* * *

Жак и Жаклина только что вышли из Люксембургского сада, где они провели всю вторую половину дня. Последние недели у них было немало огорчений, и они только начали выпутываться из свалившихся на них невзгод.

После того как Жака уволили из «Лютеции», его немедленно выселили из комнаты. Стало совершенно ясно, что и то и другое было делом одного и того же лица. Брисак лишил его не только работы, но и крова. Для этого он воспользовался разными предлогами. Из «Лютеции» его уволили будто бы по доносу Бекера, из комнаты выкинули якобы за то, что он жил в ней не один. Конечно, он мог оказать сопротивление и не выезжать еще некоторое время, но по складу своего характера он предпочел сразу со всем покончить и никому не быть обязанным. Пришлось спешно искать новое жилье. Томасен взялась ему помочь и отправилась поговорить с хозяйкой гостиницы — мадмуазель Перванш. Прежде всего надо было узнать, есть ли там свободная квартира для молодой пары. К счастью, выяснилось, что одна квартирка еще не сдана. Все дело было в цене, надо было предложить хозяйке шестнадцать тысяч франков вместо пятнадцати, которые ей уже давали. Собрав все эти сведения, консьержка набралась храбрости и сообщила хозяйке гостиницы правду о своих подопечных. Лицо старой девы стало каменным, когда она услышала, что ее бывшая жилица Жаклина и ее так называемый брат не родственники. Но консьержка так упорно защищала бедных «деток», что сердце мадмуазель Перванш дрогнуло.

— Ладно, раз ваши голубки женаты, я их возьму к себе.

— Да, но понимаете, они еще официально не поженились.

— Тогда отпадает. Моя гостиница не проходной двор.

— У них вполне серьезные намерения, уверяю вас.

— Но она-то хоть совершеннолетняя?

— Конечно…

В конце концов старая дева великодушно заявила:

— Ладно. Восемнадцать тысяч в месяц и ни франка меньше.

Пришлось согласиться на такую плату за комнату и крошечную кухоньку. Эта квартира спасала их, и они даже нашли ее роскошной, но если Жак долго будет без работы, им придется перебраться в комнату подешевле.

Окрыленный первым успехом, Жак рьяно взялся за поиски работы. Он не мог ждать, пока наступит его очередь в бюро распределения рабочей силы, и поэтому сам обходил рестораны и кондитерские, но всюду его встречали отказом, и он уже начал отчаиваться. Судомойщик Анатоль дал ему один адрес, но там место еще не освободилось. Правда, Жаку обещал еще помочь его бывший начальник Вебер, но он пока ограничился тем, что посулил устроить ему временную работу на рождество. А ведь нужно было жить, сбережения, сделанные во время пребывания в Бержераке, таяли, и каждый день отодвигал свадьбу на добрую неделю.

Отцу Жак не сообщил о своем увольнении. Он знал, что тот пришлет денег и снова предложит ему вернуться домой, но он чувствовал себя больше чем когда-либо привязанным к Жаклине и считал делом чести самому выпутаться из тяжелого положения.

Две недели, проведенные в безуспешных поисках работы, породили у Жака массу вопросов, о которых он до сих пор не думал. Как ему быть и что его ждет, если он так и останется без работы? Во что выльется их любовь, раз жизнь, которую он выбрал, начиналась с неуверенности в завтрашнем дне? А вдруг и Жаклину уволят — что тогда делать? Гордость мешала ему поделиться своими заботами с Жаклиной, и он чувствовал себя скованным в ее присутствии; сам того не замечая, он стал необщительным и забыл, что у него есть друзья. А они-то и вернули ему веру в жизнь.

— Если хотите, мы поговорим о вас с Мореном, — предложила Жаку Ирэн.

Депутат дал ему адрес одного булочника в районе Монружа, с которым когда-то был знаком и продолжал переписываться.

Жак был слегка разочарован, он считал, что Морен, как член парламента, мог сделать гораздо больше. Он отправился по указанному адресу, не веря в успех. Но, к великому своему удивлению, был принят, как спаситель.

— До чего же вы кстати пришли! — воскликнул хозяин булочной, жизнерадостный толстяк. — Я только что подал в профсоюз заявку на кондитера, но раз вы присланы Мореном — это одно и то же.

