- Где она? На складе? Завтра найду ее и проверю.

- Нет, дочка, не ищи. Я ее отдал.

- Кому?

Отец задумчиво поскреб седую щетину на подбородке.

- Густаву Шнайдеру.

Нет. Невозможно. Я так и сказала:

- Невозможно. Ни дядя Густав ни тетя Грета никогда такими вещами заниматься не стали бы.

- Они-то, конечно, не стали бы, но вот Франц...

Продолжать дальше не было нужды. Шнайдер-младший не понравился мне сразу. Не чувствовалось в нем ни саксонской надежности его родителей, ни практичности ашкеназов, беспредельно гибких, но прочных и по-своему стойких, ни отчаянного и нахального мужества листригонов.

Ни рыба ни мясо, как сказал мой отец. А тетя Песя выразилась гораздо конкретнее: сопля на заборе, такой за грошик и воздух в церкви испортит. Я была согласна с ними обоими.

- Пап, давай тогда начнем с другого конца. - Я наклонилась вперед, чтобы сжать его руку. - Этикетки-то точно наши.

Он тяжело вздохнул, соглашаясь. И был прав. Если бы этикетки тоже подделали, это не помешало бы "Золотому Руну" выйти на рынок. Тогда даже дилетанты без проблем отличили бы оригинал от фейка.

- Значит, будем искать канал, по которому они попали к мошенникам. Либо со склада либо из типографии.

Хотя, вариант с типографией я отмела бы сразу. Весь тираж мы получили полностью. Кто-то заказал дополнительную печать? Сомнительно. Я совершенно не видела смысла в печати дорогих этикеток, которые будут наклеены на бутылки с дешевым вином.

- Завтра пересчитаю коробки с этикетками. Сверю со складской книгой. Разберемся, пап.

Я подошла к отцу сзади и обняла за плечи. Одежда отца пропахла душистым трубочным табаком, из которого он крутил свои папиросы, щетина покалывала щеку. Мой милый, родной папка. Любивший меня беззаветно с первого дня моей жизни. Ни разу не выбранивший за плохую отметку в школе или за порванное платье. Ни слова упрека не сказавший, когда его единственная дочь, его отрада и гордость неизвестно от кого нагуляла байстрюка.

Он похлопал меня по локтю.

- Плохо, если это кто-то из наших, вот в чем беда, дочка.

Конечно, плохо. Всех, кто работал у нас я знала с детства. Это были наши соседи, их дети и родственники. Свои люди, с которыми плясали на свадьбах и крестинах и плакали на похоронах. Отец вздохнул и расцепил мои руки, чтобы притянуть к себе ближе и поцеловать в лоб.

- Спокойной ночи, Медея.

ГЛАВА 5

МЕДЕЯ

Над бортом лодки торчала грязная босая нога. Чего и следовало ожидать.

После вчерашнего загула Яшка с Гришкой не пошли на утренний лов, а бессовестно дрыхли в лодке, завернувшись в парус. Однако, это был не повод спать после шести утра. Значит, братья сегодня либо будут катать туристов, либо поедут куда-нибудь с отцовским поручением.

Вот только будить их словами или пинками было совершенно бесполезно. Но на такой случай в семье имелась боцманская дудка.

- Какого...

- ...хрена?

Сонно почесываясь, братья сели в лодке и хмуро уставились на меня.

- Вообще-то, это мой вопрос, - сказала я. - Какого хрена?

- Что?

- Какого хрена вы позвали в город Ясона? Какого хрена вы ничего не сказали мне?

- Ну-у-у, думали сюрприз тебе будет...

- Думали, ты обрадуешься...

- Ты же так его любила...

Мне оставалось только тяжело вздохнуть. Я уже перестала удивляться, когда тетя Песя называла моих братьев Адями. "Адя, ты шо, с мозгами поссорился?". "Адя, не расчесывай мне нервы". А как же быть, говорила она, не могу же я их на людях называть адиётами.

Я смотрела на них, серьезная, как инфаркт. И держала паузу. Постепенно до адиётов начало доходить:

- То есть ты не рада?

- Уже теплее, но вы на верном пути, - подбодрила их я.

- То есть ты даже злишься?

- В яблочко! И послушайте меня, вы, балбесы. - Я поднялась с камня и посмотрела на Яшку с Гришкой сверху: - Чтобы на открытии памятника его здесь не было.

- А чё так?

Опять вспомнилась тетя Песя. "Шо вы хочете от моей жизни. Уже сидите и не спрашивайте вопросы".

- Я не хочу, чтобы он видел Тесея.

На безмятежные в своем идиотизме лица братьев, как тучка на ясное небо, начало наползать понимание. Слава Богу, им хватило соображения не задавать новых вопросов. Только смотрели потрясенно.

- Вот именно, - сказала я и, повернувшись, стала подниматься по тропинке к дому.

*

ЯСОН

Лучшее средство от похмелья - с утра пораньше постучать молотком по гвоздям. Именно этим я и занимался, сидя на коньке крыши домика тети Песи.

Судя по пятнам на потолке, крыша у нее прохудилась всерьез, а забравшись наверх, я понял, что одной переборкой черепицы отделаться не удастся - кое-где придется заменить обрешетку.

Мадам Фельдман с раннего утра трудилась на рынке, так что никто не мешал мне разбирать по досочкам ее уютный домик. Вот разве что...

Сначала хлопнула калитка, затем по вымощенной кирпичом дорожке застучали подбитые подковками ботинки. Я взглянул вниз, на меня смотрели два хмурых Ангелиса.

- Слезай, - начал первый.

- Есть разговор, - закончил второй.

Судя по выражению их лиц, им больше хотелось поговорить на языке жестов. Ладно. Что на пьянку, что на драку меня дважды приглашать не приходилось.

Я отложил в сторону молоток и спрыгнул с крыши:

- Ну?

Яшка ткнул меня в грудь кулаком с зажатыми в нем ключами:

- На. Твой баркас стоит на рыбацком причале. Мотор там же. Сам поставишь и заправишь. Твои вещи в рубке. Собирайся и проваливай.

- Спасибо, - я разглядывал два ключа, оба от навесных замков.

- Нам твоего спасибо не надо. Сыты по горло.

Я насторожился: а это было уже что-то новенькое. Вчера я довел в хлам пьяных братьев до их лодки, уложил и даже заботливо прикрыл парусиной. Не было смысла напоминать им, что мы расстались лучшими друзьями.