— Привет, Андрей!
Акулов вынужден изобразить радость:
— Здорово! Хорошо, что ты дома.
Кажется, что Юрий смотрит как-то не так, по особенному. Мнительность? Или он действительно что-то подозревает?
— Заходи, чего стоишь-то, как неродной? Викуся, ты чего братика в дверях держишь?
Теперь и она улыбается, привычно поворачивая голову так, чтобы меньше бросался в глаза шрам на виске.
Акулов заходит. Лапсердак протягивает для пожатия руку. Реальный шанс его нокаутировать. Но — сестра. Пока есть хоть какая-то возможность избавить её от шокирующего зрелища, надо играть. А возможность вроде бы есть. Не подозревает Лапсердак ничего, ведёт себя, как обычно. Лицо, глаза, голос…
Мужчины обмениваются рукопожатиями. Ладонь у Юры сухая, холодная. Пожатие — крепкое.
— Собственно, я за тобой, — сообщает Акулов.
— С вещами на выход?
— Без вещей, но в рабочей одежде. Ты же разбираешься в иномарках?
— Чуток.
— Моя «восьмера» в ремонте стоит, я сейчас на «БМВ» старом езжу. Глохнет, зараза! Хорошо, недалеко был, до вас смог добраться. Сам знаешь, для меня все, что под капотом — тёмный лес. Посмотришь?
— Ноу проблем, — Лапсердак растягивает брючины на манер галифе и изображает халдейский поклон. — Только переоденусь.
Акулов надеется, что переодеваться он отправится один. Напрасно: Лапсердак шлёпает Вику пониже талии и говорит:
— Помоги мне, пожалуйста. Там, в шкафу, столько всего, что мне не разобраться. Где-то ведь был старый ватник?
Они уходят в комнату, обнимаясь. У Акулова сводит зубы. Что за напасть на его сестру такая — постоянно связываться с подонками?
Обернувшись, Лапсердак говорит на ходу:
— Посиди на кухне, не стой. И не разувайся, все равно мне пол мыть.
Акулов следует совету. Только не садится, а встаёт у окна. Смотрит на улицу. Вполне возможно, что Лапсердак, за стенкой, делает то же самое. Андрей представляет себя на его месте, прочёсывает взглядом двор квадрат за квадратом. Как будто ничего не привлекает внимания. Не настораживает.
Минуты тянутся долго. Акулов то и дело поглядывает на часы. Кажется, что Юрий давно должен управиться.
В комнате что-то грохает. Природу звука не определить. То ли падение, то ли слабый удар. Слабый настолько, что в обычной ситуации Акулов бы его не расслышал. Сейчас нервы натянуты…
Пойти посмотреть?
Акулов отворачивается от окна, встаёт лицом к двери. Ну, где там хвалёная интуиция? Спряталась… Именно тогда, когда сильно нужна. Но потом, уже после событий, будет казаться: она предупреждала.
Появляется Лапсердак. Он переоделся. Чёрные джинсы, толстый свитер с закрытым горлом. На рабочую одежду не очень похоже. Держит за спиной правую руку. Лицо напряжено.
Останавливается. От Андрея его отделяет два метра.
— Ты сделал ошибку, — говорит он и выводит руку из-за спины. В ней — пистолет. Старенький, иностранный. Калибр некрупный. Похоже, у них с Гмырей одинаковые вкусы в оружии.
— Какую?
— Сначала подними лапы… Вот так, чтобы я видел. И не дёргайся, не успеешь. Хорошо! Какую ошибку? Конечно, я, может быть, и поспешил, но… Ты ведь не просто так завалился? Если бы пришёл просто так, то обязательно сделал бы замечание, что Вика открыла дверь, не спросив. Не захотели вязать меня у неё на глазах? Похвально! Но благородство всегда наказуемо!
— Что с ней?
— Лежит. Не переживай, я её не сильно ударил. Пока не сильно… Вокруг все оцеплено?
— Естественно!
— Ты проведёшь меня через кордон. Не смотри так скептически, многие выкручивались и из ситуаций похуже. Не станешь мне помогать — ей будет больно. А пока раздевайся!
— Ты не в моем вкусе.
— А я тебя трахать и не собираюсь. Мне Вички было достаточно. Красивая вывеска, но в кровати — не сахар. Особенно после ранения.
— Я думал, ты меня станешь грузить, что хотел собрать деньги на её операцию.
