Когда король спустился на пристань, все, кто были там, приветствовали его, как всегда, с благоговением и радостью.

Но вдруг шёпот пробежал по толпе. Из-за поворота реки появился высокий корабль, весь украшенный резьбой и позолотой. На солнце рдели и пылали паруса из красного шёлка. Среди неповоротливых, грузных купеческих барж и кораблей он казался лёгким и воздушным, как облако.

— Это принцесса! Это шведская принцесса! — раздались ликующие возгласы со всех сторон.

Женщины поспешили подняться на мост, мужчины и мальчишки прыгали в лодки и карабкались на крыши. Всем хотелось посмотреть на прекрасную Ингегерд.

Корабль плавно подошёл к пристани, и все наконец увидели принцессу, стоящую на палубе корабля.

Её золотистые волосы, всё затмевая, блестели на солнце. Глаза могли поспорить с голубизной неба. Она улыбалась с такой лаской и нежностью, что, казалось, в Кунгахеллу возвратилось лето, во всей своей красоте и великолепии.

Когда король Олав увидел свою невесту, такую гордую и прелестную, его лицо просветлело от радости и в сердце зажглось нежное чувство.

Цветы уже осыпались, и потому молодые девушки принялись срывать ярко-жёлтую листву с деревьев и бросать её на пристань, раскидывать по улице, где должна была пройти принцесса. Они спешили украсить свои дома гроздьями блестящей спелой рябины и тёмно-багряными листьями клёна.

Астрид видела народ, со всех сторон бегущий на пристань, видела короля Олава. Он стоял в тяжёлых шитых золотом одеждах, окружённый вассалами и благородными рыцарями. Его глаза сияли, и он поднял руку, приветствуя её.

И Астрид забыла всё, в чём она должна была повиниться и покаяться королю. Она забыла, что имя её не Ингегерд. Одно желание завладело её душой: стать женой короля Олава.

И вот на третий день, под звон колоколов, была торжественно сыграна свадьба. Все любовались красавицей-невестой, а Астрид втайне радовалась, что знатные гости уже разъехались, все, кто знали в лицо принцессу Ингегерд, и никто не может схватить её за руку и обвинить в том, что она всего лишь самозванка, присвоившая себе чужое имя и счастье.

Сразу же после свадьбы наступили погожие тёплые дни. Мшистые холмики на болотах зазеленели, как бархат. Среди опавшей листвы поднялись тонкие стрелки травы. А в королевском саду распустились последние сорта роз, те, что обычно не успевают расцвести, схваченные морозом.

В один из воскресных дней король Олав и его вассалы собрались в пиршественном зале. По правую руку от короля, на подушках из красного шёлка, сидела его прекрасная супруга. Король любовался её милым лицом и, не отрываясь, глядел в её лучистые глаза, где вспыхивали сине-голубые искры. А когда Астрид заговорила, король Олав опустил голову, чтобы только наслаждаться звуками её певучего голоса.

Король Олав был искусным резчиком по дереву. И вот, заслушавшись нежных речей королевы, он в задумчивости взял нож и принялся вырезать прямо по краю стола узор из дубовых листьев. Все вассалы и слуги с беспокойством следили за ним. Они понимали, что король Олав забыл, что сегодня воскресенье. В этот святой день считается грехом всякая работа, даже если это была всего-навсего гирлянда из дубовых листьев, вырезанная по дереву. Рыцари растерянно переглядывались, но никто из них не осмелился остановить короля.

Наконец друг короля, Бьёрн с Тюленьего острова, решился заговорить.

— Какой завтра день, Симон? — спросил он как бы между прочим, обращаясь к своему юному оруженосцу.

— Завтра понедельник, — ответил Симон испуганно и громко. Король поднял голову и пристально взглянул на юношу, в смущении теребившего полу кафтана.

— Вот оно что! Так ты говоришь, что завтра понедельник…

И, не прибавив больше ни слова, король собрал в руку все обрезки дерева и подошёл к очагу. Король Олав взял раскалённый уголь и положил его себе на ладонь. Он стоял неподвижно и глядел, как пылают у него на ладони сухие стружки и как почернела обожжённая кожа. Все воины радовались и гордились своим повелителем. Только молодая королева вскочила с места, побледнела и пошатнулась. Она, наверное, упала бы, но её верная служанка Элина успела подхватить свою госпожу.

