Комментарий к Глава 1.

Это произошло. Прошу не кидаться тапками, так как я знаю, что это конкретный ужас.

========== Глава 2. ==========

Ты криво смеешься, мразь,

Когда сердце мое топчешь в грязь.

Испуская последний свой вздох,

Я знаю – ты сейчас уже сдох .

Сегодня ночью я проснулась от удушливой боли, которая напрочь и безысходно сковала мою душу. Мое сердце нещадно билось в агонии страданий, а с уст сорвался горестный полувскрик. В голове мрак, который растворил в себе надежды на существование, снаружи – не чище, а ледяной воздух слишком остро врезается в легкие. Мне стало страшно, а глаза яростно распахнулись. Ночью, я до сих пор слышу крики больных пациентов, которые эхом раздаются в моей голове. Ночью, страх становится почти неконтролируемым, а мое тело начинает содрогаться и дрожать так, словно нет места холоднее, нежели девичья спальня. Когда-то в детстве, в такие вот ночи, я могла прийти к отцу, прилечь рядом с ним и вдыхать терпкий запах знакомого одеколона и хозяйственного мыла, запах, который теперь ассоциируется у меня только с грязными душевыми кабинками психиатрической больницы. Когда-то в детстве все было намного проще, а жизнь делилась лишь на две краски – черная и белая.

Но сейчас я одна, а сердце невыносимо стучит. Оно, как и я, страдает муками прошлого, несбыточным будущим, и я хочу реветь. Вот так вот просто, как плачут обычные подростки во всех этих сопливых мелодрамах, комкая одеяло, кусая губу, дабы не разбудить никого, и это зверское желание берет верх, отчего слезы холодными каплями стекают по щекам. А перед глазами мать. Та самая красивая женщина с мягкими пальцами рук и ласковой улыбкой. Та самая красивая женщина, которая умерла задолго до моего десятилетия, мучаясь в адовых конвульсиях и проклиная мир. А ведь по сути, все и началось с того момента. Именно тогда отец почему-то решил, что в моей замкнутости и в расширенных зрачках, в которых плотно засел ужас и боль, есть что-то ненормальное. Глупый наивный маггл, который просто сломал мне жизнь в тот момент и, о Мерлин, как же хочется сдохнуть, чтобы все сейчас и закончилось. Слезы градом осыпают подушку, а я слышу безумный смех больных и гогот однокурсников. Руки невольно тянутся к голове, чтобы схватиться за волосы, выдергивая их с корнями и болью, что засела глубоко внутри. Да, наверное, все эти санитары и психиатры были правы, и я действительно рехнулась, как и рухнул весь мой мир. А вся эта магия, татуировки и попросту жизнь – всего лишь галлюцинации моего больного рассудка.

От этой мысли на моем лице появляется странная кривая улыбка. Я ощущаю, как расползается она по моему бледному лицу, и я встаю. Мне хочется погреться у камина, почувствовать долгожданное тепло, которое у меня отобрали. Накинув на тонкие плечи плед, я неслышно открываю дверь, щурясь от яркого света лампочек, висящих над моей головой. Я тяжело вздыхаю, когда дверь, тихонько скрипнув, закрывается, а затем, когда мой взгляд падает на диван возле камина, понимаю, что там кто-то есть, и этот кто-то явно услышал, как скрипнула дверь. Правда, от понимания, кто же он, я перестаю держать плед, отчего последний скатывается по моим рукам и падает на пол и этот звук в такой кромешной тишине кажется до безобразия громким. Джеймс поворачивает голову в мою сторону. Он глядит без былой спеси и наглости, но его глаза по-прежнему бездушны и холодны. Поттер безразличным взглядом оглядывает мою фигуру, заставляя меня ломать руки. Знаешь, Джеймс. Всякий раз, когда я смотрю в твои холодные глаза – я хочу закричать. Я хочу сказать тебе невыносимо много, заставить тебя испытать всю боль, которая убивает меня изнутри. Я хочу рассказать тебе неописуемо много, только тебе ведь насрать, верно? Забавно…А ведь знаешь, я уже давно мертва. Внутри, там глубоко внутри так темно, так пусто и сыро. Но ты ведь не слышишь меня, я знаю. Ты никогда не услышишь меня, потому что я тебе безразлична. Я - твоя кукла, на которую ты орешь, срывая свой басистый голос. На которую выливаешь грязь, выливаешь желчь своей злости.

