– Ты не мой дедушка? – со страхом спросила Аня. На глазах у неё навернулись слёзы.

– Я твой пра-пра-пра и не знаю сколько ещё раз прадед.

– А синие полосочки, это что? – спросил Башмак.

– Реки, – с отвращением ответил Завадский.

– Реки, – заворожённо повторил Башмак. – А вот тут гора, больше восьми тысяч метров, это не опечатка?

– Нет.

Башмак даже застонал от восторга.

– А зачем? – снова спросила Аня. – Зачем надо было врать, придумывать всё это? Ты говорил, даже новые книги печатали, где нет упоминания о мире за Ободом, старые сжигали. Религию придумали… Зачем?

– Из самых благих побуждений, – заверил её Завадский. – Все гадости, Анечка, всегда делаются из желания добра потомкам. Мы не хотели, чтоб дети чувствовали себя ущербными. Когда стало ясно, что с территории объекта уже никто никогда не выберется, нами были брошены все резервы на создание собственного локального мира. Да, переписывали книги, картины, стихи и песни. По сути, мы создали уникальную культуру, и у нас неплохо получилось, если за несколько поколений никто не догадался об её искусственном происхождении. Ты пойми, и у аров, и у лебов интеллектуальные способности намного превышают среднестатистические за Ободом. Но они никогда не смогут их применить ни на что, кроме как на разгадывание кроссвордов и игры. Шахматы, ребусы, шарады – достойное применение для интеллектуальной элиты! Да ещё и атрофия нижних конечностей, побочный результат, на который поначалу не обратили внимания, а он взял да и закрепился в популяции. У ахтов атрофия мозга, у стражников вообще редукция конечностей…

– Люди за ободом боятся нас, потому что мы умнее?

– Они боятся нас, потому что мы другие. И правильно делают. Это страшно подумать, что будет, если наших уродцев выпустить в большой мир.

– А ведь Тапок говорил что-то подобное, – наконец оторвался от карты Башмак. – Дескать, должны быть за Ободом другие ары, которые типа и делают всё то, что мы из Дара Колеса получаем. Он поэтому к Ободу и попёрся, не поверил, значит, что там «смерть и пустошь». А я подумал, что он свихнулся.

– Он не свихнулся, – профессор открыл пузырёк с лекарством, вытряхнул на ладонь две капсулы и закинул в рот. Запил холодным чаем. – Тапок результат самой удачной мутации за сто лет. Я давно за ним наблюдаю. Он нормален физически, а способность к абстрактному мышлению просто феноменальная. Он доказательство того, что эксперимент надо продолжать. Он наша единственная надежда убедить людей за Ободом в возможности у нас положительных мутаций. Он наш пропуск в большой мир. Поэтому его, во что бы то ни стало надо спасти.

– Спасать его конечно надо, – согласился Башмак. – Он мужик правильный, шагатель прирождённый. Не знаю, как там у него насчёт абстрактного мышления, но он же учитель мой! Он же меня пацаном натаскивал на лыжах по зыбучке бегать, барахло в развалинах искать, маршрут в пустыне прокладывать. Как родители у меня под Гневом Колеса погибли, он меня и взял в ученики.

– И у меня тогда погибли, – сказала Аня. – Дед. А что такое тогда Гнев Колеса, если это не гнев колеса?

– А это, Анечка, был ракетный обстрел. Это нас всех убить хотели. Но вот почему не добили, я понять не могу.

Завадский встал, прошёл к тайнику и вытащил небольшой свёрток. Вернулся, положил на стол перед Башмаком, размотал тряпки.

– Это называется видеокамера.

– Знаю, я похожую у Гоши видел. Только у неё аккумулятор совсем дохлый был.

– Отлично, значит знаешь, как пользоваться, – профессор положил руку на плечо шагателя, заглянул в глаза. – Пойдёшь за Обод. Выйдешь к посёлку. Дорогу я расскажу. Снимешь, что за Ободом есть жизнь, есть другие люди. И эти люди все ногами ходят, а не в колясках ездят! Другими словами – добудешь доказательства, что Инструкция врёт. И на суде я предъявлю это как основание для освобождения Тапка.

– Ха, – сказал Башмак. – Так тебя Спицы и послушают!

– Это не твоя забота! – прикрикнул Завадский. – Как со Спицами разговаривать, предоставь мне решать. От тебя требуется, за Обод сходить и съёмку сделать.

