Гроттер даже поцеловала его у всех на глазах, замечая, как глаза Поттера сверкают из-за линз круглых очков. И она вообще не понимала, почему во время поцелуя со своим парнем наблюдает за человеком, на которого должно быть плевать.

Но не плевать. Видимо.

***

— Леопольд Гроттер! Пас Минотавру! Никому не советовал бы интересоваться у этого бычка, какая у него удойность. Перцовый мяч летит по дуге!.. Интересно, какой заговоренный пас использован? Жаль, не успел подзер… в смысле, додуматься своим умом, – снова бойко залопотал Баб-Ягун. – Сборная вечности пытается атаковать Гоярына, но это не очень-то просто. У того совсем сорвало тормоза. Он бьется в купол и ревет. Сборная вечности, конечно, предпочла бы более предсказуемые ворота, да только уж какие есть, не обессудьте!.. Минотавр на всех парах мчится к Гоярыну. Вот это да! Он что, решил пойти на таран? Бодался теленок с дубом и далее по тексту… Но нет! Минотавр бросает мяч с короткой дистанции! Гоярын встречает его пламенем и хлестким ударом хвоста. Перцовый мяч отскакивает прямо в руки к Тане Гроттер! ДА, БЛЯ…,- он опомнился. — ЧЁРТ. Простите меня за мой французский.

Леопольд Гроттер, не подозревающий о своем отцовстве – прямо кондовая Бразилия! – пытается не пропустить Таню к Змиулану. Вот это змейки, штопоры, восьмерки! Вот это мертвые петли! Оба Гроттера словно пишут историю по воздуху смелыми росчерками своих инструментов! Не удивлюсь, если через тридцать лет этот матч назовут «битвой двух контрабасов» … Ого, вижу, журналисты уже строчат в блокнотики, давайте! Тридцать лет ждать явно не придется! Интересно, на меня хоть кто-нибудь сошлется?

Заметив мелькнувший внизу обездвиживающий мяч, за которым уже гнались Фрол Слепой и тщеславный барон Мюнхгаузен, Ягун перестал тарахтеть и направил свой пылесос им наперерез.

Тем временем Таня, стремительно бросив контрабас вниз, сразу после этого резко сделала бочку. Леопольд Гроттер не разгадал маневра и немного отстал, потеряв драгоценные секунды. Но уже через несколько мгновений он вновь оказался рядом. Не размышляя, Таня набрала высоту, разрывая дистанцию, – и вновь перцовый мяч остался у нее. Где-то впереди, точно скала, мелькнул многоглазый Аргус. Он явно подставлялся, но

Таня избежала столкновения, бросив контрабас чуть вправо, а затем, когда Аргус поддался на финт, левее его огромного корпуса.

Ниже мелькнул Леопольд Гроттер, двигавшийся теперь зеркально, но на меньшей высоте и выжидавший момент для атаки. Тане почудилось, что отец взглянул на нее с уважением. Еще бы! Маневрировала она ничуть не хуже, а порой даже и лучше. Отца отличала привычка все время использовать магию – Таня же больше полагалась на себя и на летные качества инструмента.

Впереди золотистым зигзагом уже маячил Змиулан, стремительный и ускользающий, но Таня почему-то была уверена, что на этот раз ему не уйти. Она ощущала особый, ни на что другое не похожий задор, который всегда предшествовал забитому мячу.

Даже Соловей, совсем уже отчаявшийся, с надеждой вскинул голову. Невысокий Тарарах вскочил с ногами на скамью, подхватив под мышки и подняв над головой малютку Клоппика. Клоппик пищал, что ему ничего не видно и со злости забрасывал всех подряд запуками собственного приготовления. В рядах зрителей кое-где были уже порядочные бреши. Дедал Критский перестал выщипывать бакенбарды, а поручик Ржевский, забавлявший дам, застрял на финале самого любимого, самого сального своего анекдота…

*

Неожиданно, когда впереди появился уже страхующий дракона Илья Муромец, на бородатом лице которого было написано твердое намерение «не пропущать супостата», острая боль пронзила Таню. Она почти упала животом на контрабас, едва не выпустив мяч.

«Повторять за мной, анфан Терибль! Говорить: „Я обожать майн либен Гурий Пуппер! Я хотеть к нему в Магфорд! Я весь трястись от грандиозы пэйшн!“ Повторяй или я заставлю тебя вопить от боль!» – услышала Таня змеиный голос. Голос, который могла слышать только она.

Таня обернулась. Ей почудилось, что она увидела, как Цирцея поднесла вытянутые пальцы правой руки к сжатой в кулак левой. На ее лице было скрытое злорадство, а губы что-то нашептывали.

