре силовых рынды подняли ее и плавно оттранспортировали на место. Тамара отделалась малой кровью, а вот Беату и Полину потрепало изрядно. Дарью красные нити опутали всю, так, что она стала напоминать кокон, подняли в воздух, несколько минут держали неподвижно, а потом, осторожно опустив на землю, освободили.
— Она там у тебя не беременная часом? — скосил на меня глаза ССЖ. — Сердце редко с кем так деликатничает.
Последняя к Сердцу подошла мама. Сердце, по обыкновению, вздохнуло, и тут же выдало сигнал о том, что анализ закончен. Мама повернулась ко мне, как-то жалобно улыбнулась и отошла в самый конец шеренги. «Ну-с, дамы! — обратился к ним ССЖ. — Теперь вы знаете абсолютно все о своей любви к лауреату, Сердце дало вам развернутый анализ. В третьем туре каждая из вас выйдет и честно, ничего не утаивая, расскажет, так ли велика ее любовь, как ей казалось раньше. «Третий этап! — запылала надпись на небесах. — Определение победительницы!»
Первой, как повелось, вышла Сорока. Она страшно волновалась, и минуту вообще не могла начать.
— Я всю жизнь любила его, — наконец, произнесла она. — До самой смерти. То есть, я думала, что люблю. То есть, я и любила, но не его, а свои воспоминания о нем, о тех сутках, которые мы провели вместе. Странная вещь любовь, оказывается, иногда не поймешь, кого или что ты любишь. Но Сердце мне все четко растабличило, я со всем согласна.
— Как вы думаете, вы победили в конкурсе? — спросил ССЖ.
— Думаю, нет, — покачала головой Сорока, и в ее глазах блеснули слезы.
«У-у-у!» — протяжно и разочарованно загудел зал, — видимо, Сорока всем пришлась по душе. Марина вышла вся какая-то потерянная.
— Я до последней минуты думала, что люблю его, — тихим голосом, глядя куда-то поверх самых верхних трибун, начала она. — Но оказалось, что последние лет двадцать я люблю не его, а нашу семью, сына, дом, уют в доме, наши совместные планы на старость. Я думала, что это — одно и то же, но Сердце считает по-другому. Я была уверена, что у меня нет соперниц, и сейчас мне очень больно, потому, что, видимо, не я буду победительницей.
В зале раздалось еще более протяжное и сочувственное «У-у-у-у!» Марина вернулась на место. Губы ее дрожали, глаза были на мокром месте. Внезапно она упала в объятия Сороки, и обе женщины зарыдали. Вслед за ними зарыдал весь кратер, стрелка эмоциометра ушла далеко влево, в отрицательную, синюю зону. Ива свысока посмотрела на рыдающих женщин и, переступая, как породистая лошадь, своими длиннющими ногами, вышла к краю сцены.
— Ну, что ж, — усмехнулась она, презрительно поджав губы. — Собственно говоря, я всегда знала, что моя любовь к лауреату — не самое сильное мое чувство. Я вообще думала, что эта дурацкая занавеска меня не пропустит, но, к моему удивлению, что-то все-таки я к нему питаю. Но, думаю, что для победы над этими курицами, квохчущими над своими чувствами к лауреату, этого будет недостаточно. Черт бы побрал это ваше Сердце!
Зал разразился свистом, улюлюканием, возгласами: «Хабалка!», «Растопырка!» и «С пляжа ее!!», а наиболее радикально настроенные и вовсе требовали оскандалившуюся соискательницу распылить и заформалинить.
— Вообще-то в моем присутствии руководителя конкурирующей организации поминать не принято, — вполголоса произнес ССЖ. — За такое можно было бы и заформалинить, банка с ней украсила бы паноптикум. Но не будем, у нее это от ревности, ревность же суть есть производная от Любви. Правда, размеры ревности и любви в этом создании фантастически диспропорциональны!
— А к кому она ревнует? — поинтересовался я.
— Ты еще спроси, кого! — фыркнул ССЖ. — Понятно, к кому — вон, предпоследней в шеренге топчется.
Я наклонил голову, и посмотрел на Дарью. Та, закрыв глаза, под неслышную мне музыку, видимо, вовсю шарашащую у нее в голове, отплясывала нечто среднее между менуэтом и рэпом; стоящая рядом Полина с недоуменным видом прислушивалась к звукам, видимо, пробивавшимся из Дарьи наружу.
— У этой длиннолядой вообще сейчас трудный период, — задумчиво продолжил ССЖ. — Она практически на грани когнитивного диссонанса, разрывается между любовью и ненавистью к одному и тому ж человеку.
— Ко мне, штоль? — ухмыльнулся я.
ССЖ посмотрел на меня с сожалением.
— При чем здесь ты? — спросил он. — Ты чего, телевизор только сейчас включил? У нее от ста процентов любви в организме та часть, которая к тебе — ноль целых с закорючкой, Стена Любви прежней версии вообще ее не пропустила бы, не почувствовала бы ничего. Ладно, харэ бубнить, вишь, народ уже извелся, шоумастгоуона хочет!
«Show must go on!» — грянул с небес дуэт Фредди Меркури и Клавдии Шульженко, и кратер взорвался аплодисментами. На центр сцены вышла Джой. «Не жарко?» — крикнул ей Желе, и только сейчас я заметил, что в отличие от остальных претенденток Джой была совершенно голой.
— Ноу, сэнкс! — махнула рукой Джой. — Я привыкать! У меня плотный график, тратиться время на одевание и раздевание… как это?.. нерентабельно, вот! А по поводу любви… Сердце сказало, что при моем образе занятий сохранить в душе столько любви к лауреату после одной встречи несколько лет назад — это совершенно импоссибл. Поэтому оно меня и крутило-винтило столько, проверяло и перепроверяло. Оно говорит, что если бы я была ему… ну, рядом с ним, гёлфренд или вроде этого, то никто не смог бы со мной соревноваться в любви к нему. Но сейчас — нет. Сердце говорит, что… как это по-русски?.. если долго елозить, невозможно не стереть, вот! (зал захохотал). Наверное, я слишком много елозить, и стерлось! (зал забился в истерике). Не повезло, shit! То есть, черт!
