– Пална… я не дежурный скрапбукер. Ты разве не в курсе?

– Тогда откуда ты узнал? И чего приперся? – Я ворчу, но на самом деле я так рада его видеть, что мне даже хочется кинуться ему на шею.

– Ну… – Он мнется и поправляет очки.

– Рассказывай! – Я невольно передразниваю его тон.

Илья садится на скамейку, принимает виноватый вид, будто школьник, не выучивший урок, и сразу кажется младше. Я сдерживаю желание чмокнуть его в макушку, едва прикрытую ежиком светлых волос.

– Интересно было, зачем нужны эти ваши SOS-открытки, – объясняет он. – Я подобрал настройки и подключился к меркабурскому каналу, на котором они работают. Пришлось повозиться с дешифратором, но я смог разобраться.

Щеки у него слегка порозовели. Парень гордится собой и одновременно смущен.

– Нашелся меркабурский хакер, – ругаюсь я. – Понимаешь, как это опасно? А если Магрин узнает? Мне же отвечать! Ты обо мне подумал?

– Не узнает, Пална. И потом, я же тебя спас! – оправдывается он.

– А чего ты так долго?

– Как только сигнал получил, так сразу и примчался. Я вон там за кустом прятался, – показывает он. – Все ждал, когда появятся дежурные, и гадал, чего ты торчишь здесь столько времени, не сходя с места. Потом, как увидел, что достала открытку, не выдержал, подошел поближе. Как на твое лицо посмотрел, так сразу понял, что тебя пора тормошить.

– Мне кажется, я ее с полчаса разглядывала, – задумчиво говорю я.

– Две минуты, не больше, – возражает Илья.

– Вообще-то тебя надо наказать. Отобрать ножницы – хотя бы на недельку.

Он сначала морщится, как будто ему прописали горькое лекарство, а потом кивает и улыбается, мол, так ему и надо, и тогда я сдаюсь:

– На этот раз, так и быть, я сделаю исключение. – Он ждет еще чего-то. Я вздыхаю и добавляю: – Спасибо, Илья…

Он снова кивает и тут же переключается на другую тему:

– Что там, на открытке?

Сказать ему или не стоит?

– Илья, там… В общем, это открытка самоубийцы. Сегодня у меня на глазах парень выпрыгнул с пятого этажа и разбился насмерть. Эта карточка была у него в руках.

– Он сам ее сделал?

Молодец, парень. Сразу задает правильный вопрос.

– Нет, Илья, не сам.

Мы оба молчим, потому что оба знаем, что это означает. И оба задаем себе мысленно один и тот же вопрос: где Магрин и дежурные скрапбукеры? Почему они не услышали сигнал SOS? И что теперь делать с открыткой самоубийцы? У кого просить помощи?

Инга

1 июня, в половине пятого, время расставаться

Город

– Инга, ты не думаешь, что нам надо съездить в больницу? – спросила мама, переворачивая на сковороде блинчик. – Может понадобиться помощь.

– В больницу? – Я поперхнулась чаем и закашлялась. – Мам, ты что, заболела?

Мама в свои пятьдесят с хвостиком отличалась отменным здоровьем и даже простудой умудрялась болеть реже меня.

Румяный блин шлепнулся на вершину аппетитной горки в тарелке, мама зачерпнула новую ложку теста.

– Ты что, заболела? – повторила я вопрос.

– А, что? – Она обернулась и мягко улыбнулась. – Нет, я прекрасно себя чувствую. Как всегда. А с чего ты решила?

– Зачем тогда ехать в больницу?

– В какую больницу?

– Мне показалось, что ты предложила мне поехать в больницу, – осторожно сказала я.

– Тебе послышалось. Это, наверное, телевизор у отца в комнате.

Кристофоро Коломбо, да что это с ней сегодня? То вдруг застывает на месте, как будто ее выключили, то кладет в холодильник ножик, а через пять минут начинает искать его по всей кухне. Никогда раньше не замечала за ней такого. Или это у меня что-то не то с головой? С тех пор как я стала v.s. скрапбукером, я уже ни в чем не уверена. Нет, все-таки если с кем-то здесь и не все в порядке – так это с мамой. Шутка ли – два блинчика подгорели, да это же чрезвычайное происшествие вселенского масштаба!

