— Так, — сказал Артур, на ходу натягивая комбинезон, — Асрол, дуй к механикам за автогеном, а ты, Кизякаев, сбегай в располагу и возьми у меня из-под матраса две пачки сигарет…

— Эй, а перекур?!

— Судя по твоим глазам, ты уже перекурил… Да и золотистую ленточку с сигаретной обёртки я предпочёл бы сорвать сам…

Оставшись один, он вышел из здания цеха. Невысокую насыпь прорезали железнодорожные рельсы. Двенадцать солдат из молодых разгружали стоящий на них вагон с углём. Командовал ими младший сержант Зелепунин.

— Здорово, Зелепуня, — обратился к нему Артур. — Подсоби личным составом.

— Обана, Артурик! А ты чего не на кичмане?

— Людей не хватает. У «разборки» план горит. Так чего, людей подкинешь?

— Не могу. К обеду уголь разгрузить надо. Мне после обеда заступать. И завтра тоже, бля… Надо же, нашли время травиться, дристопшонники…

Артур отошёл на пару шагов назад.

— Эй, воины! — крикнул он, задрав голову. — А ну слазь.

Четверо солдат замешкались, но видя, что Зелепунин молчит, спрыгнули с вагона на кучу угля, предварительно побросав вниз лопаты.

— Теперь назад отойдите, — сказал Артур и, обежав вагон, попытался скинуть петли с крюков. Тщетно.

— А ну навались! — гаркнул он солдатам.

Те подбежали. Упёрлись руками в передний борт. Надавили.

— Когда скажу, — сказал Артур, — отбегайте! Иначе придавит!

И, закричав «Назад!», скинул петли.

Борт рухнул с жутким грохотом, едва не накрыв замешкавшихся, и почти вся масса угля съехала по нему к ногам ошеломлённых солдат.

— Ну вот, — Артур отряхнул руки. — А ты говорил — до обеда.

— Ладно, — сказал Зелепунин. — Троих дам.

— Троих мало. Давай шестерых.

Зелепунин почесал затылок.

— А Кизякаев тебе через четверть часа пачку «Мальборо» подгонит.

— Ладно, — зевнул Зелепунин. — Возьми шестерых. Но не за сигареты, а за разбитую рожу Ускова.

— А, так Кизякаева не присылать? — спросил Артур.

— Присылай, присылай. Нам теперь до обеда только курить и осталось.

— Донат богом! — ругался Алимардонов, стирая рукавом ржавую труху со лба.

Кизякаев возился с задним мостом. Молодняк, облепив, словно тля, облицовку, лихо скручивал головы крепящим её болтам. Свет ламп отдыхал на сосредоточенных полудетских лицах. Сам Артур возился с бензобаком. Проржавевшие насквозь болты никак не хотели откручиваться.

Где-то под ним Алимардонов включил горелку. Артур бросился к баллонам и перекрыл вентиль. Крикнул, пнув торчащий из-под машины сапог:

— Ты чего, Аська, сбрендил! Дай же бензобак снять!

— Да ладно, чего там, — отозвался тот. — Я же сам с этой машины бензин сливал. Вон, левая фара разбита…

— Всё равно подожди, — сказал Артур. — Мало ли, сколько там ЗИЛов с разбитыми фарами.

Когда сняли бензобак, он оказался на треть полным.

— Ух ты! — удивился Алимардонов, и Артур влепил ему звонкую затрещину.

Проходящие офицеры недовольно косились на молодых. Несколько раз прибегал начальник цеха из вольнонаёмных. Спрашивал, разберут ли к вечеру. Артур, загадочно улыбаясь, жал плечами. Начальник цеха ругался, говорил, что к весне надо выводить технику, и снова убегал. К обеду, когда младший сержант Зелепунин пришёл за своими подопечными, от ЗИЛа осталась лишь обглоданная рама, опирающаяся о передний мост. Теперь можно было не торопиться.

К концу рабочего дня на месте грузовика был лишь залитый маслом пол да пара капель крови Кизякаева, зажавшего себе палец между мостом и крюком кран-балки.

— Что бы я без тебя делал, Сагамонов, — говорил начальник цеха. — И чего они все к тебе прицепились?! Да я бы тебя за такую работу… Да я бы тебя к высочайшей награде…

— Ладно, дядь Лёш, пойду я, — перебил его Артур. — Не то ты меня совсем слюной забрызгаешь.

