Взять те же двигатели. В октябре мы уже выпускали в мастерских в день тридцать две штуки разных мощностей. Нам требовались прежде всего двигатели для вездеходов и истребителей, причем для вездеходов было важнее - военные уже оценили преимущества перемещения грузов и войск по бездорожью, когда на любую позицию можно доставить боеприпасов и продовольствия, подбросить бойцов и вывезти раненных, или наоборот - срочно вытянуть подразделения, попавшие в трудную ситуацию. Поэтому они требовали все больше такой нужной техники. Я разбирался в производстве двигателей очень посредственно, на уровне ремонтных мастерских, да и то не сам ремонтировал, а расшивал узкие места два месяца назад. Такую же роль я отвел себе и здесь. Инженеры составляли технологические карты, чертежи оснастки, а уже я, вместе с председателем комитета по производству, смотрели - с каких мест можно перевести станки и рабочих. И, надо сказать, за месяц мы увеличили производство двигателей в восемь раз, только лишь за счет упрощения технологических цепочек и повышения специализации единиц оборудования.
Это упрощение во многом было достигнуто увеличением количества станков, занятых в производстве двигателей - их мы перекидывали с менее значимых участков работы. Когда один станок выполняет только одну операцию по одному изделию, его не требуется перенастраивать на другие операции и изделия, соответственно не требуется менять инструмент, оснастку, обучать рабочего другим подходам в работе. За счет этого возрастает процент использования станочного времени - по некоторым станкам он вырос более чем в десять раз. То же и с рабочими - освоить одну операцию можно проще и быстрее, чем несколько разных, поэтому мы смогли привлечь на производство двигателей даже школьников. Не на все конечно операции, но многие операции были относительно простыми - проточить там шлиц, или паз - достаточно закрепить деталь по забазированным поверхностям в зажим или спецоснастку, подвести резец или фрезу, проточить нужное расстояние, измерить результат, при необходимости - доточить, если инструмент износился или сам недовернул рукоятки - и все.
И двигатели пошли - сначала усилившимся ручейком, через три месяца их поток возрос уже в двадцать раз. Ну, с учетом совсем уж небольших на две-пять лошадиных сил. У нас вдруг исчез дефицит двигателей. Помимо изменения технологических процессов мы достигли этого в том числе за счет унификации деталей. В отличие от той же немецкой промышленности, где каждый заводчик руководствовался своими соображениями и не стремился перейти на технологию конкурентов, мы могли приказать заводам использовать одну и ту же ось, что позволяло нам разработать под нее специализированные станки-автоматы и вытачивать эти оси круглые сутки - вместо десятка станков для разных осей работал всего один. Естественно, для некоторых двигателей это потребовало изменения в конструкции, некоторым двигателям эта ось ухудшала показатели, например по удельной мощности. Но главное, такая унификация позволяла сократить потребности в станочном парке и высвободить его и квалифицированных рабочих для производства техники, оснастки, станков.
И такая унификация шла по многим деталям. Так, на подшипники мы отдали три раздолбанных в хлам танка Т-4 - металлурги переплавили их броню, из которой в итоге вышло около десяти тысяч шарикоподшипников трех типоразмеров - снова приходилось наступать на горло конструкторам и корежить конструкции, чтобы впихнуть в них те подшипники, которые у нас есть. Да и те распределяли по производствам чуть ли не поштучно. Но это временное решение позволило как-то поддержать производство механизмов, пока химики не наладили получение легирующих примесей - с ноября же пошли подшипники уже на нашем сырье.
ГЛАВА 46.