«Я, мизеребл русский дрянь, обожать Гурия Пуппера! Повторяй!»

— НЕТ! – крикнула Таня. – НЕТ! Я не буду повторять!

«Не хотеть, упрямый киндер? Я всегда добиваюсь, чего хочу!»

Снова укол. И снова Таня уткнулась лицом в контрабас. Боль была мучительной, как от аппендицита. Должно быть, Цирцея не спешила вынимать иглу из фигурки.

Прямо перед лицом Тани что-то мелькнуло. Леопольд Гроттер хотел, видно, отнять у нее мяч, но что-то остановило его, и теперь он мчался рядом с Таней, не отрывая от нее пытливого взгляда. О перцовом мяче он на время забыл, тем более что Змиулан уже улетел, и броска все равно бы не вышло.

— ОТЕЦ! ПАПА! – крикнула Таня.

Она не могла уже сдерживаться – такой непереносимой была боль. Леопольд Гроттер не мог, разумеется, ее слышать, но Тане казалось, что он вглядывается в ее губы, пытаясь читать по ним…

— ТАНЬКА, БРОСАЙ МЯЧ! БРОСАЙ! – закричал Ягун в свой рупор на трибуне да так, что его невозможно было не услышать. Ребята сжали кулаки.

Послушавшись, Таня развернулась у самого купола и метнула мяч. Едва ли она попала бы в цель с такого расстояния, но где-то с полдороги мяч внезапно подхватило, точно к нему пристегнули резинку, и повело четко по курсу. Что-то полыхнуло. Выпустив фигурку, Цирцея упала как подкошенная. Глаза ее вылезли из орбит, из ушей повалил едкий, пахнущий серой дым…

Сверху и снизу к ней неслись Фрол Слепой и Аргус. Илья Муромец, точно гора, вырос у нее на пути. Любой маневр, любое движение Тани читалось заранее. Ее брали в клещи, в самые безжалостные и твердые клещи, в которых ей когда-либо приходилось бывать. Она не могла никуда уйти и вынуждена была лететь по прямой туда, где, зависнув перед мордой Змиулана, точно волнорез, замер славный богатырь Илья Муромец.

Леопольд Гроттер, летевший теперь почти вплотную, вопросительно протянул руку ладонью вверх. Таня поняла, что сборная вечности великодушно дает ей шанс: или отдай мяч по-хорошему, или… Слезы сдавили ей горло. Ну почему, почему так? Почему именно он?

— ПАПА, ЗАЧЕМ? ЭТО ЖЕ Я, Я! КАК Я СМОГУ ПОТОМ ЛЮБИТЬ ТЕБЯ? – крикнула Таня, одновременно понимая, что не расстанется с мячом. Лучше уж разбиться вдребезги о щит Ильи.

Лицо Леопольда Гроттера дрогнуло. Казалось, он что-то понял, или, во всяком случае, нечто забрезжило в его сознании. Он внимательно посмотрел на Таню, на ее контрабас и на смычок. Потом, точно примерясь, бросил взгляд на Змиулана и на Муромца – а еще секунду спустя Таня поняла, что их контрабасы сближаются.

— НЕ НАДО! – воскликнула Таня. – ПАП, НЕ НАДО!

Неужели таран? Как подло! Внезапно она ощутила, как ее хватают за руку и сильно тянут вниз, туда, где они неминуемо должны были столкнуться с Аргусом. Но прежде чем это случилось, неповоротливого великана откинуло сдвоенным воздушным потоком – и это создало необходимую щель, чтобы они проскочили. Секунду спустя оба контрабаса в стремительном вираже обошли Илью Муромца. Тот, ожидавший чего угодно, но только не этого, замешкался.

Внезапно Таня увидела, что они у самой огнедышащей морды Змиулана. Дракон уже надувался, собираясь выдохнуть пламя. Леопольд Гроттер еще сильнее сжал ее руку и потянул ее, но уже не вниз, а влево. Удивляясь, зачем применять такой сложный маневр уклона, когда можно просто поднырнуть, Таня все же послушно взмахнула смычком – и контрабасы, встретив боковой порыв ветра, отнесло за драконью морду.

Да, так и есть! Змиулан выдохнул двойную, самую коварную струю: короткий сполох вверх и – резкий уход пламени вниз. Таня поняла, что, используй она стандартный уклон, от ее контрабаса – а возможно, и от нее самой – остались бы одни головешки. Леопольд Гроттер вторично спас ее.

— ПАПА, ПАПА! ТЫ, ТЫ…

Рука Леопольда разжалась и слегка подтолкнула ее. Теперь он уже вопросительно смотрел на Таню, словно хотел сказать ей: ну что же ты! Атакуй!