— Я похож на идиота? Значит, хорошо сыграл! На хрен она мне сдалась? С такими бабками, какие я заимел, любая баба — моя. На черта мне больная? Сам её лечением займёшься… Если все сейчас сделаешь правильно.
— Не боишься, что Петушков кинет?
— Во как! Ты и про него знаешь?
— Ага. Рассказал Вася Громов. Помнишь такого? Лох ты, Юра! Полный лох! Около бани Громов инсценировал свою смерть. А вы и купились…
Акулов следит за мимикой Лапсердака. Если он причастен к «повторному» убийству Громова, это должно проявиться.
Следит и одновременно себе поражается: нашёл, о чем думать! Сейчас есть проблемы намного важнее…
Лапсердак искренне удивлён. Молчит, размышляет. Но пистолет не опускает. Довольно уверенно его держит. Хотя до спецназовца, с которым Андрей делил камеру, ему далеко.
— Это ничего не меняет, — говорит он через минуту. — Жив, мёртв — мне сейчас до балды. И даже если Кольку Петушкова вы повяжете, мне хуже не станет. Все денежки давно в надёжном месте. Раздевайся!
Акулов остаётся в трусах и носках. Лапсердак удивлён:
— А где пушка? Я думал, хоть сегодня ты её прихватил.
— Знал, что стриптиз придётся показывать.
— Ладно. Толкай «браслеты» сюда. Ногой толкай, по полу…
Наручники, которые прежде висели у Акулова на ремне, меняют хозяина. Юрий рассматривает их:
— Ключ у тебя где?
— На общей связке.
— Хотя он нам без надобности. Надевай!
Бросает «браслеты» Акулову:
— Руки за спину. И покрепче защёлкивай, я проверю…
Проверяет. Не удовлетворённый увиденным, давит так, что металл глубоко впивается в кожу запястий Андрея. Комментирует:
— Тебе не привыкать, — после чего наносит удар в область почек, а потом, прихватив Андрея за волосы, подсечкой опрокидывает на пол и бьёт головой об стену.
Ухмыляется:
— Не представляешь, как давно мне хотелось!
Акулов приходит в себя. Лапсердак успокаивается так же внезапно, как и вскипел. Возможно, он просто изображал приступ ярости. Садится за стол, держит пистолет под рукой и начинает разглядывать вещи, извлечённые из карманов одежды Андрея. Когда черёд доходит до пейджера, тот подаёт сигнал о принятом сообщении. Юрий читает и говорит:
— Твои друзья беспокоятся.
Акулов молчит. С пола встать не пытается. Сидит вполоборота к противнику, контролирует его боковым зрением.
— Как ты обо мне догадался? — Лапсердак откладывает пейджер.
— Часы на памятнике Гмыре.
— Часы? — Лапсердак хмурил лоб. — Ну, часы! И что с ними?
— Время смерти. Кто его мог знать, кроме тебя?
— Анжелика могла.
— Она давно забыла про Ростика. А его брат умер вскоре после освобождения. Там, в Казахстане. Так что, кроме тебя, разыграть этот спектакль никто больше не мог.
— Фигня полная! Часы, время… Ладно, все это мелочи. Главное, что за друга я отомстил.
— Месть? Она здесь ни при чем. Обыкновенная жадность.
— Я отобрал то, что принадлежит мне по праву!
— Вор у вора дубинку украл…
Лапсердак, не вставая, бьёт Акулова ногой в спину:
— Заткнись! Оправдываться перед тобой я не собираюсь. Да и все равно тебе не понять. Как был мусором, так и подохнешь…
Опять сигналит пейджер. Лапсердак замолкает, читает. Достаёт из заднего кармана сотовый телефон:
— Сейчас свяжешься со своими. Из квартиры мы выйдем втроём. Если что — первая пуля Виктории. У подъезда должна ждать машина. Быстроходная иномарка с ментовскими номерами и спецсигналами, с полным баком горючки. И чтобы никаких фокусов с двигателем! Поедем втроём. Будет «хвост» — я тебя застрелю. Сможем нормально уехать — останетесь живы. — Юрий колеблется, потом добавляет: — Хрен с вами! Ещё и денег вам дам, на лечение. Это если вести себя будете правильно. Все понял? Звони!
— Как?
Лапсердак тихо ругается. В правую руку берет пистолет, левой перехватывает телефон так, чтобы можно было нажимать кнопочки одним пальцем:
— Говори номер.
Акулов диктует. Соединение долго не устанавливается, потом на всю кухню разносится голос ББ:
