- Как ты можешь не знать? По этому материалу ты получила пятерку!
- Я... забыла.
Маргарита Викторовна сидела, глядя в журнал и барабаня пальцами по столу. Потом, вздохнув, взяла ручку.
- Точка! - вытягивая шею, сообщила Верочка Облакевич.
- Облакевич, к доске.
Верочка Облакевич поплелась к доске и принялась нести что-то совсем уж несусветное, однако Маргарита Викторовна, устало сгорбившись, молча глядела в пространство, и по ее глазам было видно - ни единого слова из сказанного Верочкой она не слышала.
Не успел прозвенеть звонок, как всех словно сквозняком вымело из класса. Маргарита Викторовна по-прежнему сидела за столом; Эра медленно, заторможенными движениями складывала в сумку учебники. Маргарита Викторовна подняла голову и оглянулась.
- Кто сегодня дежурит? Почему класс оставлен неубранным?
- Он дежурит.
Эра собрала с пола бумажки и огрызки яблок и понесла в урну. Когда она проходила мимо Маргариты Викторовны, та провела рукой по Эриной юбке, испачканной мелом:
- Отряхни.
Эра хлопнула по юбке ладонью, испачкав ее еще больше, и вдруг, не поворачиваясь к Маргарите Викторовне, спросила:
- Вы сделали это нечаянно или нарочно?
- О чем ты? - Маргарита Викторовна удивленно подняла брови. - Я тебя не понимаю.
Ее удивление выглядело очень натуральным, однако Эре захотелось провалиться сквозь землю от стыда - как всегда, когда она видела, что взрослые лгут.
В одну руку Эра взяла свою сумку, а в другую, проходя мимо парты Мурашова, его потрепанный модерный рюкзачок, в котором сиротливо болталось несколько тетрадей.
- А вот этого делать я бы тебе не советовала.
Не отвечая, Эра прошла мимо Маргариты Викторовны и коленкой открыла дверь.
- Эра! Я обращаюсь к тебе.
Эра остановилась.
- Ты что, обижаешься? Но пойми...
- Да нет, мне все равно, - вздернув подбородок и избегая встречаться с Маргаритой Викторовной взглядом, каким-то скрипучим, не своим голосом проговорила Эра и выскользнула в коридор.
Она шла по коридору и чувствовала, как пылают у нее щеки и колотится сердце. Какой непроходимой дурой выказала она себя только что! Всего и нашлась, что пропищать эти жалкие слова! А ведь надо было... Однако нужные слова - злые, язвительные, клеймящие - даже сейчас не шли ей на ум, и она с испугом подумала, что ей и вправду все равно. Ей ничего не хотелось. Ни доказывать, ни объяснять этой женщине - ничего. Она попросту перестала существовать - вдруг, в одну минуту. Эра понимала, что так не годится, что нельзя смахивать человека, будто соринку со стекла, она думала: "Завтра или послезавтра я подойду к ней и поговорю, я ей все расскажу, втолкую, и она поймет, не может ведь она ну абсолютно ничего не понять..." Но в глубине души Эра знала: никакого разговора не будет. Вот так: жил себе человек, и в один миг его не стало, хотя на самом деле он распрекрасным образом продолжает существовать. "Все равно что умерла", - подумала Эра. Но нет, умереть, пожалуй, было бы даже лучше. Так, по крайней мере, кажется в четырнадцать лет.
Эра ждала уже полтора часа. Сначала ей казалось, что за дверью кто-то есть, просто ей не хотят открывать, и она звонила с такой настырностью, что даже мертвого могли бы поднять эти бесконечные звонки.
Ближе к пяти, когда начало темнеть, она вышла во двор и стала смотреть на окна. Скоро совсем стемнело. Летел мелкий снежок. Постукивая ногой об ногу, Эра бродила по двору, пока не продрогла окончательно. Потом вернулась в подъезд и, уже почти не веря в то, что ей откроют, позвонила. Чуть отогревшись, опять вышла во двор и снова принялась наблюдать за окнами, которые одни остались темными на втором этаже. Те, кто недавно возвращался с работы, начали выходить во двор - в магазин, с собачкой или с детьми, и Эра ловила на себе их любопытные взгляды.
К половине девятого двор опустел, а после десяти оживился снова собачек вывели по второму разу. Жирная пятнистая собачонка, припадочно облаявшая Эру в первый раз, теперь подбежала к ней, словно к знакомой, и дружелюбно завертела хвостом.
В одиннадцать Эра в последний раз нажала на кнопку звонка. Затем выдрала из тетради листок, написав: "Твоя сумка у меня. Позвони. Э.", - и засунула в дверную ручку.
- Ну? Что он тебе сказал?
Даже не раздевшись, Эра плюхнулась в кресло. Ей давным-давно перехотелось есть, только спать, спать...
- Что ты молчишь? Он... не заболел?
- Теть, я не знаю. Думаю, что нет.
- То есть...
- То есть я у него не была.
Эра зажмурила глаза и вытянула ноги. На паркете расплывалось мокрое пятно от подтаявшего снега.
Когда Эра с трудом разлепила не желающие открываться глаза, она увидела тетю Соню, которая ползала у ее ног, вытирая тряпкой лужицу, а заодно и ее заляпанные ботинки.
- Теть, я сама, - протянула Эра, не двигаясь с места.
- Как же так? - бормотала тетя Соня. - Ты ведь обещала, я была абсолютно, непоколебимо уверена, а теперь... я даже не знаю, что делать, просто не знаю...
- Да что случилось?! Почему такая срочность?
- Я... не понимаю. Ведь ты дала мне слово...
- Тут с человеком плохо, а ты с такой чепухой.
- С человеком? Да, да... - Тетя Соня продолжала тереть сухое уже место.
- Теть, ну какая разница - сегодня, завтра, послезавтра... Никуда твой Валерий Павлович не денется.
Тетя Соня с усилием поднялась, держась за поясницу. Ее блекло-голубые глаза растерянно помаргивали за толстыми стеклами очков. Казалось, она вот-вот расплачется.
- Ну, завтра зайду, завтра! - мотнула головой Эра.
Тетя Соня виновато посмотрела на Эру, суетливо огладила юбку и бочком вышла из комнаты, ничего не ответив.
Мурашов не позвонил. Эра не удивилась, не увидев его и на уроках. Все посматривали на сумку Мурашова, которую Эра притащила в школу, однако никто ни о чем не спросил, словно бы ничего не произошло. Похоже, для них именно так оно и было: ничего не случилось. Маргарита Викторовна тоже не пришла - русский заменили физикой.
Время тянулось бесконечно. Еле досидев до конца шестого урока, Эра вскочила, собираясь бежать, однако в двери возникла математичка и, отыскав Эру взглядом, объявила:
- Всех, кто занят в подготовке вечера, прошу в актовый зал! Генеральная репетиция.
