— Ладно уж, будь по-твоему, — угрюмо сказала она. — Жди, так и быть, я пришлю за тобой мальчишку. Но не вздумай донести на нас, если ты и вправду божий слуга.

Аббат Иоанн приказал дать жене разбойника хлеба и сыра, а в придачу бочонок мёда для её ребятишек, и с тем жена разбойника удалилась.

Шло время, аббату Иоанну по ночам часто снился небесный сад в Генигерском лесу. Но, просыпаясь, он начинал сомневаться и говорить себе, что он слишком легковерен и доверчив.

В разгаре лета монастырь Овед посетил сам архиепископ Авессалом из Лунда.

Он пожелал осмотреть прославленный сад аббата Иоанна. Но на этот раз аббат Иоанн был до странности рассеян и задумчив.

Показывая архиепископу благоухающие цветы и целебные травы, он путал их названия и не сразу мог вспомнить, из какой заморской страны он их привёз. Он невольно всё время вспоминал слова жены разбойника о рождественском саде и в его ушах, не умолкая, звучал доверчивый голосок ребёнка: “Матушка говорит правду… Матушка говорит правду…”

Аббата Иоанна так и подмывало рассказать епископу Авессалому о небесном саде в непроходимой лесной чаще, но завёл он речь сначала совсем о другом.

— Ваше преосвященство, — сказал он, — вы уже немало наслышаны о генигерском разбойнике, отвергнутом людьми и церковью. Думаю, было бы самым верным, если бы вы дали ему вольную грамоту и он мог бы начать честную жизнь. Ведь у него пятеро сыновей там в пещере, и они вырастут такими же преступниками, а то и похуже. Тогда в горах соберётся уже целая шайка разбойников.

Но архиепископ только покачал головой.

— Такому безбожнику нет места среди верных христиан, — сказал он. — Нет уж, пожалуй, будет лучше, если эта семейка навсегда останется в своём зверином логове.

Аббат Иоанн вспомнил, как мальчуганы в рваных одёжках послушно шли вслед за матерью. Старший нёс на руках самого младшенького, и тот, сомлев от усталости, уснул, обхватив шею брата грязной ручонкой. Слезы жалости навернулись на глаза старого аббата. И тогда, не выдержав, он рассказал архиепископу Авессалому про чудесный рождественский сад в Генигерском лесу.

— Если эти разбойники достаточно хороши, чтобы сам Господь Бог являл им своё величие, — с волнением проговорил он, — неужели они настолько злы и греховны, что не поймут доброту людей?

Но горячность аббата Иоанна только позабавила архиепископа.

— Обещаю тебе, — сказал он с лёгкой улыбкой, — если ты пришлёшь мне цветок из рождественского сада в Генигерском лесу, можешь не сомневаться, я тут же подпишу вольную грамоту разбойнику.

Конечно, это была не больше чем шутка. Епископ Авессалом с тайной горестью посмотрел на аббата Иоанна и подумал: “Совсем одряхлел старый добрый аббат, впал в детство и верит всяким бредням и выдумкам…”

Но аббат Иоанн не заметил насмешки в словах архиепископа. Лицо его посветлело, он низко поклонился, сложив на груди руки.

— Ваше преосвященство, благодарю вас. Вы всегда были добры к заблудшим и несчастным. А цветок я вам пришлю непременно. Сердце мне подсказывает, Господь Бог поможет мне в этом…

С тяжёлой душой покинул на этот раз монастырь Овед архиепископ Авессалом. “Да, придётся подыскать нового настоятеля для монастыря Овед, как это ни печально, — рассуждал он в пути. — Бедный старый мечтатель аббат Иоанн, он стал совсем слабоумным…” Осыпались цветы в монастырском саду, наступила осень. А вот и первые снежинки закружились вокруг монастырских башен. Аббат Иоанн принялся нетерпеливо отсчитывать дни. Наконец наступила рождественская ночь. Маленький кулачок крепко постучал в монастырскую дверь. — Эй, старый аббат, поторопись! Холодина-то какая! Ух, как я замёрз! — послышался детский голос.

Аббат Иоанн выглянул в окно и увидел старшего сынишку разбойника. Он не стоял на месте, а приплясывал от холода в своих жалких обтрёпанных лохмотьях.

Аббат Иоанн спустился со ступеней и укутал ребёнка тёплой накидкой.

Послушник Марсалий, что-то невнятно бормоча себе под нос, помог аббату забраться на лошадь, и они двинулись в путь. Мальчишка бежал впереди и указывал им дорогу.

