Наши встречи стали почти ежедневными. Валентина постепенно входила в круг нашей летной жизни. Всей душой она полюбила нравы и обычаи летчиков, наше веселье, шутки. Как свое, принимала и горе при потере боевых друзей.

Когда отгремели залпы победы, мы справили свадьбу. С тех пор и идем с Валентиной Михайловной рука об руку по нелегким дорогам армейской жизни. Вырастили и воспитали двух дочерей, которые подарили нам по внучке и внуку.

Хотелось бы больше рассказать о судьбах наших славных девчат: в каждой атаке, в каждом припомнившемся боевом вылете они незримо оставались с нами, наши боевые подруги.

* * *

Ранним февральским утром Иван Бабак получил приказ прибыть на беседу к комдиву Александру Ивановичу Покрышкину. Летчиков Александр Иванович редко вызывал к себе, за исключением командиров полков. Зато сам часто бывал в подчиненных частях и знал каждого пилота не только в лицо, но и как воздушного бойца, потому что летал на боевые задания с группами из каждого полка.

Эту новость мы, конечно, горячо обсуждали. Мнения высказывались самые разные.

- Что-то не то... - задумчиво сказал Петр Гучек.

- Чего ж тут не то - все то! Заберут нашего Ильича! - уверенно произнес Василий Сапьян.

- Ну и провидцы. Да с орденом вернется Иван Ильич, а может, и со второй звездой, - не менее уверенно возразил комэск Пшеничников.

- Бесполезно судачить! К вечеру узнаем, - спокойно заключил Дмитрий Глинка, и разговор собравшихся на завтрак летчиков умолк.

В дивизии Иван несколько задержался, это еще более разожгло наше любопытство, опять посыпались догадки. И все-таки уже до возвращения Бабака по никому не известным каналам быстро распространился слух о его переводе. Прав оказался Сапьян. Действительно, уходил от нас гвардии старший лейтенант Бабак. Он получил назначение на должность командира 16-го гвардейского истребительного авиаполка нашей дивизии с одновременным присвоением ему звания капитан.

Все пилоты восприняли новое сообщение с нескрываемой гордостью, как большую личную радость. Это же наш Ильич, еще два года назад не обстрелянный сержант Бабак, стал во главе одного из лучших гвардейских полков! По мирному времени такое событие, конечно, небывалая редкость. Срок для столь стремительного служебного роста крайне небольшой. Но два суровых года войны, когда за плечами летчика более 300 боевых вылетов да 37 уничтоженных лично в воздушных схватках фашистских самолетов, - это уже качественно другое измерение. Боевые свойства Бабака не ограничивались смелостью и умением наверняка разить врага: он быстрее других сформировался и как организатор боя, и как отличный воспитатель - ведь по профессии Иван был учителем. Поэтому-то назначение столь молодого по возрасту летчика на высокий пост не только в нашем, но и в 16-м авиаполку все восприняли с уверенностью, что командир подобран вполне достойный, способный возглавить гвардейскую часть.

Только для Ивана это назначение оказалось совсем неожиданным. Когда он вернулся от комдива, мы заметили, что Бабак невесел, даже как-то смущен. И он откровенно поделился с боевыми друзьями серьезными сомнениями - сможет ли стать полноценным командиром полка?..

Перед уходом на новую должность Иван Ильич Бабак подошел ко мне и проникновенно сказал:

- Ну, Грицко, воевать до полной победы будем вместе, а вот самолет мой командование полка приказало передать тебе. Я рад этому. Знаю, что отдаю его в надежные руки.

Меня это сильно взволновало, и я ответил:

- Иван Ильич, действительно большая радость и великая честь летать на твоем истребителе. Но в полку, конечно, есть пилоты не менее достойные.

- Ты продолжишь боевой счет!

- Благодарю. Даю слово коммуниста: доверие оправдаю...

