- Это новое послание. Передай его ему лично.

Карлик кивнул, подошёл к окну.

- Да, кстати, - окликнул его высокий. - Мне всегда было интересно, когда ты в руках...

- Это очередная шутка?

- Ну, да.

Недовольно оскалившись, карлик обернулся вороной, сжимающей в лапе письмо. Высокий улыбнулся, захлопнул книгу, вернул перо за ухо, и отправился в другую комнату. Напоследок птица обернулась к нему, хитро прищурившись, и прямо под ногой высокого одна из ступенек с хрустом обломилась, и он упал на бок, а за ним стало медленно оседать его перо. Он выругался, посмотрел в окно, но там уже никого не было.

...

Руки, измазанные глиной, придали безжизненному куску материи последние штрихи. Сейчас перед творцом лежала угловатая, безобразная форма, ничуть не похожая на человека. Но это было неважно. Он знал, что магия доделает всё остальное.

Это был самый волнительный момент в жизни. Грязные руки дрожали. Чтобы всё получилось, нужно произнести заклинание правильно и выполнить руками точные движения. Поэтому нельзя волноваться.

Успокоив себя, насколько это было возможно, творец встал в позу, развёл кисти в стороны и зашептал первые слова. Свет упал с его пальцев на глиняную форму, небрежно исполненную в форме человека. Это продолжилось недолго. Удивительно недолго в сравнении со временем, затраченным на создание тела. Вскоре заклинание было произнесено, творец сделал последний взмах руками, и опустился на колени. Не потому что его одолела слабость. Он боялся увидеть, что у него не получилось. С верстака донеслись звуки - первые ноты, обронённые ожившими устами. Творец поднялся, преисполненный счастьем. Его труды не были напрасными. У него получилось!

- Здравствуй! - мысленно сказал он созданному существу. - Жаль, что ты сейчас не услышишь меня. И не поймёшь. Я уже очень давно ни с кем не разговаривал. Только с самим собой. Но теперь я тебя создал и смогу отдохнуть, вернуться к нормальной жизни.

Знаешь, в чём прелесть этого мира? Всё, что мы можем изучить наверняка - мы сами. Наш внутренний и внешний мир. Всё остальное, что находится за границей нашей плоти, это загадка, которую можно попытаться разгадать. К сожалению, в твоём случае это правило будет действовать несколько иначе. Ведь ты, как и все, чистая книга, на которой можно написать что угодно. С одной небольшой, но очень важной разницей - одна страница уже написана мной.

Творец поднял своё творение на руки. Ребёнок громко закричал.

- Как хорошо, что, какой бы красивой не была картина, холст для неё был таким же, как все остальные.

...

До первого дня.

Гонец искренне не любил свою работу. Настолько, насколько это вообще возможно. И дело было не в утреннем недосыпании, не в глупой неудобной но обязательной одежде и даже не в плате, которая, кстати, тоже была небольшой. Просыпаясь рано утром, ты жив, но понимаешь, что это ненадолго. Раньше, работая на городскую ратушу и передавая послания из Плима* в Синциль, либо бегая по столице от одного знатного господина к другому, гонец был счастлив. Платили меньше, но радовало чувство безопасности. Когда ему предложили повышение и работу на самого хана Гломина, он конечно же согласился, и потом очень сильно пожалел. Уже три раза его пытались убить прямо на улице в рассвет дня. После второго раза даже остался шрам. Но, если и повезёт, и ни один убийца так и не сможет выполнить своё чёрное дело, смерть всё равно найдёт его. Шестеро прошлых ханских гонцов умерли не от недругов хана, а от его собственных людей. Когда гонец проработает достаточно долго, появляется необходимость зарыть его знания вместе с ним самим в могилу. Другими словами, ханские агенты убивают своих послов, чтобы не рисковать.

Гонец знал, что когда-нибудь придёт и его час, и никуда от этого не деться. Приходилось жить, провожая каждый день, как будто последний. Всё, что могло хоть как-то продлить жизнь - осторожность. Уж лучше умереть от собственных людей позже, чем от паршивого убийцы сегодня. Поэтому гонец был внимателен, как кошка. Ходил в замок всегда разными путями, а его глаза со временем стали разбегающимися оттого, что он постоянно косил ими в стороны.

