Его обычный рост, внутренняя напряженность - все это Калли заметил еще во время визита адмирала на плавучую тюрьму, когда Калли, вместе с остальными, совершил побег. Теперь, снова увидев адмирала, Калли ощутил возвращение чувства сопереживания, невидимой эмоциональной связи между ними. Узнав Руна, Калли заметил небольшие различия между ним и младшими братьями. Щеки у Руна более впалые, морщинки под глазами резче, и кожа, обтягивавшая череп, казалась почти прозрачной.

Молдоги плавно приближались. Люди молча смотрели на них. Когда триада остановилась у возвышения, Калли поднялся, вместе с ним - Алия и Вил.

Рун встретился взглядом с Калли, и последнему показалось, что глаза молдога странным образом западают, как бы уходят в глубь черепа, подобно глазам капитана на захваченном молдогском курьере, который бросился на Калли.

Рун несколько секунд стоял неподвижно, потом взгляд его опустился на пятна крови Доука, все еще темно блестевшие на паркете. Он пристально смотрел на пятна, потом снова поднял голову, посмотрел в лицо Калли.

Наконец, он заговорил - медленно, тщательно выговаривая слова. Его английский почти не отличался акцентом.

- Мы пришли, чтобы беседовать с крайне почтенным Брайтом. Вместо этого нас встречают лица, осмелившиеся издеваться над нами, изображая персонаж из нашей легенды. Эти лица захватывали наши корабли, угрожали жизни и здоровью наших людей. Где сейчас находится крайне почтенный Брайт?

- Прошу меня извинить... - начал Калли по-английски, но тут же оборвал себя и перешел на молдогский.

- Я сожалею, - сказал он, - но лицо, о котором вы сами ведете речь, больше не имеет права говорить от лица всего человечества. Следовательно, вам придется говорить со мной самим, Калихэном О'Рурком Уэном и с моими братьями - Вильямом Джемисоном и Доуком Тауншендом. Среди людей произошло то, что у вас, молдогов, называется переменой аспекта почтенности. Теперь моя семья, мой септ и клан - а это все мягколицые, живущие на планетах Плеяд, - возглавляют человечество.

Рун снова молча посмотрел на Калли, потом заговорил по-молдогски:

- Следовательно, ты сам будешь отвечать мне самому - торжественно заявил он. - Потому что вы, люди, должны ответить перед нами, молдогами. Ты сам ответишь за вас всех.

26

На мгновенье в зале повисла полнейшая тишина.

- Нет, - спокойно произнес Калли, - отвечать будете вы сами. Отвечать перед нами самими. Ты сам будешь отвечать мне самому.

В лицах инопланетян не дрогнула ни одна черта. Помолчав немного, Рун ответил:

- Ты сам хорошо говоришь на языке молдогов. Но все же говорить можно одно, а понимать другое.

- Нет, - возразил Калли. - Здесь нет ошибки. Я сам говорю то, что подразумеваю. Позволь, я повторю сказанное на родном языке мягколицых. Он перешел на английский: - Тебе, твоим братьям и твоему народу придется сейчас ответить за все обиды, нанесенные моему народу. - Он вновь заговорил по-молдогски: - Не присядешь ли с нами самими, чтобы обсудить это дело?

Рун не сразу принял решение. Наконец он все-таки поднялся к столу, братья последовали за ним. Они заняли сиденья-подушки, расположившись лицом к лицу с Алией, Калли и Вилом. Молдоги сидели, подобрав под себя ноги, но скрестив их, как это делают на Востоке, а держа параллельно, так что колени смотрели прямо вперед.

- Очевидно, вы сами начнете с того, что объясните мне самому, какие основание у вас, молдогов, жаловаться на нас людей?

- Я сам удивлен, - холодным тоном начал Рун, - что ты сам не имеешь представления о причинах нашей обиды на людей. Ты сам нападал на наши корабли, угрожал жизни наших людей, нарушал наши границы, наконец, похитил наследников трона. Ты сам не станешь отрицать, что я сам говорю правду?

- Не стану. Но я сам отрицаю одно: эти действия не могут быть основанием обиды вас молдогов на нас людей. Потому что все названное тобой самим - основание для нашей обиды на вас.

Несколько секунд Рун хранил зловещее молчание.

- Вижу три объяснения твоим словам, - высказался наконец адмирал. Первое: твои слова лишены смысла, потому что вы сами - народ безумцев, в этом случае нет проку далее вести переговоры. Второе: смысл слов тебя самого намеренно искажен, чтобы нас запутать или запугать, это означает, что нашей почтенности нанесен непоправимый ущерб, и мы сами не должны больше с тобой самим разговаривать.

И третье: ты сам говоришь правду, слова твои имеют смысл, но я сам не понимаю тебя. Только это третье предположение останавливает меня самого в намерении немедленно прекратить переговоры.

- Третье предположение соответствует действительности, - подтвердил Калли. Вы сами не понимаете нас людей. И даже не пытались понять, насколько я сам могу судить. Вы молдоги, наверно понимая действия людей, посчитали их основанием для обиды.

- Как иначе возможно расценить насилие против нас, молдогов? спросил Рун. Его глаза снова казались глубоко запавшими.

- Если взрослый ударил взрослого, без причины на то, - спросил Калли, - будет ли это основанием для обиды?

- Безусловно, - ответил Рун.

- А если взрослый ударит взрослого, чтобы не дать последнему совершить непочтенный поступок? Будет ли это основанием для обиды?

Глаза Руна казались теперь не так глубоко запавшими, как несколько секунд назад.

- Нет, не будет.

- Но и в первом, и во втором случае был совершен акт насилия. Станет он причиной для обиды или нет - это зависит от намерений совершившего этот акт. Разве не так?

- Я сам признаю, что слова тебя самого верны, - согласился Рун. Значит, ты сам утверждаешь, что вашими действиями руководила цель, нам самим неизвестная? И цель эта лишает нас, молдогов, оснований для обиды?

- Именно это я сам утверждаю.

Солнца на видеоэкране уже коснулось горизонта. Его закатные красные лучи били наискось сквозь весь зал Совета. В закатном свете молдоги казались темнее, чем обычно. Рун был похож на зловещую черную статую.

- Тогда я сам хочу услышать о ваших целях. От их обоснованности будут зависеть действия нас, молдогов.

- Ты сам сейчас о них услышишь, - сказал Калли. - Они проистекают из единого источника - факта, что мы, люди, имеем отличную от вас, молдогов, систему оценки мыслей и поступков. Ты сам всегда задаешься вопросом: "Почтенно ли то, что я собираюсь сделать?", а сам вместо этого обычно спрашиваю себя: "Справедливо ли я поступаю?"