Правда, в этой булочной пирожные раскупались только в праздничные дни, и поэтому в будни работы было маловато, но для Жака и это было спасением. Он радостно поспешил в Люксембургский сад, чтобы поделиться приятной новостью с Жаклиной. Он должен приступить к работе завтра, будет занят двадцать-тридцать часов в неделю, хозяин будет ему платить по ставке, утвержденной профсоюзом.

— Замечательный парень, поверь мне. Он познакомился с Мореном еще в Бордо.

И Жаклина с Жаком снова стали строить планы на будущее. Как раз в этот момент их встретила Маринетта Делорм. Они сияли от вновь обретенного счастья.

— Кто это? — спросил Жак.

— А ты ее не узнал? Помнишь, Пибаль получил у нее подпись против ЕОС?

— Кстати, хозяин тоже заговорил со мной о ЕОС. Видимо, он из рьяных противников.

Жак проводил Жаклину до «Лютеции» и отправился к Шарлю Морену, чтобы его поблагодарить. Он знал, что депутат вместе с женой приехал в Париж, но, войдя в дом, где жил Морен, вспомнил: тот, вероятно, в Версале.

Консьержка сказала, что и его жены, Роз, тоже нет дома, она ушла к врачу.

— Она ходит готовиться к родам. Говорят, теперь женщины рожают без боли.

* * *

Доктор Симонен, еще совсем молодой человек с черными усиками и большими добрыми глазами, надев белый халат, вошел в кабинет. Здесь на расставленных в четыре ряда стульях чинно сидели пятнадцать беременных женщин. Они, естественно, волновались в ожидании первого знакомства С доктором.

Симонен потер руки и сказал:

— Значит, вы мои новые ученицы? Сидите, сидите. А вы продолжайте вязать, это я вам говорю. Ах, вы пришли со своей дочерью! Очень хорошо. Прошу блондинку, которая сидит во втором ряду, расстегнуть крючки на юбке, вы не должны затягиваться… Прежде всего нужно, чтобы вам было удобно, я хочу видеть спокойные лица… А теперь разрешите познакомиться…

Доктор представился и рассмешил своих слушательниц, признавшись, что он всегда слегка трусит перед началом занятий и поэтому его нужно подбодрить улыбкой. Он вызвал учениц по фамилии и спросил каждую из них, на каком она месяце беременности и который раз рожает, после чего сел за стол и сказал:

— Роды — это ваш выпускной экзамен. Успех зависит только от вас. Мы со своей стороны поможем вам.

Симонен заговорил о дурных предчувствиях, которые обычно пугают беременных женщин и были так хорошо знакомы Роз, хотя при муже она держалась оптимистически. Правда, она не дрожала, как ее соседка слева, совсем еще девочка, или как женщина, сидевшая справа, мать троих детей. И та и другая явно надеялись, хотя и считали это маловероятным, что Симонен поможет им избавиться от страха, который существует испокон веков. Но все же и Роз прошла через это. Вначале она испытала глубокую радость: «Я стану матерью, у меня будет ребенок, плодом моей любви к мужу будет маленькое очаровательное существо…» Потом ее начали преследовать другие мысли: «У меня будет усталый вид, я растолстею, на лице появятся пятна», но она уговаривала себя: «Все это неважно, я хотела ребенка, я горда тем, что он у меня будет, я счастлива… Девять месяцев быстро промелькнут, а там конец беременности, наступит счастливая пора…» Ожидание родов, как бы вы ни уговаривали себя, вызывает все усиливающееся беспокойство… Да и как может быть иначе? Сколько тысячелетий женщина, производя на свет ребенка, испытывает ужасные мучения, и предсказание «в муках родишь ты» висит над ней, как страшное проклятие. А окружающие, словно сговорившись, все время напоминают ей об этом. Мать, родственники, подруги и соседки твердят: «Будем надеяться на благополучный исход…», «Я рожала ужасно…», «Бедняжка, тебе предстоит трудное испытание…», «Никогда нельзя сказать, как все произойдет…», «Я не кричала, но так впилась ногтями в ладонь, что несколько дней у меня не заживали раны…», «Желаю вам не узнать моих мук…»