Когда Михаил Петров увидел цель, он не поверил собственным глазам. Да и не мог летчик разобраться сразу, что же это такое. Летели вместе два сцепленных самолета: один, тот, что снизу, - бомбардировщик Ю-88, другой, сверху, истребитель ФВ-190. Об увиденном Петров доложил по радио: "Что делать? Сбивать? Но с какой дистанции? Какие меры предосторожности?" Советов было много - самых разных и противоречивых. Тогда майор Петров, опытный пилот, зашел на эту диковинную цель и несколькими точными очередями с дистанции 300-400 метров уничтожил ее.

Долго потом думали, как доносить о результатах воздушного боя. Сколько же сбитых? Ведь на землю упало два самолета. И только после доклада с места их падения все сомнения отпали.

Этой "новинкой" гитлеровцы пытались если не спасти трагичное положение, то хотя бы оттянуть свой бесславный конец. Самолет Ю-88, начиненный взрывчатым веществом большой силы, управлялся летчиком, находившимся в кабине истребителя. На определенном расстоянии до цели истребитель отделялся от Ю-88, и самолет-бомба падал в расчетном месте.

Таких попыток ошеломить наши стремительно наступающие войска было несколько, но все они оказались безуспешными.

А 16 марта мы получили печальную весть: не вернулся с боевого задания Иван Ильич Бабак. Совсем недолго пришлось командовать ему полком, но и за то короткое время всем стало ясно, что в новом командире не ошиблись. Иван Ильич быстро завоевал авторитет у своих подчиненных - в него верили, без страха и сомнений за ним шли в бой.

...В тот злополучный день полку было поставлено сложное задание на разведку особо важной цели. Иван Ильич решил его выполнить сам. Ведомым к себе он взял молодого, совсем недавно прибывшего в полк летчика - младшего лейтенанта Козлова. И вот, когда боевая задача практически была уже решена и пара обратным курсом возвращалась на свой аэродром, недалеко от линии фронта Бабак увидел вражеский железнодорожный эшелон с войсками и техникой. Ну разве можно пройти мимо?..

- Козлов, видишь внизу эшелон с фрицами и боевой техникой? - спросил Иван Ильич.

- Вижу! - отозвался ведомый.

- Поработаем. В воздухе спокойно.

И надо же случиться такому: в последнем заходе при выводе из атаки, когда от метких очередей Бабака и Козлова один за другим загорались вагоны, выпущенная откуда-то зенитная очередь прошила самолет Бабака - он загорелся.

- Горишь, Бабак! Как же я домой попаду? - растерялся молодой летчик.

Иван Ильич передал ведомому, каким курсом лететь на аэродром, а сам, обжигаемый пламенем, тянул и тянул к линии фронта. Самолет стал неуправляемым. "Успею выпрыгнуть!.." - пронеслось в голове у командира полка, но до линии фронта он не дотянул. Произошло самое страшное, чего Иван Ильич боялся всегда больше самой смерти.

Мы долго не верили, что Ивана Бабака нет. Для меня это была неизмеримая утрата. И все-таки Вася Ковальчук на фюзеляже нашего с Бабаком самолета написал: "За Ваню Бабака". Я смотрел сквозь пелену слез на эти буквы и клялся жестоко отомстить фашистам за своего боевого друга...

Но Иван Ильич Бабак остался жив. Живет этот светлый человек и по сей день. А тогда, после прыжка из горящего самолета, его схватили немцы и бросили в концлагерь. Пытки, злостные издевательства над советским летчиком... Бабак не сдавался - объявлял голодовки. Товарищи по беде, как могли, лечили его, поддерживали, стараясь облегчить страдания. Нет, Ивана Бабака немцы не сломили даже тогда, когда приговорили к расстрелу. К счастью, приговор привести в исполнение враги не успели.

Сразу после войны, когда стало известно, что Бабак все еще в одном из концлагерей, Александр Иванович Покрышкин лично отыскал и привез командира полка. Трудно передать радость той встречи: пилоты крепко обнимались, тискали, не выпуская из дружеских рук, обгоревшего, изможденного Бабака. Выбрав свободную минуту, я попросил Ивана Ильича пойти со мной и привел к нашему самолету, где его уже ждал механик Иван Петров. Увидев на истребителе слова "За Ваню Бабака", Иван Ильич, до того с твердостью переживавший счастье возвращения в родной полк, не выдержал, и обнявшись, мы зарыдали.