“Как же строго он будет судить меня, если откроется мой обман, когда он столь беспощаден к себе за такой малый проступок” — с замиранием сердца подумала Астрид.

Случилось так, что Акэ из Гендарикэ смертельно заболел, проезжая на своей ладье мимо Кунгахеллы. С минуты на минуту ждали его кончины, потому что он весь покрылся гнойными язвами, не принимал ни воды, ни пищи, и лицо его стало серым, как глина.

— Акэ, ты слышишь меня? — окликнул Людольф, его друг, наклоняясь над ним. — Очнись! Мы в Кунгахелле, во владениях короля Олава. Господь даровал ему чудесную силу за его святую жизнь. Умоли короля прийти и возложить на тебя руки. Он исцелит тебя, не сомневайся. Это наша последняя надежда.

— Как я могу просить у него помощи? — не открывая глаз, еле слышно простонал Акэ. — Горе мне! Я убил его названого брата Реора Белого. Король Олав придёт сюда только для того, чтобы вонзить в меня меч…

Не в силах найти себе места от горя и тоски, Людольф сошёл с корабля и без цели побрёл вдоль берега.

По дороге он встретил молодую королеву. Она ходила в лес за орехами и сейчас шла ему навстречу, беспечно смеясь и болтая со своими служанками.

Людольф почтительно приветствовал королеву, и не мог скрыть от неё своей печали.

Астрид вернулась в замок и тот же час направилась в покои короля Олава.

— Радуйся, мой супруг, — сказала она. — Акэ из Гендарикэ, твой заклятый враг, убийца твоего брата, лежит при смерти на своём судне в гавани Кунгахеллы!

Король Олав посмотрел на Астрид, ничего не сказал и быстрыми шагами направился к набережной.

Королева, увидев, как поспешно он удалился, не захватив с собой ни кинжала, ни меча, позвала самых близких вассалов, взяла его оружие и заторопилась вслед за ним.

Она так спешила, что вовсе не чувствовала тяжести боевого меча с тяжёлой рукоятью в виде креста.

Никем не замеченная, она поднялась на корабль и по узкой лесенке сошла вниз, где на ложе из шкур лежал умирающий Акэ.

Она остановилась, держа в обеих руках меч, готовая подать его королю в любую минуту, и вдруг замерла, словно окаменев.

Акэ лежал, откинувшись навзничь, и больше походил на мертвеца, чем на живого.

Король Олав наклонился над ним и положил руку на лоб умирающего. Он тихо молился, и лицо его в этот миг излучало надежду и благодать.

— Господи! Исцели этого несчастного, возврати ему жизнь и силы!

Королева увидела, что предсмертная бледность, покрывавшая лицо Акэ, исчезает, гнойные язвы на груди затягиваются и больше не кровоточат. Дыхание его стало легче и ровней.

— Благодарю тебя, король Олав, — со вздохом, который, казалось, шёл из самой глубины его души, прошептал Акэ. — Ты вернул мне жизнь, чтоб я успел покаяться и искупить свой грех…

Астрид молча и бесшумно покинула корабль. Она медленно пошла обратно к королевскому дворцу. И каким же непосильно тяжёлым казался ей теперь меч! Она с трудом тащила его, всё больше сгибаясь под его тяжестью. Сначала кончик меча чертил полоску по песку дороги, а потом королева и вовсе, не удержав меч, выронила его из рук.

Слуги, сопровождавшие её, подхватили прославленный меч. А королева с трудом поднялась по мраморным ступеням дворца, опираясь на руку верной Элины, и дыхание вырывалось у неё из груди, словно последний хрип умирающего.

Прошло ещё несколько дней, и наступил праздник Всех Святых. Король Олав, по своему обыкновению, отправился в храм Божьей Матери.

Астрид, стоя на балконе, смотрела ему вслед. Золотой обруч поддерживал волосы короля, длинная мантия из красного бархата мягкими складками падала до земли.

“Он похож на святых, что украшают алтарь в нашем храме!..” — похолодев от внезапного испуга, подумала Астрид.

Внизу, в глубокой тени ворот, незаметно притаился человек в низко опущенном на лицо капюшоне. Закутанный в длинный плащ, он сам походил на блёклую серую тень.