Стрелок попытался уколоть Павла в живот, но тот легким движением руки отбил меч и пихнул соперника щитом, задев лицо. Из носа лучника брызнула кровь, но он не упал, лишь пошатнулся и отступил. Хоть и выглядел он заведомо побежденным, но продолжал сопротивляться, и даже пытался оставаться агрессором. Паша же не спешил атаковать сам, стараясь восстановить дыхание. Светловолосый широким размахом попытался рубануть противника, но тот прикрылся щитом. Короткий меч перерубил торчащую из щита стрелу и брякнулся о стальную пластину в центре. Паша даже усмехнулся, таким легким показался ему этот удар. Особенно в сравнение с теми, что прилетали на его щит в «Богатыре». Нельзя сказать, чтобы лучник бил совсем слабо, просто Паша привык к тому, что после каждого удара рука под щитом непременно гудит и стонет.

На Пашином лице проступил звериный оскал, чувствуя слабость соперника, он мощным ударом выбил клинок из его рук и хорошенько приложился прямым ударом ноги к его груди, впечатав того в дерево, мирно растущее сзади.

Было видно, как светловолосый беспомощно пытался вдохнуть воздух, словно рыба, шевеля губами.

Павел победоносно подвел кончик лезвия к подбородку поверженного противника.

– И зачем ты меня пытался убить?

Отдышавшись, лучник, не дергаясь, поднял подбородок и гордо взглянул на Пашу, словно бесстрашный рыцарь в глаза смерти. Так гордо, что последующих за взглядом слов Паша никак не ожидал:

– А зачем ты деревце поджег, колдун?! – чуть ли не багровея от ярости, вскричал белокурый, – Вам лишь бы развлечь себя огнем, мерзкие люди!

– Чего? – протянул Паша, пытаясь осознать услышанное.

«И как мне тебе пояснить, зачем я это сделал?»: подумал Паша, а вслух сказал:

– Ну, прости, я не знал, что тебя это так тронет, – Паша поправил шлем, не отводя меча, – И… В общем я проверял свои, эмм, способности. Не ради забавы я поджигал дерево, к тому же я его потушил.

– Все вы люди такие! Ноги бы себе поджег, а потом бы тушил, для проверки!

– Да чего ты разревелся, деревце сожгли, беда какая, – Паша стал возмущаться сам, хотя бы по праву сильнейшего, – И заладил ты, люди-люди, а ты кто?

– Я сын Соноры Стремительной Рыси и Яна Героя Ночи, Мигэль Незаконнорожденный! – лучник чуть замялся, – Человек я лишь наполовину, а наполовину эльф.

«Хм, Сонора это же королева эльфов, а Ян это… Ян. Паренек выглядит лет на двадцать, хотя черт их знает, этих эльфов. Значит, я все-таки промазал»: пронеслось в Пашиной голове. Он тут же убрал меч и присел на корточки, возбужденно глядя эльфу в лицо:

– И где сейчас Ян, твой отец?

– Должно быть, он умер, я его никогда не видел, – казалось, что эльф готов расплакаться.

Паша не стал перебивать его, когда тот принялся рассказывать историю своей жизни. Мигэль родился ровно через три с половиной месяца после визита в их деревню Еремея и компании. Сонора так и не признала никого своим мужем, таким образом, ее сын был признан незаконнорожденным, лишенным прав наследовать трон, стать друидом и прочих привилегий, какими ему положено было бы обладать. Рождение от семени человека было как чудом, так и проклятием, Сирэль Могучий Олень в конечном итоге узурпировал власть, обвинив королеву в недостойном правительницы поведении, в осквернении идеалов эльфов и тому подобном. И лесной народец пошел за новым лидером, наверно, больше из скуки, так как на самом-то деле королева имела право возлечь с кем угодно, правда, после ей нужно было бы найти мужа. Наверно, это и стало единственной весомой причиной, чтобы Мигэля в возрасте пятнадцати лет приговорили к смерти, а королеву отправили в изгнание. Все мужчины согласились с таким решением, так как Мигэль унаследовал от отца все то, что так нравилось местным женщинам, что делало остальных попросту неконкурентоспособными в сравнение с бастардом. Да и говорил он «по-человечески», свободно выговаривая и глухие, и свистящие звуки, что делало его чужим. И если к гостям эльфы относились хорошо и были готовы терпеть посягательства на своих женщин, то терпеть подобного уже от «своего» были не готовы.