– Ну, что ж, можно и сходить, – степенно заявил Башмак, хотя внутри у него всё замерло от перспективы выйти в большой мир. Может реку повезёт увидеть. Или гору. – Тем более у меня и карта есть!

И он важно выложил на стол карту с тайными тропами.

– Балбес ты всё-таки, Башмак, – Завадский с жалостью посмотрел на шагателя. – По этой карте Тапок ходил. И его повязали.

– Да, – сказал Башмак обескураженно. – Это я не подумал.

– Я вот чего не понимаю, – сказала Аня. – Кто его повязал? Ведь не стража заведующих на костылях в пески прискакала! Шагателя могли задержать только другие шагатели.

Тапок от души веселился глядя на толпу лебов, собравшихся под окнами изолятора. Мастеровые съезжались тихо, как бы по делу, но о делах никто не разговаривал, все поглядывали на шагателя, выглядывающего из-за решётки. Охранявший Тапка ахт попытался укатить за стражниками, но ему под колёса бросили бревно, и он раз за разом пытался форсировать препятствие, не догадываясь его объехать.

– Эдак над безмозглыми только детишки издеваются, – сказал Тапок, – а тут, кажись, люди взрослые все собрались. Зачем пожаловали, верноколёсные? Чем обязан таким вниманием?

Мастер Гоша, огляделся по сторонам, подъехал ближе и спросил:

– Брешут про тебя или правда ты к Ободу ходил?

– Кузнец, а ты не боишься, что тебя за такие вопросы рядом со мной на колесе вздёрнут? – Тапок очень похоже спародировал Александра Борисовича, когда он проповедуя, грозил пастве карами Колеса за неприлежность в обрядности.

– Опасаюсь, конечно, – Гоша почесал лысину и вздохнул. – Но вот только верноколёсные очень интересуются, что такого ты там увидел, если Спицы тебе так шустро решили рот заткнуть? Ведь казней с дней Гнева не проводили…

– А тебя значит, уполномочили за всех отдуваться? Сами-то ссут, в сторонке ёрзают.

– К чему же всем на плаху иттить? – резонно заметил кузнец.

– Мудр народ, – рассеянно сказал Тапок, над чем-то напряжённо размышляя. Ах вы суки, подумал он. Я вас самих на колесе растяну. Он очень чётко понял, как ему спастись. Важно было не переиграть. Он принял скорбный вид и продолжил:

– Молодцы какие! Сообразили, что не хотят Спицы, чтоб я правду поведал.

– Ну, мы само собой, не такие башковитые, как благородные ары, в шахматы не играем, но соображалка кой-какая всё же имеется, – довольно ответил Гоша и тут же заинтересовался: – А про какую правду ты речь ведёшь?

– Истину! – завопил шагатель так, что лебы отпрянули, а Гоша аж сгорбился в кресле. – Истину узрел за Ободом!! Чуть не сгинул в Запретных землях! В глаза смотрел демонам пустоши и пекло мрака опалило душу мою.

Он рванул на груди рубаху и замотал башкой, застонал, зажмурился. Понятно стало, что мучается человек, страшную тайну постиг и плохо ему от этого. Забыв про страх лебы подъехали вплотную, толкаясь колесами потянулись к Тапку, вытянули шею, вслушиваясь, потому что с крика шагатель перешёл на сбивчивый шёпот:

– Во грехе живём, праведники наши ложны, а проповедники лживы, не пощадят демоны никого, Колесо прогневалось и снова полетит с неба огонь, если не вернёмся к истиной вере…

– Неужто демонов видел? – недоверчиво спросил Коля-кондитер.

– Зрел, – веско ответил Тапок. – Как тебя сейчас. Ох и смердят отродья пустошей! И голос имеют громоподобный.

– Иди зефирки выпекай, – сказал Гоша и дал Коле по шее. Его поддержали и выпихнули Колю из круга. А пока все были заняты кондитером, к решётке протиснулась Леночка Азарова.

– Тапочек, я тебе пирожков привезла, с картошечкой, как ты любишь, – сказала она, пытаясь поймать взгляд шагателя. – Возьми покушать.

Вот дура, как не вовремя, подумал Тапок, выхватил у Ленки свёрток с пирожками и торжественно объявил:

– Приезжайте на судилище неправедное, что надо мной учинить собираются. Там истину вам поведаю.