На всякий случай весь этот самосуд я оформил приказом под собственной - и единственной - подписью, хотя соратники и отговаривали от такого приказа - 'Да зачем ? И так все понятно и никто слова не скажет !', а потом все пытались поставить и свои подписи. Не дал. Сейчас-то не скажут, а вот потом - пойдут разговоры, что якобы это делали не немцы, а их прихлебатели с востока - 'хиви', а то и вообще большевики при отступлении - таких разговоров я в свое время уже наслушался, да и сейчас они шли с разных сторон - Геббельс не спит. А то и какие-нибудь 'правозащитнички' или 'гаагские трибуналы' лет через тридцать-сорок-пятьдесят начнут расследования о 'зверствах' - так чтобы не было явных зацепок на непосредственных участников этого народного правосудия - по документам все пройдет как 'они выполняли приказ'. Конечно, если захотят - это никого не остановит, но все-таки - хоть какое-то юридическое прикрытие, которое затруднит вынесение приговоров. А слова 'культурная нация' с тех пор стали для нас страшным ругательством.
Не понять такой 'намек' немцы не могли - еще одна попытка организовать такое лечение в 1942м сначала наталкивалась на отсутствие врачей - никто не хотел этим заниматься, а потом, когда такие все-таки нашлись, взбунтовались уже раненные фронтовики (в РИ было как минимум пять таких детских концлагерей).
(окончание проды от 25.09.2017)
Пленных немцев следователи тщательно допрашивали, инетересуясь не только из какой они части, но и чему их обучают, какую тактику они применяют, какова их поседневная жизнь. Немцы уже не расстреливали наших командиров, хотя от расстрела политруков и евреев они еще не могли отказаться, так же как и мы - от расстрела эсэсовцев и лиц, замешанных в карательных операциях против мирных граждан СССР. Но, вместе с тем, уже зная о том, что мы готовы обменивать военнопленных и гражданских, немцы собирали указанные категории во временных лагерях с более-менее сносными условиями - порядки и смертность в них были уже не те, что в начале войны. При обмене мы яростно торговались, и по-прежнему за одного немца выдергивали из плена по десять-пятнадцать наших граждан. А так как военнопленных у нас было почти столько же, что и у немцев, мы получали много гражданского населения. Брали всех - ведь это наши люди. Кроме того, РДГ координировали действия партизанских отрядов - совместными усилиями они искали и преправляли к нам тех, кто еще не попал в плен или их населенный пункт еще не был занят немцами, проводили операции освобождения небольших групп военнопленных, вытаскивали из оккупированных населенных пунктов гражданских лиц. Основная нагрузка на переправку легла на плечи транспортной авиации на базе У-2 и на вездеходы - зимой по лесам особо не походишь. Хотя уже в начале февраля в лесах на оккупированной территории мы проделали скрытые пути, по которым мог двигаться наш автотранспорт - такие колонны в пять-семь грузовиков отвозили партизанам и ДРГ на захваченной территории боеприпасы и оружие, а обратно вывозили наших граждан из тех, кто не мог или не хотел остаться в партизанах, или по кому нами принималось решение не оставлять его там. Продовольствие тоже подкидывали, но немного - основным поставщиком служила немецкая армия.