Самолет, о котором идет речь, был необычным. Его подарили нам школьники Мариуполя, которые в тяжелые годы войны собрали сбережения и обратились с просьбой лично к Сталину - вручить боевой истребитель лучшему летчику фронта. Решением командования этот самолет был вручен Ивану Бабаку. В составе делегации вместе с Николаем Лавицким и начальником политотдела нашей 9-й Мариупольской истребительной авиадивизии полковником Мачневым Иван ездил в освобожденный Мариуполь, где и состоялась торжественная передача боевой машины. Много интересного рассказали тогда Бабак и Лавицкий о незабываемых торжествах, встречах с рабочими, которые днем и ночью восстанавливали разрушенные врагом заводы и фабрики освобожденного города.

У самолета с надписью: "От школьников Мариуполя" - оказалась счастливая судьба - на нем мы с Иваном сбили 20 фашистских стервятников.

Но не только самолет получил я в наследство от Бабака: сразу после его ухода на повышение меня назначили на должность помощника командира полка по воздушно-стрелковой службе. Такую должность в истребительных авиаполках обычно занимали лучшие воздушные бойцы, тактически грамотные, разившие врага с первой атаки.

Передо мной встал вопрос: справлюсь ли?

Как всегда, лучшим другом и советчиком во всех моих делах и думах был Петя Гучек. Он расценил мое назначение как вполне закономерное:

- А что ты волнуешься? Вон Сашка Румм в сто четвертом или Андрей Труд в шестнадцатом - тоже вчерашние сержанты, а раньше тебя на стрелковой службе!

- Так ведь они почти на год раньше воевать-то стали. А это, сам знаешь, как много... - пытался возразить я.

- 3ато ты горя хлебнул посолонее. Да и сбитых у тебя не меньше! горячился Гучек.

- А ты-то как, Петро? У тебя ведь сбитых больше, а вверх я пошел? - не унимался я.

- Ну если руки не станешь подавать или в отдельный домик жить переберешься - будет тяжеловато. Но переживем! - шуткой попытался отговориться Петр, когда зашла речь о нем.

Я знал, Гучек прав. Он всегда говорил то, что думал. Он был верным и честным товарищем...

В конце марта 1945 года мы перебазировались на новый аэродром Аслау, расположенный ближе к Берлину. Летное поле здесь было грунтовым, уже по-весеннему раскисло, но к утру подмораживало, и первую половину дня мы летали без особых осложнений. Зато после полудня на взлете и посадке самолет так обдавало грязью, что нашим техникам работы прибавлялось вдвойне. А совсем плохо было в воздухе, когда на взлете весенней жижей забивало фонарь кабины. Тогда полет проходил как в облаках - приходилось выбирать чистое место и приспосабливаться осматривать горизонт именно сквозь него.

В этот период и появилась идея использовать как аэродромную площадку прекрасную автостраду, идущую на Берлин. Но прежде чем пришла мысль летать с автострады, мы пытались приспособить для этой же цели проходившую рядом с аэродромом узенькую шоссейную дорогу. Работали несколько дней, расширяя ее за счет тротуарных плит, кирпича разрушенных зданий, но, как оказалось, впустую. Аэродрома для надежного взлета и посадки не получилось. Даже вырулить на него было очень сложно.

Вот тогда-то и зародился у нашего комдива А. И. Покрышкина интересный замысел - приспособить для полетов автостраду. Александр Иванович первый со своим ведомым произвел посадку на хорошо выбранный и подготовленный аэродромной командой участок автострады. В тот же день на этот "аэродром" перебазировались два полка нашей дивизии, откуда и начали вести успешные боевые действия по поддержанию наступающих войск фронта.

Наш полк продолжал летать с грунтового аэродрома. Правда, мне однажды пришлось приземлиться и на автостраду. Надо сказать, летать с нее было гораздо приятнее, чем с раскисшего летного поля.

Боевые задания в этот период состояли главным образом из полетов на разведку, прикрытия автострады, барражирования над своими войсками. Немцы в воздухе если и встречались, то от боя, как правило, уходили.

В один из тех дней пара лейтенанта Синюты облетывала мотор после его замены на самолете. Для прикрытия ее в воздух поднялась пара майора Петрова. В это время в районе, где находилась наша четверка, появилась необычная неопознанная цель, на которую и указала майору Петрову станция наведения.