С открытки на меня смотрела выразительная кошачья морда. На одном ухе красовалась черная шляпа, а сам кот будто сидел за решеткой забора. Точнее, весь кот сидел, а глаза, в которых чудилась улыбка, – нет. Черт его знает, как это возможно, но впечатление складывалось именно такое. Судя по всему, автор открытки подразумевал забор небольшого садика. Во всяком случае, по периметру карточку обрамляли листья и подсолнухи со странными сердцевинами-шестеренками, а в правом верхнем углу вверх ногами примостился старинный велосипед. Правую половину открытки заполнял текст в несколько колонок, отпечатанный таким мелким шрифтом, что нельзя было разобрать ни строчки. Один кошачий глаз смотрел сквозь выпуклый монокль, отчего казался крупнее соседнего. Справа от монокля посреди страницы с текстом тянулась горизонтальная прорезь. И зачем, интересно, в открытке проделали эту дырку? Карточка смотрелась стильно и оставляла ощущение некоторой сюрреалистичности. Вместе с тем было в ней что-то от незамысловатой механики, как в старинной игрушке.

«Красотутень!» – выразила свое мнение Аллегра. Я почти готова была с ней согласиться. Вот только какое отношение эта красотутень имеет к моему желанию?

Я отлично помнила каждое слово, что написала на листке бумаги перед тем, как сделать из него шарик и кинуть за ограду Кошарни.

Полгода назад я случайно подслушала разговор между Софьей и Магриным. Я как раз подходила к мастерской, а дверь была приоткрыта, и я услышала знакомые голоса. Конечно, не могла удержаться от любопытства. В уггах, в отличие от сапог на каблуках, можно бесшумно подкрасться даже к индейцу.

– Эмиль, давно хочу у тебя спросить… – Услышала я голос Софьи.

– Спрашивай. – Он согласился так охотно, что мне тут же захотелось войти и прервать эту милую беседу. Со мной Магрин никогда так не разговаривает! Однако любопытство пересилило.

– Как ты думаешь, почему у Инги все получается с таким трудом? – спросила Софья. – Она же соображает в десять раз быстрее меня, и вообще она такая вся деловая, шустрая, а как дело касается открыток, так ее будто подменили.

Я как это услышала, так и замерла за дверью, вся превратившись в слух.

– Помнишь, я тебе как-то говорил, что многие люди не понимают, кем они на самом деле являются?

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я хочу сказать, что ей нужно найти источник своей силы и установить с ним связь.

– А ты бы мог ей помочь?

Помню, я тогда еще возмутилась – тоже мне, защитница нашлась, можно подумать, без нее не разберусь. Аллегра, напротив, пришла в растроганные чувства и бубнила мне в ухо: «До глубины души, до глубины души… Радость-то какая, радость!»

– Нет, Софья, я и так слишком много для нее сделал. Больше не могу вмешиваться.

Дио мио! Что это он для меня, интересно знать, сделал? Что-то не припомню от него ничего, кроме насмешек. «Благодаря ему ты прыгала с моста и ходила по раскаленным углям», – вставила Аллегра. И откуда она только об этом знает?

– Хорошо, а я могу ей помочь? – не сдавалась Софья. – Ведь это моя специализация – открывать чужие тайны.

– Ну ты ей можешь помочь только одним. Посоветуй ей поменьше думать.

– Это как?

И тут у меня как назло затрещал мобильник. Меньше думать! Что он хотел этим сказать? «Слишком умная», что ли? Конечно, когда я вошла, они оба сделали вид, что разговаривают совсем на другую тему, а Магрин тут же попрощался и ушел. Стоит ли говорить, что с тех пор только этот вопрос меня больше всего и мучил: как найти тот загадочный источник? Я пыталась заводить откровенные разговоры с мамой, но она или не понимала, о чем я говорю, или делала вид, что не понимала. Я кормила пирожками дядю Сашу – и втихаря копалась в маминых архивах, но так и не нашла ответа. И Софья так ничего мне и не посоветовала. То ли не захотела, то ли постеснялась.

«Я хочу найти источник своей силы» – вот что я написала на том листке бумаги.

И при чем тут кот в шляпе?

