Далее пошли формальности, которые никак не влияли на Пашу, но помогали Никодиму убедиться, что ведьмак не в ссоре с Богом, что злого умысла он не имеет и, в целом, является хорошим человеком. Паше пришлось помолиться, благо текст молитвы можно было подсмотреть. Несколько десятков раз перекреститься, целовать серебряный крест, есть и пить освященную воду и пищу. Паша был готов станцевать польку голым и на торговой площади, лишь бы дотошный поп прекратил свои издевательства. Может Никодим и почувствовал Пашину раздраженность, поэтому наконец-то оставил проверки и принялся писать заветную бумагу.

В документе говорилось, что Павел Странник, а с ним его немой помощник Михаил могут на землях Византии использовать волшбу, пригодную для изгнания нечисти. Подробное описание внешности двух охотников на нечисть прилагалось, все это было заверено печатью и именем выписавшего разрешение священника.

Сразу же из кошелька, полученного за успокоение кладбища, была вынута десятая часть и передана в руки священнику. Тот быстренько спрятал все монеты, заверяя, что все пойдет на благо Церкви, а значит и народа. С этим он отпустил Пашу, чему тот был безмерно рад.

С довольным видом он вышел из церкви, и пошел в направлении трактира. Ребятишки с опаской смотрели на вооруженного странника, о чем-то шептались и, прячась, следовали за ним. Взрослое же население приветствовало Павла, в лице каждого виделась неподдельная радость и благодарность. Было видно, что молва о его подвиге разошлась мгновенно, и Паша впервые почувствовал себя действительно ценным человеком, нужным человеком. Быть может, где-то в деревне и остались не симпатизирующие Паше люди, от зависти, или любви к порубленным мертвецам. Но таких людей он не встретил, должно быть, они прятались и не желали видеть Пашу, если, конечно, они вообще существовали.

Уже на подходах к трактиру Пашина прогулка превратилась в торжественное шествие. Дети перестали бояться и бежали за ним шумной гурьбой, люди же не только вышли на улицу, но и встречали Пашу приветствующими криками. Не хватало разве что лепестков роз, которыми бы осыпали героя и выкладывали ему дорогу. До трактира дойти так и не удалось, ему загородили дорогу посланники поселения, две милые девушки в сопровождении двух молодых ребят. Под одобрительные крики Павлу на голову водрузили венок и пригласили на празднество, что планировалось провести вечером. Не согласиться Павел попросту не мог, да и вовсе не желал отказываться, недвусмысленные взгляды местных молодиц лишь укрепляли Пашино желание остаться.

«Нужно отдохнуть»: с этой мыслью Паша принял приглашение, аккуратно протиснулся сквозь собравшуюся толпу и вошел в трактир, чтобы предупредить Мигэля, что выдвинутся они никак не раньше, чем через день. Эльф отнесся к этой новости положительно, очевидно, ему было некуда торопиться, к тому же ему уже понравилось в людском обществе.

Уединившись в комнате, Паша решил пересчитать свои сбережения, в том числе и то, что удалось заработать за поход на кладбище. Стараниями старосты было собрано целых две золотых монеты в серебряном и бронзовом эквиваленте. Даже за вычетом церковной десятины это было достойной оплатой, учитывая, что платили обыкновенные сельчане. К тому же Паша отделался всего лишь легким испугом, все-таки, основную часть мертвецов зарубили кавалеристы.

Вместе с уже нажитым, капитал составил чуть более шести золотых монет, и это радовало Павла. От трактирщика ему удалось узнать, что на севере их ждут кочевые племена, за землями которых и лежат разрозненные княжества, в которые стремился попасть Павел. И такие проблемы с кладбищами совсем не редкость в этих местах, Фемел считал, что это проделки языческих варваров и их богов.

– И давно это началось? – как бы невзначай спросил Паша.

– Уже несколько лет, – хозяин трактира задумчиво посмотрел на потолок, будто пытаясь вспомнить точную дату, – И ведь мы много воевали, никак эти нехристи не хотят подчиниться, будто они одержимы бесами.