Жаль, конечно, что наше наступление с востока окончилось так нехорошо. Им бы еще понакопить силы, боеприпасы, подучиться атакам. Ведь все уже было - на том же юге, еще в июне Пуркаев предлагал встать в оборону чтобы организовать части, но Жуков приказал наступать - в результате натыкались на оборону, теряли танки на маршах - из-за поломок, атак авиации, сюда же добавить несогласованные действия из-за неналаженной связи и бардака на уровне командиров дивизий. Некоторые дивизии проходили до пятисот километров за три дня - еще бы не терять до половины танков на этих переходах. А потом уже и топлива не хватает- еще бы его хватало при таких бесполезных маршах. Даже несмотря на это действовали успешно - пробивали линии обороны немцев, брали пленных, в Дубно захватили несколько десятков немецких танков, а когда оказались в окружении - смогли вырватья и выйти к своим. Что же было бы если бы встали в оборону ? Комдивам же надо было учиться, а в обороне это делать всяко легче. Глядишь, в той истории и сдачу Киева не только бы отсрочили, а возможно и вообще бы его не сдали или сдали бы, но позднее и с меньшими потерями - если бы не приказы вести наступление. И тут опять - вместо натаскивания войск в обороне и на контратаках - пошли в большое наступление. В моей-то истории зимой 41го наступали уже на значительно ослабленного фрица, а тут его остановили гораздо раньше, соответственно у него осталось больше сил. И вот результат - провал. Хорошо хоть не катастрофа, как летом 42го под Барвенково. Мы таких ошибок не допускали и полномасштабных наступлений не вели - только локальные атаки и контратаки, удары из засад, маневр вдоль фронта - постепенно учили своих командиров крупномасштабным боям.
ГЛАВА 58.
К марту все относительно успокоилось. Мы контролировали свою территорию и действовали диверсионными группами и штурмовиками У-2Ш на территории противника в полосе 50-100 километров от нашего фронта. Немцы постепенно начали уплотнять территорию вокруг нас. От юга они отрезали нас еще в ноябре - выбравшись из припятских лесов и болот, их части окопались на немногочисленных дорогах и затем стали уплотнять свою линию опорных пунктов, так что мы могли просачиваться через нее только мелкими диверсионными группами или малошумными транспортными самолетами. Они плотно держали подходы к железнодорожным путям от Бреста на юго-восток. На северо-западе такую-же оборонительную линию они устроили в декабре, тем самым прикрыв свои грузовые линии в Прибалтике - наши вылазки в январе были ими быстро пресечены - они организовали несколько десятков постов воздушного наблюдения и три аэродрома истребительной и штурмовой авиации для борьбы с нашими транспортниками и высаживаемыми ими ДРГ. С юго-запада нас поджимал Брест, на западе - Белостокская линия обороны, пока относительно свободно мы чувствовали себя лишь на востоке. Они явно готовились нас раздавить.
К этому времени - марту 42го года - у нас в строю было сто тысяч кадровых - постоянных - военнослужащих и полмиллиона резервов - обученных стрелковому делу, получивших основы тактики, но как следует не обстрелянных ополченцев, в том числе женщин - они еще могли вести оборонительные бои в полевых укреплениях и городах легким стрелковым оружием, но к маневренной войне, тем более более на технике, не были готовы.
Хорошо хоть к этому моменту удалось всех вооружить автоматиеским оружием и создать запас патронов и снарядов для МЗА. Наши оружейные мастерские каждый день выпускали уже по тысяче автоматов под наши промежуточные патроны, к ним - два миллиона патронов 7,62 - за счет собственнго производства стволов мы отказались от немецкого калибра, тысячу мин для 82-мм минометов, пять тысяч снарядов для МЗА. Со снарядами для танковых пушек было сложнее - если по гильзам еще можно было использовать повторно, то производство снарядов пока шло медленно - их приходилось вытачивать из болванок, так что получалось около сотни снарядов разных калибров в день. Снаряды для МЗА мы научились обрабатывать на автоматизировнаных линиях - сначала делался корпус методами горячей штамповки, потом после термообработки он обтачивался на станках с фасонными резцами - снимать металла надо было немного и износ резцов был небольшой, и затем в горячем состояни насаживались уплотнительные кольца из мягкого железа. Для самолетов использовали ту же технологию - износ стволов по сравнению с медными кольцами вырос незначительно, к тому же мы уменьшением пороха снизили начальную скорость снаряда - ее для самолетов хватало - они все-равно должны были подбираться к цели на растояние сто-сто пятьдесят метров - с большей дальности стрельба была неэффективна - если только отогнать. Наземные же автоматы из-за своей неподвижности могли эффективно стрелять на большие дистанции, поэтому не стоило их лишать возможности бороться за свою жизнь - в отличие от самолета они не смогут небольшим движением рукоятки выйти из-под обстрела - подвижность объектов была совершенно разной.
