— Приму к сведению, — мямлю я, едва разлепляя ссохшиеся губы, коря себя за то, что вновь не могу отвести взгляда от Люциуса.
А он. Я даже не знаю, как описать те чувства, что мистер Малфой испытывает ко мне. Давно уже в нашем общении не проскальзывает и нотки пренебрежения, превосходства или снисхождения с его стороны. Лишь холодное, ощутимое физически отчуждение. Я стараюсь понять, но все какие-то гипотезы да недомолвки.
Я понимаю, что Люциус наиболее сильно пострадал во Второй Магической Войне, ибо начав ее на стороне Волан де Морта, он прошел поистине разрушающий путь, в котором трансформировались его ценности, идеалы, стремления. И теперь, когда победа оказалась на стороне Света, а Малфой вернул себе доброе имя, помогая в поимке оставшихся приспешников Темного Лорда, я могу лишь домыслить, что творится в душе у самого Люциуса.
Но разве это возможно, когда человек отделился глухой стеклянной стеной от всего мира?
Холодный взгляд, вежливость, граничащая с абсурдностью, он больше не презирает полукровок и с уважением относится ко мне, магглорожденной волшебнице. Начальник никогда не хвалит меня, но благодаря ему, меня дважды за последний год повышали. Теперь по должности я такой же сотрудник, как и собственный сын Люциуса, да и занимаем мы с Драко соседние кабинеты. И ничто не выдает в начальнике пристрастия, разве что иногда уроненная как бы невзначай фраза: «Мисс Грейнджер, данные, что вы указали в последний раз, не верны. Я сверялся с показателями, предоставленными Драко Малфоем. В его сводках все логично и стройно. Советую Вам поучиться у него работать».
И это действительно так. Драко умеет сосредоточиться на задании и когда надо сделать его блистательно, и в самый короткий срок. Моя же репутация отличницы во всем за последнее время несколько померкла. Дело в том, что выполняя работу, которую должен был проверять Люциус Малфой, я терялась. Заблуждалась в цифрах, в определениях, возводя немыслимые конструкции ахинеи, ибо руки мои благоговейно начинали дрожать, стоило только перу вывести по пергаменту слово «Отчет».
Вот и в этот раз лицо начальника не раз меняло палитру цветов неудовольствия. Бегло прочитав сводку, он захлопнул папку и передал ее мне так, как подают грязную тряпку:
— Давно ли вы были в отпуске, мисс Грейнджер?
— Одиннадцать месяцев назад, — отвечаю я, сосредоточившись.
— Пора отдохнуть, — резюмировал строгий голос, — Ваша работа никуда не годится и изобилует глупыми описками. Обратитесь, пожалуйста, в соответствующий отдел за предоставлением выходных дней. Неделю — другую понежьтесь на морском берегу и возвращайтесь.
— Но я…
— Возражения не принимаются. К тому же я хотел бы, чтобы Вы не стали проситься отдыхать к Рождеству. Пригодитесь здесь, Грейнджер. Мистер Драко Малфой желает провести праздники с семьей в теплых краях. Так что набирайтесь сил, и чтобы я завтра же Вас здесь не видел.
Коротко кивнув, я встала с кресла и протянула руку Малфою.
Спорить бесполезно. И я знала это. Попрощавшись, вышла прочь из кабинета, напоследок обернувшись. Мужчина вновь читал, на сей раз длиннющий пергамент. На его переносице поблескивали очки. И никакого намека на улыбку.
После таких встреч мне болезненно необходим Драко, ибо невозможность прикоснуться к оригиналу порождало неуемное желание обладать копией. Я привычно вошла в кабинет, находу накладывая запирающее заклятие на дверь.
Драко понимает без слов, и уже через миг жилистая, как канат, рука, из которой не вывернешься даже при желании, прижимает мои бедра к рабочему столу. Свободная — рывком забирается под мантию, сминая до боли кожу на животе.
Властный язык исследует рот, и эти мокрые, чувственные поцелуи гонят кровь на предельно допустимой скорости:
— Хочу тебя.
И он смеется, покусывая мой подбородок и шею, чтобы немного успокоить свою восставшую плоть. Но сейчас нет времени на такие желанные ласки, и он разворачивает меня и рывком входит сзади. Темп, взятый им с самого начала, заставляет задыхаться и просить двигаться еще чаще, глубже, сильнее.