– Это да, – протянул Паша в ответ, чтобы не выдать в себе «нехристя».

Гуляния в селении планировались не слишком масштабными, но приготовления к ним велись едва ли не с самого утра. Уже к восьми часам вечера разожгли костры и факелы, чтобы осветить дорогу, прорезающую селение насквозь. Здесь же, прямо около тракта, селяне накрыли столы, там же были организованы пляски, благо места хватало. К этому моменту Паша уже успел выпить, хоть и зарекался. Но отказать он был не в силах, местные жители любили вино, и этим вином, чуть разбавленным и кисловатым, они, во что бы то ни стало, решили напоить и Пашу. Каждый стремился попотчевать своего спасителя, и, выпивая всего по глотку из каждой чаши, Павел рисковал напиться в стельку еще в самом начале празднества.

В целом, толпа не очень-то походила на собрание истинных рабов божьих, что ни секунды не проводили без молитвы и божьего имени на устах. Они были обыкновенными людьми, которым не чуждо чревоугодие и прочие прелести свободной от предрассудков жизни. Вели они себя, быть может, даже несколько разнузданнее, чем такие же сельчане в Княжестве, впрочем, Пашу это не очень волновало, ему не хотелось сравнивать. По крайней мере, сейчас.

Он расслабился, отдавшись в руки веселью и воле судьбы. Одна из встречавших его с приглашением девушек уже мелькала рядом, будто стесняясь подойти первой. Сама обстановка располагала тому, чтобы Павел схватил ее, исполняя ее собственное желание. И он сделал это, благо в его крови было достаточно эликсира храбрости. Возле костров они надолго не задержались, похоть овладела обоими, и, казалось, белокурая незнакомка вожделела Пашу даже больше, чем любая другая девушка, встреченная им на жизненном пути. Сверкая в темноте голубыми глазами, она вела Пашу за собой куда-то вглубь поселения.

Грешить пришлось, как и предполагал Павел, в каком-то сарае, где было заготовлено сено. Страсть охватила Пашу, сдержаться он бы не смог, даже если бы вдруг захотел этого. В тусклом свете луны, едва пробивающимся сквозь щели, тело, истекающей половой истомой, селянки выглядело особенно желанным. И Паша взял его. Взял так, будто в последний раз. И сколь бы ни был короток миг плотской любви, в нем Павел утопил всю горечь последних дней, все свои переживания и усталость. А потом он просто уснул, крепко прижимая к себе случайную незнакомку. Она так и осталась незнакомкой для него, но ей он отдал всю нежность, которую только мог себе позволить в данный момент. Ему было абсолютно безразлично, кто она и как ее зовут. Она являла собой образ. Той женщины, ради которой мужчины вершат свои подвиги, словно дети, надеясь на похвалу. И женщины потакают этому, то ли ради забавы, то ли из реальной нужды человечества. Как бы то ни было, но Паша получил награду за свой подвиг.

Наутро незнакомки рядом не оказалось. Двойственные ощущения терзали Пашу, ему было обидно, что она ушла, ничего не сказав, ничего не спросив. С другой стороны, ему так было проще, ведь он боялся этих вопросов, да и самому спросить было нечего. Но все же. Оставил не он, оставили его, хоть и не было никаких причин, как и обязательств, остаться.

Паша постарался быстро справиться с нахлынувшей меланхолией и оделся. Из экипировки он брал с собой только меч и тот мирно почивал рядом, слегка провалившись в мягкое сено.

«И это славно»: подумал Паша, беря в руки ножны. Похмелья не было, чему Павел тоже был рад, ведь это был редкий случай, чтобы подняв бокал, он не перебрал.

В трактире его ждал Мигэль, который самостоятельно вернулся из деревни. Как выяснилось, тоже утром. Он, в отличие от Паши, умудрился потерять свой короткий меч. Где и при каких обстоятельствах, эльф предпочел не говорить, отмалчиваясь на задаваемые Павлом вопросы.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.