Ярость, Джимми, именно ярость пронзает меня. А ты грациозным движением поднимаешься со своего места и с леностью наблюдаешь, что же я сделаю дальше. Знаешь, Поттер, если мне никогда не избавиться от своих чувств, что же мешает от татуировки? Что мешает мне вырезать коричневого оленя с белой грудкой? Меня колотит, руки уже давно не слушаются, а ноги, почему-то, сами заставляют постепенно спускаться вниз, забывая о пледе и вообще обо всем. Это ведь я виновата в своих бедах и никто другой. Это я хотела твоего внимания, это я ищу наших встреч и, иногда, мне кажется, что это именно я являюсь причиной всей твоей злости.

- Почему ты не спишь? – тихо спрашиваю, замечая, как ты нервно передергиваешь плечами и переводишь свой взгляд на огонь, облокотившись о спинку дивана. Сегодня ты странный, и я бы хотела сказать тебе это вслух, но мы даже не друзья. С чего бы тебе слушать меня? И поэтому ты молчишь. Стоишь и игнорируешь меня, запуская свои бледные тонкие пальцы в густую и непослушную шевелюру, явно обдумывая что-то. – Джеймс?..

Я аккуратно дотрагиваюсь до твоего плеча, но ты уверенно сбрасываешь мою ладонь, бросив грозный и предупреждающий взгляд. Обойдя тебя с другой стороны, я как можно ближе пытаюсь придвинуться к камину, но тепла отчаянно не хватает, из-за чего я подхожу к огню слишком близко. Так, что еще метр, и я бы сгорела к чертям и вся боль сгорела бы вместе со мной. И эта мысль нравится мне, до коликов в животе нравится. Вы думаете, что я самоубийца? Думаете – это порок? В таком случае мне вас искренне жаль. Какая разница убью ли я себя физически, если морально я раздавила себя настолько давно, что сейчас уже и не вспомнишь? Какая разница, буду ли я на этом свете, если моя жизнь – это груда бессмысленных поисков своего эго и смысла жизни, которого нет? Весь мир, все наши действия – это иллюзия. Думая, что наши дни разнообразны, мы противимся реальности, пытаемся улучшить нашу жизнь. Но только это не так и никакое слово «дежа вю» здесь не является оправданием. Мы рождены на этот свет, чтобы впоследствии умереть, так какая разница вам всем, когда я умру? В этой жизни для меня нет ничего святого, ничего родного и ценного. Я никому не нужна: ни отцу со своим лже-расстройством, ни Джеймсу, который меня не считает даже человеком, ни друзьям, которых у меня и нет. Так чего же ждать? И эта сумасшедшая мысль настолько нравится мне, что я придвигаюсь к костру запредельно близко, но…

- Ты что, совсем рехнулась? – Джеймс грубо толкает меня на себя. Разочарование обволакивает мое сознание, поэтому я не сразу понимаю, что нахожусь так рядом с виновником моей жизни, пока не ощущая запах сандала и мяты, смешанный с фантастическим теплом, которое согревает меня. Впервые в жизни согревает по-настоящему и безнадежно. – Знаешь, Эванс, ты действительно идиотка.

Твои слова давно прекратили задевать меня, только такое безразличное «Эванс» больно саднит в сердце, поэтому я отстраняюсь от тебя и иду наверх. Ступеньки чередуются между собой, а мне кажется, что я пропала. Пропала давно и безнадежно, потерявшись в карамельных глазах. Холодный сквозняк дует в лицо, освежая, а я думаю, что схожу с ума. Точнее сошла уже давно, потеряв счет времени и жизни. До двери остаются метры, я разворачиваюсь и понимаю, что ты даже не смотришь на меня. Потому что это чертовски неправильно – так ведь? – любить того, кто никогда не воспротивится твоей воле.

***

Когда теплые лучики солнца падают на черные волосы Джеймса, они становятся на тон светлее, превращая в темно-коричневые. Когда он улыбается, его глаза становятся добрее, а на щеках появляются еле заметные ямочки, отчего кажется, что вся эта надменность и холодность – показная. Только такой он исключительно с друзьями, его тепло – исключительно для них и это обижает, но и по-настоящему опьяняет тоже. Я, как дура с упоением могу наблюдать за малейшими изменениями Поттерского лица, но лишь издалека, ведь, если он заметит мое внимание, то мне не жить. Он изведет меня до полусмерти. Я тяжело вздыхаю и невольно смотрю на свое приготовленное зелье .«Живая смерть» забавно шипит и пузыриться, с виду – это зелье чистое и невинное, но человек выпивший его, познает муки ада и будет страдать до своего последнего вздоха. Это даже забавно, ведь, по сути, я циничным образом сравниваю людей со смертельно опасным зельем, хотя, полагаю, вам уже порядком надоело слушать изувеченную философию моей больной головы, но уж потерпите, ладно? Молчание – гнетущая вещь, и, как любой гнет – быстро надоедает.