Долго блуждаю по темным коридорам, стучусь в запертые двери, со скрипом открываю незапертые комнаты, в которых оказывается пусто и ужасно грязно, пытаюсь найти выход или кого-то, кто мне в этом поможет, но все время натыкаюсь лишь на тупики или углы занятые паутиной. Наконец, распахиваю какую-то дверь и оказываюсь в знакомом коридоре, откуда легко нахожу путь на свой этаж. Не знаю, что это за жуткая часть здания, но она не похожа на основную, где я живу. Кажется, кто-то говорил, что общежитие пристраивали в старому одноэтажному дому, которое не стали сносить по неясным причинам. Надо будет узнать у старшекурсников, но сейчас мне хочется только в свою теплую кроватку. Лечь на мягкий матрас, с головой накрыться одеялом, забыть обо всем и хоть несколько минут считать, что все снова хорошо.

Но дойти до своей кровати мне не удается, ведь Пит, упрямый как осел, решил меня довести окончательно. Он тянет меня на другой этаж, говоря что-то о том, что я могу сама у нее спросить, я должна ему верить. У кого я должна спросить и почему должна снова верить, не знаю.

- Пит, оставь меня! Я хочу побыть одна! Не надо мне ничего доказывать, уже ничего не буде будет как раньше, чего бы не произошло тогда! - я чуть было не споткнулась об ступеньку, через которые Пит перепрыгивал, держа меня за руку, это меня и вывело из себя, поэтому и перешла на крик.

- Я не хочу остаться для тебя подлецом! Даже если мы никогда не будем вместе, ты должна знать правду! - его крик выбивает меня из колеи, и я заторможено следую за ним. На кого он злится? На себя или меня? Тут же отдергиваю себя от этих мыслей. Какая разница, если сейчас я в самый последний раз выполню его просьбу, а потом никогда не позволю перешагнуть порог моей жизни.

Он долго стучит в дверь, но никто не открывает. Проходит несколько минут, но все указывает на то, что там уже спят, либо никого нет, а, возможно, просто не хотят открывать. Я собираюсь уйти, но Мелларк просит еще минуту. Неловко переминаюсь с ноги на ногу, выжидая последние шестьдесят секунд нашего общения.

- Пит, все, хватит, - я машинально хватаю его за рукав, пытаюсь оторвать его кулак от двери, взгляд Пита моментально переходит на мою руку, а затем медленно к глазам. Тут же опускаю ладонь, понимая, что дала ему ложную надежду. - Я пойду, - пытаюсь вызвать злость, но вместо этого на меня накатывает дикая усталость, и я нехотя разворачиваюсь лениво переставляя ноги. Пит ужасно громко бьет по двери, заставляя меня подпрыгнуть от страха, но я не позволяю себе обернуться. Самообладания хватает ненадолго, за моей спиной слышится неизвестный женский голос.

- Да чего ты от меня хочешь? - я оглядываюсь и вижу, как Пит с не меньшим удивлением смотрит на уже закрытую за спиной девушки дверь, ручку которой та придерживает пальцами, будто опасаясь, что кто-то хочет туда прорваться. - Ты мне что в прошлый раз сказал? Тебе плевать, что вы расстались, ваша любовь будет вечной и прочий бред, - она осекается, заметив меня, оглядывает с ног до головы презрительным взглядом. В то же время я изучаю ее. Она немного ниже меня, но сложена в разы лучше, начиная от идеальных черт лица, заканчивая красивыми формами. – А это и есть она? – девушка делает акцент на последнем слова, проговаривая таким тоном, словно я до жути мерзкий червяк.

- Китнисс,- уточняет Пит.

Девушка отталкивается пальцами от двери и медленно подходит Питу, сверля его взглядом, словно хищник свою жертву. Затем, она молниеносно впивается в его губы, делая это с таким напором, что в первую секунду эта сцена вызывает рвотный рефлекс, но после вырывается не то вскрик, не то всхлип, и я прикрываю рот ладонью.

- Что ты делаешь! – буквально рявкает Пит, высвобождаясь, и начинает оттирать ярко-алую помаду со своих губ. Он зло смотрит на нее. Потом переводить взгляд на меня. Я же не знаю, что и думать. С одной стороны все произошло на моих глазах, больше не должно быть вопросов, он виноват, с другой - Пит вел себя так, словно на самом деле ничего не было.