Я бы ее расспросила, если бы не была уверена, что это бесполезно. Мама ужасно не любит говорить о неприятностях, даже если они случились не по ее вине. Она никогда мне не пожалуется и не спросит совета, в лучшем случае будет молча подавать глазами сигнал о помощи. Мама чувствует себя ответственной за все, что происходит в мире. Если она видит в новостях землетрясение в Японии, то пытается вспомнить, не она ли случайно зацепила каблуком тектоническую плиту. Что поделаешь, у всех скрапбукеров свои тараканы в голове.

«Да размышляет небось на ходу, над новым сложным заказом, – шепнул привычно-назойливый голос у меня в голове. – А в остальном все хорошо, правда же? Ты посмотри, какой блинчик! Это же олимпийский чемпион среди блинчиков!»

Я вздохнула, улыбнулась себе под нос и налила вторую чашку чая. В самом деле, чего обращать внимание на всякую ерунду, когда сидишь на самой уютной кухне в мире. Меня ананасами с шампанским не корми – дай лишний раз забежать в гости к родителям. Я скучаю не только по ним, но и по моему старому, доброму дому, хотя последний год мне и не хватает кое-чего в пейзаже за окном. Дом – это место, где тебе улыбаются даже пятна на обоях и неловко торчащая из плинтуса шляпка гвоздя.

– Как ты можешь сидеть тут и спокойно чай пить после такого? – Мама поставила передо мной тарелку с блинами и села рядом.

Она смотрела на меня как в детстве, когда я приносила из школы двойку за поведение. Я такого взгляда на себе уже добрых пятнадцать лет не ощущала.

– После какого? Что-нибудь случилось? – Я отодвинула чашку и хотела взять ее за руку, но мама спрятала руки под столом и отвернулась.

– Случилось. То, чего боишься, всегда случается.

– Мам, не тяни, рассказывай.

– Может быть, это ты мне все сначала расскажешь? – Она уставилась на меня с таким болезненным выражением, что мне захотелось немедленно проверить, на месте ли у меня уши и нос.

Ага, значит, все дело опять во мне. Мы с мамой вечно спорим из-за моих открыток. Помню, как она ругалась из-за дурацкой истории с соседом. Мне ее и самой теперь стыдно вспоминать, но это было совсем давно, когда я только начинала заниматься скрапом. Кристофоро Коломбо, как же меня тогда достал этот сосед сверху! Я была уверена, что у него десять ног и шесть рук, как у индийского бога Шивы, причем в пяти руках он держит по молотку, а в шестой – матюгальник и устраивает каждый вечер такую дискотеку, после которой наутро приходится ремонтировать полы. Ну я и состряпала для него открытку. Как сейчас помню: в тот момент, когда я ее делала, наверху у него отплясывали так горячо, что я пожелала ему немного остудиться. И, как я вспомнила гораздо позже, представляла себе при этом холодный душ. На следующий же день после того, как он получил открытку, я проснулась от звука капающей воды. Он затопил мне всю прихожую и кухню. Впрочем, своей цели я достигла, хоть и ненадолго: сосед простудился, потерял голос и пару недель провалялся в постели, забыв о ремонте и вечеринках.

Мама тогда устроила мне разнос и запретила требовать с него денег за ремонт. «Почему нельзя было просто пойти и поговорить с этим соседом? На худой конец, полицию вызвать», – говорила она. Мама всегда ворчит, когда я нарушаю технику безопасности, и терпеть не может, когда я пытаюсь решать с помощью открыток мелкие бытовые проблемы. Она считает, что это пустая трата нашего бесценного дара. Все равно, что играть на церковном органе собачий вальс. И Софья ей при каждом удобном случае поддакивает.

А я считаю, если у тебя есть в руках волшебный инструмент, о котором другие могут только мечтать, то грех им не воспользоваться. Никто же не стирает руками в тазике, когда есть стиральная машинка.

На эту тему я готова спорить бесконечно – хоть с мамой, хоть с Софьей, хоть с Магриным, хоть со всеми тремя, и мне это ни капли не портит настроение. Я вообще всегда пребываю в отличном расположении духа, и тому есть вполне объективная причина, которая, впрочем, любому нормальному человеку покажется дикой. Вот чего я терпеть не могу – так это когда мама начинает переживать из-за подобной ерунды. Впрочем, когда дело касается детей, любая мама всегда найдет, из-за чего поволноваться.