Напротив стола Драко установлено большое зеркало. Этот эпизод не первый между нами в его кабинете, и мужчине нравится видеть все. Как в предоргазменном экстазе мои глаза умоляют: «Только не останавливайся». А его взор туманен. Зрачок схвачен радужкой, и я кончаю только от того, что вижу, как хорошо ему. Кончаю с глубоким стоном, промокая до самых туфель. И Драко в благодарность за это изливается сразу вслед за мной.
Нужно какое-то время, чтобы прийти в себя. Он отдыхает на моем плече, и я все еще чувствую его в себе. Не знаю почему, но есть в этом моменте что-то важное, чудесное. Дыхание Драко постепенно выравнивается, и он возвращает меня к жизни легкими касаниями губ. Смотрюсь в зеркало. Жалкая жертва собственной страсти, косматая, распластанная по столу, с членом бывшего врага внутри.
— Ахгрейнджер, — выдыхает Драко, — что с тобой? Иногда ты бываешь особенно горячей, восхитительной. Как ты это делаешь?
Я не делаю ничего, понимая, однако, что вечно так продолжаться не может. Я день и ночь с фанатичной преданностью идее, разыскиваю в своей голове пути покорения… старшего Малфоя и их не нахожу. Пожалуй, легче пригласить на свидание дементора, чем Люциуса. Если раньше у него были хотя бы какие-то чувства ко мне, в виде презрения, пренебрежения, то теперь Гермиона Грейнджер была лишь единицей огромного, возглавляемого им штата, и воспринималась не нежнее, чем любой из предметов окружающего интерьера.
Выхожу из кабинета Драко, подгоняемая твердой, как никогда, решимостью, найти способ. Для начала нужно взять черную папку у секретаря.
— Нет больше черных, — гнусит миссис Дафер, — остались красные, как у Вас в руках, желаете?
Поборов в себе желание ответить грубостью, я разворачиваюсь и ухожу прочь. В тесноте своего кабинета открываю папку и раскрепляю подшивку. Что ж, сейчас исправлю ошибки и сменю скоросшиватель. Где-то у меня должно было остаться несколько штук.
Работа над ошибками занимает пару часов, и когда дело окончено, я подхожу к стеллажу с собственным архивом. Прочитав корешки, выбираю папку, содержавшую в себе устаревшие документы. Вот сюда-то и вложу отчет. Черная с серебреными краями папка скользит из ровного ряда остальных. Вслед за ней что-то блестящее со звоном падает к моим ногам.
Маховик Времени.
Я потеряла его несколько лет назад и уже отчаялась найти. Рука моя, дрожа, сжимает ценный артефакт. Обрывки воспоминаний лихорадочно проносятся в голове. Маховик много раз помогал, выручал, и его потеря казалась мне невосполнимой утратой. Я все еще смотрела на потускневший металл благоговейно, когда в голове внезапно родилась отчаянная мысль.
Но не сегодня.
Я должна приготовить кое-что.
И это не овсяное печенье.
========== Часть 3. ==========
***
Сад Малфой-Мэнора.
А я бред его томной полуденной дремы.
Летний зной располагает к отдыху. Мое же сердце колотится,
грозясь выпрыгнуть наружу. У дверей, ведущих в дом, робкий голос отличницы Гермионы в последний раз взывает к разуму. Я заглушаю его тройным ударом серебряного молоточка.
Дверь почти сразу распахивается, и я, с замиранием сердца, приветствую Добби.
Добби…
Что-то внутри предательски натягивается и вот-вот лопнет. В этот миг я понимаю, куда попала. Далекое, безвозвратно утерянное и странно-теплое прошлое. Где все еще живы и наполнены надеждами, строят планы на будущее. Эльф, конечно, не знаком со мной. Голос его учтив и, кажется, подобострастен. Он приветствует мисс Грайн. Так я представилась. Домовик вежливо осведомляется к кому я и по какому вопросу.
Что же, план был готов заранее, четок и выверен.
— Я к мистеру или миссис Малфой по поводу работы.
Домовик осматривает меня с головы до ног и, качая головой утвердительно, дает знак следовать за ним.
Кабинет Люциуса Малфоя в родовом поместье до зубовного скрежета напоминает его министерский офис. Та же хирургическая чистота и строгость. Странно, ведь я по-другому представляла себе внутреннее убранство Мэнора. Мне виделась обитель бесполезной роскоши и безвкусицы. Но, нет. Здесь все располагает к долгим часам размышлений.