Тектонические сдвиги в промышленном производстве позволили нам поменять и тактику борьбы с фрицами. Летом она состояла целиком из засадных и диверсионных действий - обстрелять колонну, захватить и подорвать склад, подстрелить фрица. В августе, с появлениям у нас бронетехники, мы начали применять рейдовые удары вдоль дорог, с разгромом колонн, захватом поселков и небольших городов - с возросшими возможностями у нас поменялись и приоритеты - теперь мы старались не только нанести урон, но и отжать себе по максимуму трофеев - ведь техника позволяла нанести еще больше урона, как непосредственно, если речь идет о бронированных машинах, так и опосредованно, если иметь в виду грузовики, которыми можно было перевезти больше боеприпасов и бойцов на большие расстояния, чем если делать это пешком - увеличившиеся возможности маневра войсками и грузами расширяли наши ударные возможности. Но летом еще велась маневренная война. Осенью немцы уже довольно плотно обложили наш район, и борьба перешла в позиционную стадию - немцы не могли пробиться через наши укрепрайоны, а мы не могли преодолеть их оборону. Ну, ДРГ-то шастали через их оборонительные порядки постоянно - все-таки у них была не сплошная цепь окопов, а набор небольших опорных пунктов, так как фрицы все еще рвались к Москве и не могли выделить достаточно сил, чтобы плотно обложить наш периметр. Но большими силами пробиться через них не получалось они могли пройти только по более-менее нормальным дрогам. Которые все были прикрыты фрицами - потери были бы неприемлемы. А малыми силами и урон мы наносили малый. Ну, сравнительно малый - в неделю по пятьсот-шестьсот фрицев наши ДРГ выбивали, но хотелось бы раз в десять больше.
Чем плохо наступление ? В наступлении ты постоянно двигаешься, и твои передвижения выдают тебя с головой. Обороняющийся же неподвижен, и когда он замаскирован, то его не видно до первого выстрела. А как правило - и до третьего - обзор из танка все-таки меньше, даже и пехотинцу трудно разглядеть выстрелы через мешанину кустов, холмиков, травы и дыма от взрывов артиллерии. А уж из танка - и подавно. Надо поднять наблюдателя метров на двадцать-тридцать, чтобы как-то разглядеть картину боя. А с уровня земли - дохлый номер. Что там за дым - то ли выстрел, то ли пыль от взрыва - непонятно. Если боеприпасов много - можно туда и пальнуть. А если мало ? Тут уже лишний раз подумаешь, присмотришься - если палить в каждое шевеление, то скоро тебя можно будет брать голыми руками. И где именно это шевеление - тоже непонятно - то ли на опушке леса, а то ли в расположенном ближе на триста метров овражке. И не померещилось ли, когда все вокруг ходит ходуном от взрывов, выстрелов, тепловых потоков ... Поэтому первые три выстрела из орудия можно делать смело, не страшась ответного огня. Вот потом, когда в одном и том же месте вспухают дымные облака, наблюдатели уже могут точно определить, что оттуда ведется огонь из пушки. Тогда уже можно тратить снаряды на подавление. Но подавить нашу противотанковую артиллерию тоже не так-то просто. Она ведь самоходная, прикрыта со всех сторон броней, поэтому, в отличие от буксируемой, близкие разрывы не приводят к поражению расчета, и он может продолжать вести огонь с той же позиции. Тут надо близко попасть крупным калибром, а это - время на обнаружение, пристрелку, корректировку. То есть еще два-три выстрела у нас есть. А из танковой пушки в лоб не пробьешь - толстая броня наших САУ с большим наклоном отразит большинство снарядов немецких танковых пушек - не гаубицы же на них стоят. Поэтому САУ и может сделать до десятка выстрелов с одной огневой позиции, прежде чем для нее настанет горячая пора, когда рядом начнут рваться крупнокалиберные снаряды, или авиация станет класть фугасные бомбы. Но мы не доводили дело до такого - пять-шесть выстрелов - и самоходка проворно отползает на другую позицию. Даже не из страха перед поражением, а просто все настолько заволакивает дымом, что уже не видно немецких танков, что еще остаются на поле боя. Этот же дым служит и достаточной маскировкой, под прикрытием которой САУ отползает задом, чтобы через пять-семь минут снова начать гвоздить немецкие танки с другой позиции. Поэтому двумя-тремя самоходками можно было перекрыть пару километров фронта - получив по зубам и оставив пять-семь горящих танков, фрицы откатывались, чтобы попытаться прорвать нашу оборону на другом участке. Мы же, с нашим небольшим боекомплектом, даже не пытались прорвать немецкую оборону - прорыв к Вильно в октябре прошел в момент сразу после отражения очередного немецкого наступления и последующей у них смены частей, поэтому и выгорел. Исключение из правила.