Я не успеваю хорошенько обдумать ситуацию, осознать и понять свои чувства, как из комнаты этой девушки выходит полуголый Финник, прикрытый лишь махровым полотенцем.

========== Глава 26. Мой. ==========

- Джоанна сказала, ты скучаешь, - в комнатку, где я осталась теперь одна заглядывает Пит, на секунду задерживаясь в дверном проеме.

С того дня, как я застала Финника полуголым в комнате другой девушки, прошла неделя. Без сомнений я рассказала обо всем Джоанне. В ее стойкости духа я обычно бываю уверенна, но в этот раз эта уверенность меня подвела. Такого шума в нашем общежитии, уверенна, не было никогда. Джоанна называла Одэйра последними словами, швырнула в него пару тарелок, которые являлись собственностью столовой, и которых порой так не хватало, и, хлопнув дверью так, что с потолка посыпалась штукатурка, гордо ушла плакать в нашу комнату.

Так продолжалось всю ночь. Она била подушку, заливая ее слезами, сжимала в руках одеяло, пытаясь унять душевную боль, периодически смотрела на меня глазами полными боли и тихим шепотом, чтобы за стенкой Финник и не подумал, что она страдает, спрашивала “за что?” и, не получив от меня никакого ответа, продолжала плакать, уткнувшись лицом в наволочку.

Я не могла успокоить ее словами, я лишь сидела рядом, тем самым показывая ей, что у нее осталась подруга. Я не говорила ей ни слова, потому что знала - слова не помогают, потому что сама пережила всю эту боль и в какой-то степени переживаю до сих пор.

На следующий же день она забрала все свои документы и с красными от слез глазами, темными синяками под ними и немного распухшим носом она стала собирать вещи. Больше не плакала, не сожалела о том, что с ней случилось, молча упаковала все, что было ее в этой комнате и через день улетела домой. Она не сказала мне ни слова, я ничего у нее не спрашивала. Мэйсон лишь крепко обняла меня в последний день ее прибывания в Капитолии, словно прощаясь на всю жизнь. Я так и не поняла ее поведения. Я собиралась ей звонить на следующий день, но внезапный грипп затуманил мой разум, так что больше ни о чем я думать не могла и не могу до сих пор.

Пит присаживается на край моей кровати слишком близко ко мне. Встаю и отхожу к окну. Провожу пальцами по подоконнику, замечая, что пора вытереть пыль. Фоторамка, где некогда была наша с Питом фотография, теперь занята снимком моей мамы, а цветок, за которым я должна была ухаживать, завял, и его давно пора отправить в мусор.

- Еще чего, - презрительно фыркаю, хотя тяжело говорить спокойно, однако нельзя выдавать нервозность. Голова кружиться, и я не могу понять, что тому виной: температура или близкое местонахождение Пита.

- Почему ты так злишься? - невинным голосом спрашивает он, я беспомощно делаю несколько вдохов, прежде чем понимаю, что не знаю, что ему ответить. Если это будет что-то грубое, начнется скандал, а я слишком слаба для долгих криков и ссор, но кроме резких слов в голову ничего не лезет.

Слышу, как он встает и спешу выйти на балкон, наивно полагая, что его остановит холодный воздух. Странно, что меня в тонкой майке он не останавливает. В первые секунды ветер приводит мысли в порядок, вроде и температуры нет, но потом он дует с новой силой, будто больно царапая кожу холодными иголками. Я хочу вернутся, но Пит опережает меня, зайдя следом.

Он полностью перегораживает и без того узкую дверь. Первый раз за несколько месяцев осмеливаюсь осмотреть его как следует. Он, видно, не переставал ходить на тренировки: мышцы заметно увеличились в объеме. Поднимаю глаза выше и останавливаюсь на губах, которые дарили столько прекрасных, теплых, нежных и любящих поцелуев.

От одной мысли, что он целовал кого-то другого, у меня начинает кружится голова, и я отворачиваюсь, отхожу подальше от Пита и касаюсь и без того замерзшими пальцами ледяного железа, на котором лежит тонкий слой снега. Слышу, как хлопает дверь и тут же разворачиваюсь, надеясь, что это не та дверь, о которой я подумала.