— Эх, Сагамонов…

Вместе с ремонтной ротой он дошёл до столовой, но внутрь заходить не стал, а прошёл дальше, к клубу. При входе наткнулся на прапорщика Попова, разговаривавшего со своей женой, заведующей клубом Татьяной Васильевной. На рукаве у него была красная повязка дежурного по части. Артур прошёл было мимо, но Попов окликнул его.

— Стоять, солдат.

Артур остановился.

— Кругом.

Артур повернулся.

— Рядовой Сагамонов, почему не отдаёте честь?

— Так ведь честь у меня не безграничная. На всех не напасёшься. Ну и потом — вы с дамой…

— Смирно! Вы как разговариваете?! А ну крючок застегнуть, солдат! И где ваш головной убор?!

Артур повернулся и пошёл к столовой.

— А ну вернись!

Гравий ласково хрустел под ногами. Пара мёртвых листочков затеяла в воздухе головокружительный танец.

— Вернись, я сказал!

Артур видел сквозь окна столовой стриженые головы солдат. Их лица были повёрнуты к нему, глаза глядели на него и сквозь него. Артур улыбнулся им, и тут же позади раздался женский голос:

— Володя, пожалуйста, не надо…

Артур повернулся и пошёл прямо на схватившегося за кобуру Попова. Подойдя сказал:

— Виноват, товарищ прапорщик…

— Трое суток ареста!..

— Давайте сегодня без ареста. У меня что-то совсем нервы сдают.

— Да ты!..

— Я вас прошу. Такого больше не повторится, — Артур застегнул крючок и поправил ремень. Встал по стойке смирно.

— Да ведь это чёрт-те что…

— А за шапкой я сейчас схожу. Ладно?

Попов с сомнением посмотрел на Артура. А тот повернулся к плачущей женщине и сказал:

— Простите и вы меня, Татьяна Васильевна.

Когда он вошёл в столовую, тепло сотни солдатских тел ещё витало в воздухе. Пахло ваксой и казённой пищей. Артур сел за стол. Лёха поставил перед ним гренки из белого батона, блюдце с горкой жёлтых паек и банку с клубничным вареньем. Ушёл в кухню за чаем.

— Покрепче сделай, — крикнул ему Артур. — Мне сегодня спать вряд ли придётся.

— Чего это у тебя с Попом вышло, — спросил Лёха, ставя на стол дымящуюся чашку. — Он что, тебя действительно пристрелить хотел?

— Да нет. Так, пошутили.

Лёха с сомнением посмотрел на Артура.

— Ничего себе шуточки! Даже его жена слезу пустила.

— Да это она так, не поняла. Женщина всё-таки. Нервы слабые.

— А может, до него слухи какие… — начал было Лёха.

— Так, всё! Закончили! — Артур стукнул кулаком по столу.

— Так я ещё и не начинал.

— Закончили, даже не начиная.

Артур доел кусок гренки. Спросил:

— Дымов внизу?

— Дымов-то? Да вроде внизу.

Артур поднялся, взял с подоконника карманный фонарик и двинулся к выходу.

— Гренки-то как? — обиженно бросил Лёха ему вдогонку. — Хоть бы спасибо сказал…

Уже у двери Артур обернулся.

— Гренки сногсшибательные. Спасибо тебе, Лёха.

— Правда?! — повар расплылся в улыбке.

Оставшись один, он отщипнул кусок от лежавшей на тарелке пухлой прелести. Понюхав, отправил в рот. Пожевал немного. Потом сплюнул на пол.

— Надо же, — сказал он, покачав головой. — Сногсшибательно… Скажет тоже…

6

Оказавшись с обратной стороны здания, он со скрипом распахнул железную дверь. Прежде чем вступить во мрак, обернулся. Пристально вгляделся в окна офицерской столовой. Прислушался.

Никого. Он сделал шаг и закрыл за собой дверь. Плотная, глухая тишина объяла его со всех сторон словно покрывалом. Не двигаясь с места, он достал из кармана фонарик. Сноп света осветил воду под ногами и торчащие из неё бетонные плиты. Артур прислушался. Где-то вдалеке на поверхность воды упала капля. Он направил на звук фонарик. Огромная серая крыса сиганула с трубы и поплыла, оставляя за собой зыбкие круги. Артур посветил себе под ноги и сделал шаг. Плита под его ногой слегка покачнулась. Он сделал ещё один, потом ещё и, больше не останавливаясь, двинулся по узкому коридору, перепрыгивая с одного бетонного островка на другой. Луч его фонарика скользил по водной глади, время от времени запрыгивая на стены, выхватывая примостившиеся на них куски бурой плесени.