– Аллегра, что думаешь? – спросила я.

– Меркабур скрывается в мелочах, – выдала Аллегра.

Я попробовала покрутить шестеренки и колесо велосипеда, погладила черную шляпу, все без толку – карточка не отзывалась.

– В малюсеньких мелочах, – сообщила Аллегра таким тоном, каким человеку, потерявшему очки, обычно говорят: «Они же у тебя на носу!»

Самая малюсенькая мелочь – это текст, настолько мелкий, что его невозможно прочесть. Вот если бы у меня была лупа… И тут меня осенило: очки! Монокль был заключен в небольшую оправу бронзового цвета, которая крепилась к открытке с помощью заклепки. Я уже пробовала сдвинуть его с места, но, пожалуй, слишком осторожно. Стоило приложить чуть больше усилий – и выпуклая линза съехала в сторону текста. Так вот зачем в открытке прорезь – чтобы по ней двигался монокль! Вскоре я убедилась, что на открытке много раз повторяются одни и те же строчки. В левой колонке:

«Смотрю на него и не вижу, поэтому называю его невидимым».

В правой колонке:

«Слушаю его и не слышу, поэтому называю его неслышимым».

Кристофоро Коломбо! Это, конечно, многое проясняет. Наверное, это Софья решила так надо мной подшутить. Больше некому – никто не знает о нашем споре. Потом будет надо мной смеяться: мол, Инга так хотела, чтобы ее желание исполнилось, что поверила, будто коты и в самом деле способны творить чудеса.

Тут как раз подъехало такси, и я рванула прямо к ней. Вот спасу ее, а потом разберусь с этими шуточками. Квартира Софьи оказалась в целости и сохранности, во всяком случае, пожара там не было, и подозрительные личности вокруг не шастали. На звонки в дверь никто не отвечал. Я быстро настрочила записку, достала из сумочки ножницы, добавила нашу с ней фирменную защиту и прилепила бумажку скотчем на дверь. Теперь никто, кроме Софьи, мое послание увидеть не должен. И даже если его найдут серые холщовые личности, вряд ли в нем что-то поймут.

Потом я заехала к себе на Комсомольскую и забрала у соседки кошек, которые все еще выглядели слегка ошалевшими. Всю дорогу я ерзала на сиденье и почесывала кулаки. Вот доберусь до этих серых личностей – порву им халаты на британский флаг! Если это не они устроили оба поджога, то завтра у меня вырастет третья нога. Скорей бы уж добраться до мамы!

– Инга, не езди, – ни с того ни с сего заявила Аллегра. – Не возвращайся туда.

– Почему? – возмутилась я вслух.

– Да вы не волнуйтесь! Там просто пробка сегодня, – ответил мне водитель.

– Будет нерадостно, – пробубнила Аллегра.

Вопреки всем ее предупреждениям, мне только еще больше захотелось поскорее оказаться дома. Да и куда еще мне было ехать, тем более с кошками?

Дверь я открыла своим ключом – и сразу выпустила кошек, которые поспешили забиться под кровать. Маму я обнаружила на кухне. Она сидела за столом перед открыткой со Скраповиком, рядом лежал альбом и коробка дорогих конфет. Казалось, что ничего больше не изменилось за те несколько часов, пока меня здесь не было. Разве что сумерки без спроса вползли в окно. Я включила свет, мама вздрогнула и спросила:

– Ну? Что?

– Хорошие новости – теперь можно смело делать ремонт, начиная прямо с черновой отделки.

– Знаешь… я сейчас поняла, что ожидала чего-то подобного, – вздохнула мама.

– Ожидала? – Я ушам своим не поверила.

– После разговора с Ша.

– С кем?

– С этой девушкой, ее зовут Ша.

– Дай угадаю, на ней был серый халат из мешковины и здоровый кулон на шее?

Мама кивнула.

– Двое в такой же одежде крутились возле наших сгоревших квартир. Она была лохматая или стриженая?

– С косичкой.

Вот тебе и на! Или весь город наводнен этими в халатах, или взлохмаченная девица, которую я видела возле своего дома на Комсомольской, заплела косу.

– И о чем вы с ней говорили?

– Она обещала мне что-то отдать. Или вернуть.