Мать, свергнутая королева эльфов, чтобы спасти своего сына, и по сути, одно из величайших чудес природы, погрузила его в сон сильным заклятием, которое сохраняло молодость, «обращая век в год». И спрятала его тело в древе жизни, которое, собственно, не отрекалось от нее, в отличие от соплеменников, а потому предоставило защиту и ее сыну. Но, видимо, в последствие из древа Мигэля все-таки вынули, так как очнулся он недавно, и совсем не в лоне священного древа.

– Вот, месяц уже по лесам брожу, к людям не выхожу. Они говорят на непонятном языке, да и боюсь я их.

– А оружие ты где взял? – Паша задал вопрос лишь затем, чтобы иметь время на обработку уже полученной информации.

– Ну, так в похоронное бревно мамочка уложила все для меня.

– В бревно?

– Да, сразу она меня уложила в бревно, а уж потом в Древо Жизни. Всех эльфов хоронят в бревне.

– Ясно, – Паша едва сдержал улыбку.

Мигэль производил двоякое впечатление, на вид он был не намного моложе Павла, но видел странник во времени перед собой простодушного ребенка, испуганного и потерянного.

– А ты, колдун, откуда? – отряхиваясь и вытирая кровь из-под носа, спросил Мигэль.

– А я один из тех двоих, что пришли в деревню вместе с твоим отцом.

– Что? – эльф вылупил глаза так, что они едва не выкатились из глазниц, при этом он старательно хлопал своими пушистыми ресницами.

Паша отметил про себя, что Мигэля можно было бы сравнить с женоподобными слащавыми мальчиками с картинок. Большие, широко распахнутые глаза, маленькие пухлые губы, чуть курносый нос и длинные светлые волосы, ниспадающие на тонкие плечи.

– Долго объяснять, но… Слушай, – Паша усмехнулся и принялся рассказывать историю уже своей жизни.

Вкратце он описал весь свой путь, от первого странствия во времени и пространстве, и заканчивая нынешним днем. Он старался подробнее останавливаться на описании Яна и их пребывания в деревне, чтобы после избежать лишних вопросов. Но вопросов все равно было много. Битый час Паша объяснял эльфу, что колдуном он стал не более как пару дней назад, что в этом мире он уже второй раз и впервые попал сюда по воле случая. Что о судьбе Яна он ничего конкретного сказать не может, так как сам «погиб» в той передряге. В конечном итоге Мигэль вроде бы успокоился, и задавать вопросы начал сам Павел.

– Говоришь, люди тут общаются на непонятном языке?

– Да, не так как у нас в деревне, совсем не похоже.

– И ты не знаешь, сколько времени ты был под заклятьем, сколько ты спал?

– Вообще не знаю, – морщась, эльф ощупывал нос, – Даже где мы находимся, не знаю. Эльфов в лесу нет, только людские лесопилки. Ты мне нос сломал!

– Да? – Паша вдруг захотел попробовать другой вид магии, – Дай-ка посмотрю.

Он сосредоточился на поврежденной переносице, как учил Иван, уделявший целительной магии куда больше времени, нежели другим ее видам. Нужно было увидеть перелом сквозь кожу и кровь, и войти в нужное состояние было непросто. Мигэль даже устал стоять неподвижно и чуть повел головой. Как ни странно, но это и помогло Павлу, он наконец-то сосредоточился на вершимой магии и увидел излом кости, сквозь набухающую синяком кровь. Можно было убрать и опухоль, но Паша боялся потратить много силы, а потому ограничился лишь сдвигом кости. Хрустнуло. Мигэль закричал и схватился за нос, проклиная Пашу, его щит, магию и все что с ней связано. Паша мог бы и облегчить боль эльфа, но делать этого не стал, так как едва преодоленная усталость вновь вернулась, надавив на Пашу с новой силой. За ней пришел и голод, видимо Паша не только переусердствовал с магией, но и немалое время провалялся без сознания.

Получеловек наконец-то встал с колен и укоризненно поглядел на Пашу:

– Мог бы и предупредить, – отряхнув свои штаны, эльф шмыгнул носом, – хоть нос вправил, и на том спасибо.

– А мог бы и не вправлять. И даже не ломать, если бы в меня кто-то не стал пулять из лука, – Паша снял сумку с плеч, чтобы достать что-нибудь перекусить.