Жгучий ветер, гулявший по равнине, окружил их ледяным кольцом. Но аббат Иоанн не замечал ни пронизывающих порывов ветра, ни колючего снега.

— Друг мой Марсалий! — радостно повторял он. — Поверь, ты не пожалеешь, что вызвался сопровождать меня, старика, в эту ненастную ночь! Ну что ты хмуришься, ты только подумай, что ждёт нас сегодня ночью!

Марсалий ехал за ним молча, насупившись. “Что нас ждёт этой ночью? — думал он. — Скорее всего острый топор или предательский нож…”

Марсалий не верил ни одному слову жены разбойника и считал, что всё это только ловкая западня, чтобы заманить доверчивого аббата Иоанна в своё тайное убежище, а потом убить его, или потребовать за его жизнь непомерный выкуп.

Тем временем путники проехали мимо монастыря Босье. Из монастырских ворот выходили нищие с ломтями хлеба в руках и длинными свечами.

В домах поселян уютно горели свечи. Женщины, закрывая лица от ветра, торопились в кладовые и выносили оттуда окорока и бочонки с пивом. Из овинов выбегали мальчики с охапками золотистой соломы, чтобы расстелить её на полу в горнице.

“Все готовятся встречать Божий праздник, — уже совсем упав духом, рассуждал Марсалий. — А нам надо готовиться принять смерть от рук безбожников…”

Но вот путники въехали в густой тёмный лес. Чем выше поднимались они, тем дорога становилась хуже. Копыта лошадей скользили по обледенелым сосновым иглам. Через горные ручьи не были перекинуты даже узкие мостки. Лошади с трудом перешагивали через лежащие поперёк дороги поваленные бурей деревья. Из-под замёрзших болотных кочек слышались невнятные вздохи. Лёд вспучивался, казалось, злые болотные духи стараются выбраться наружу.

“Ох, недобрый это знак, не вернуться нам отсюда живыми… — со страхом думал Марсалий. — Будь они прокляты, эти разбойники…”

Пошёл тяжёлый мокрый снег. Аббат Иоанн уже еле держался в седле от усталости.

— Вот мы и дома! — радостно крикнул мальчуган.

Он указал на высокую скалу, уступами уходящую вверх. Внизу была небольшая дверь, сколоченная из грубых полусгнивших досок.

Ребёнок, напрягая все силёнки, отворил дверь, и аббат Иоанн увидел тёмную каменную пещеру.

Как всё здесь было бедно и убого! Закопчённый потолок, мёрзлые стены, голый земляной пол. Вместо постелей валялись охапки еловых веток. Разбойник, с головой укрывшись волчьей шкурой, спал в дальнем углу и сам был похож на свернувшегося зверя.

Посреди пещеры горел костёр. Языки пламени лизали днище чёрного котла. Жена разбойника что-то помешивала в котле длинной деревянной ложкой.

— Кто там? Войдите! — не оборачиваясь крикнула она. — И приведите сюда лошадей, если не хотите, чтоб они сдохли от ночной стужи!

Все пятеро мальчишек стояли кружком и не отрываясь смотрели на кипящий котёл.

Жена разбойника сняла котёл с огня и поставила прямо на землю. Ребятишки с жадностью, обжигаясь, принялись хлебать жидкую похлёбку.

“Несчастные… — подумал аббат Иоанн. — Даже звери живут лучше в своих норах и берлогах”.

Аббат Иоанн присел на охапку еловых веток и протянул к огню озябшие руки.

— Как жаль, что твои сыновья не будут сегодня бегать по освещённым улицам, — сказал он, с жалостью глядя на оборванных ребятишек. Они, отталкивая друг друга, засовывали руки в пустой котёл и облизывали пальцы. — Если бы вы жили в селении, ты бы досыта накормила их, а потом они играли бы с другими детьми на рождественской соломе. А вечером, с зажжёнными свечами, вы бы все вместе пошли в Божий храм!

В это время разбойник проснулся. Он приподнялся на локте, тупо глядя на аббата Иоанна, ещё не очень понимая, что за гость у него в пещере. И вдруг, откинув шкуру, он одним прыжком вскочил на ноги и занёс над головой аббата Иоанна свои увесистые кулаки. Глаза его по-звериному вспыхнули красным огнём.

— Проклятый монах! — прорычал он сквозь стиснутые зубы. — Ты хочешь сманить у меня жену и детей? Разве ты не знаешь, что я, несчастный человек, не смею выйти из леса?