Сегодня господин Санмир встретил его в своём кабинете, как всегда, стоя к нему спиной. Он снял с уха перо и что-то пометил в своей книге, затем, как обычно ничего не сказав, отдал посланцу какой-то лист, свёрнутый два раза. Объяснять, кому нужно доставить, не требовалось. Гонец и без того знал это. Бумага была очень плотной и мягкой - колоридская*. Значит, опять что-то перехватили, и требуется расшифровка. Нужно нести переводчику.

К дому Старагота гонец знал лишь одну дорогу, посему его опасения возросли, а количество оглядок за спину увеличилось дважды. Подойдя к двери, гонец помедлил. Ему почудились голоса, но откуда они доносились, разобрать было сложно. Постучав и ещё раз оглянувшись, гонец принялся ждать. Старагот провозился недолго, быстро отпер дверь и впустил гостя внутрь.

- Что опять хентские закорючки? - спросил он.

С его уст довольно странно было слышать такие слова. Старагот и сам был хентом. Гонец слышал, что на прошлой войне его взяли в плен и продержали в темнице пару месяцев, превратив в послушную куклу. Почему переводчиком решили сделать именно его? Господин Санмир как-то сказал, что гораздо легче обучить колоридца гэльвскому* языку, чем гэльва колоридскому. Любой их хентских языков настолько сложен, что иногда возникает чувство, будто его специально выдумывали на случай войны. Это потом уже обнаружилось, что парень проявляет необыкновенные способности в мастерстве расшифровки. Переводчик и мастерский расшифровщик в одном лице - удивительная удача для ханской разведки. К тому же колоридец давно забыл, кем он был когда-то, и охотно берётся за любую работу, тем самым предавая свою бывшую родину.

- Не говорите так громко, господин, - прошептал гонец. - Это "висельный квартал". У здешних стен есть уши. Вы здесь один?

- Нет, - ответил Старагот. - Вместе с тобой.

- Смилостивитесь, господин. Вы напугали меня. Мне казалось, я слышал какие-то голоса, когда заходил к вам.

- Наверное, - вздохнул переводчик. - У здешних стен есть не только уши, но и рты. Давай уже сюда текст. Можешь передать, что завтра будет готово. Если ты не сможешь забежать, я отдам самостоятельно.

- Я надеюсь, что смогу выделить время, - прошептал гонец. Затем развернулся и закрыл дверь. Ещё немного он стоял на пороге, из щели под дверью были видны его красные ботинки, лишь затем ушёл, оставив Старагота одного.

- Можешь выходить! - сказал в никуда переводчик. Шкаф, стоящий у той же стены, что и дверь, распахнулся, и Тара вышла наружу. - Не устала там сидеть?

- Нет, - ответила она. - Лучше бы беспокоился за себя. Это ведь не может продолжиться вечно?

- Точно, не может. Но я и не собираюсь оставаться здесь вечно. Мы когда-нибудь сбежим, я ведь говорил тебе.

- Я не могу сбежать, - она присела за стол и стала разворачивать принесённый гонцом лист.

- А можешь хотя бы сказать, что тебя так держит в городе, который уже давно должен был опостылеть?

- Тоже не могу, - Тара уставилась на бумагу.

На самом деле, Старагот понятия не имел, как её зовут. Он назвал её хентским именем - Тария - потому что гэльвские имена ему не нравились, а своего собственного она не помнила, или не хотела говорить. Не смотря на то, что он, Старагот, по сути спас ей жизнь. Полгода назад, гуляя по рынку, он увидел её - грязную, худую. Из одежды на ней были лишь тряпки, едва прикрывающие тело. Она просила милостыню у горожан, пришедших на рынок за покупками. В Плиме было немало нищих, но именно она почему-то очень сильно приглянулась Стараготу. Но он не дал ей милостыню. Вместо этого он увёл её к себе домой, накормил, отмыл и купил ей хорошую одежду. Со временем она оправилась и буквально ожила, в чем Старагот конечно же видел свою заслугу. Ведь он буквально выходил её, сделался для неё отцом. Однако чувства к ней он испытывал отнюдь не отеческие.