Полковые фотографы запечатлели тогда всех нас. Теперь, встречаясь с Бабаком, мы долго и молча смотрим на пожелтевшие снимки нашей опаленной огнем молодости...

Апрель 1945 года по погодным условиям выдался благоприятным: много дней солнечных, мало - нелетных. Казалось бы, открывался простор для активных действий авиации. Но война и тут внесла свои коррективы. Над линией фронта мощной стеной стояла плотная пелена, образованная многочисленными пожарами и техническими дымами, а за передовой все это как-то разом обрывалось, и видимость становилась отличной.

После выполнения задания, возвращаясь на свой аэродром, мы должны были проходить через эту кромешную мглу, в которой летчики, даже летящие плотным строем, теряли ориентировку. Строй неминуемо рассыпался, и тогда в эфир летели, перебивая друг друга, просьбы к незримому "Дунаю", чтобы тот дал "море". "Дунай" - это был позывной фронтового радиопеленгатора. По запросу он устанавливал местонахождение самолета и давал курс и время полета до своих аэродромов. Пилоты всегда с благодарностью вспоминают умелых мастеров, работавших на радиопеленгаторах в сложных условиях боевой обстановки. Многим из нас они спасли жизнь.

Не забыть один почти анекдотичный случай. Мы базировались на аэродроме Хермсдорф, расположенном совсем недалеко от Берлина. Вылетев восьмеркой на прикрытие войск и выполнив задание, возвращались на свой аэродром. Перед входом в "муру" (так мы окрестили ту густую прифронтовую дымку) я предупредил всех: "Принять боевой порядок "сомкнутый строй". Когда летчики подтянулись, мы смело нырнули в мглистую пелену и, видимо, попали в самую гущу завесы, потому что я сразу же потерял из виду идущее справа звено и видел лишь прижавшегося слева - крыло в крыло - ведомого Костю Щепочкина. Пришлось подать команду:

- Разомкнуться! На аэродром выходить самостоятельно!

Визуальная ориентировка была потеряна даже мной - ведущим группы, и тут все, чуть ли не в один голос, начали запрашивать:

- "Дунай", дай "море"!

Я молчал, не мешая запросам, терпеливо ожидая, когда эфир освободится. Время от времени посматривал на бензиномер, памятуя, что у ведомых расход бензина всегда выше. На радиопеленгаторе заволновались - это чувствовалось по голосу, который в шуме запросов уже не мог четко определить, кто где, и дать каждому конкретный курс. Я уже хотел было вмешаться и приготовился скомандовать, чтобы пилоты не перебивали друг друга - иначе толку не будет. Но вдруг радио разразилось крепкой, с тяжелым ругательством, тирадой, идущей, несомненно, из радиопеленгатора:

- Маленькие! Вашу мать... Выведу всех - запрашивайте не торопясь, по очереди. Я - "Дунай"!..

Это всех сразу ошеломило, и какое-то время никто не решался запросить первым, а затем в считанные минуты нашей группе был выдан курс, запросы прекратились, чего я и ожидал.

Но тут слышу, кто-то неуверенно спросил:

- "Кобра", ты кто?..

Я несказанно обрадовался, думая, что меня в этой кромешной дымке кто-то увидел с земли и сориентирует, поэтому лаконично ответил:

- Это - я, Борода. Сообщите, где нахожусь?

- Сам не знаю, где находимся. Это я - Щепочкин. Справа сзади!

- Где же ты был? - удивился я.

- Потерялся на время. А теперь увидел самолет, да не уверен, что это ты, Борода. Бензин вот на исходе...

- Держись, сейчас придем! - подбодрил я Щепочкина и запросил "Дунай".

Тот по предыдущему радиообмену уже установил наше точное местонахождение и дал курс на аэродром. Через несколько минут мы благополучно произвели посадку, все остальные летчики группы приземлились раньше нас.

Конечно, этот случай подробно разобрали на земле, критически оценивая общую растерянность, мои действия как командира. Погоду мы знали и при хорошей подготовке обязаны были даже в сложных метеоусловиях выйти на аэродром без особой тревоги. Только благодаря помощи наземных средств полет тот для всех нас окончился благополучно. Летчики просили командование возбудить ходатайство о награждении наших радиоспасителей. Потом стало известно, что всех товарищей, обеспечивавших службу радиопеленгации, отметили высокими правительственными наградами.