С озера долетел гул моторки. То ли кто-то катался на ночь глядя, то ли на ночную рыбалку намылился. Над водой звук обманчив, но, кажется, лодка идет далеко. Наверное, вдоль того берега, целиком заросшего камышом.
- Ну, ты будешь спиваться? - послышался из-за спины недовольный голос.
Я повернулся к нему. Мой стакан выжидательно пялился на меня гранями, а осоргинский уже находился в руке, готовый к моментальному потреблению. Я как всегда опаздывал. Педагог...
- Ну, поехали! За Гагарина!
Дзинь! Почему-то я ждал, что тост будет по делу. За Тональность, за Хранителей, за мудрость "Струны". Однако смотритель приюта "Березки" Юрий Осоргин не спешил сыпать пафосом.
Приехали! Ой как хорошо в родной провинции! Так, глядишь, и железнодорожники дрогнут пред нами, скромными разночинцами-грамотеями. В гробу наш достославный альма-матер видел Императорское Инженерное Училище, со всеми его путями сообщения!
Юрка схватил помидор и смачно его укусил. Проглоти он его полностью, я бы не удивился.
- Присоединяйся, - Осоргин поморщился.
- Спешу, - я взял овощ поменьше и отгрыз от него половину. Стало как-то на удивление легко. Захотелось выпорхнуть в окно и полететь-полететь... Вниз.
Рожденный ходить порхать не может. Будь он хоть трижды в Резонансе. Стоп! Костя, тебя уже заносит. Железнодорожникам легче - у них есть рельсы.
А вот ты можешь и заблудиться. Аккуратней.
- Вот так-то лучше! - Юрка водрузил стакан обратно на стол.
Я развалился в кресле и довольно прикрыл глаза. Обстановка комнаты, похоже, осталась еще с доисторических времен: древний диван вдоль стены, антикварный шкаф, да и кресла тоже... И стол...
Хорошо. Нафталином воняет как чем-то родным, тем, без чего немыслим настоящий дом. А ведь эти узкие комнаты дом и есть. Юркин дом, который он любит, лелеет и холит.
- Когда все начиналось, - глухо сказал Осоргин, - они совсем дикие были. Все. Не знали, куда это их привезли. Кто поменьше, по маме плакали. Ты представь - она его вместе с квартирой за пузырь продала, а он плакал. Другие думали зиму тут пережить, а потом обратно "дела делать", - он усмехнулся. - Крутые были. Немерено.
- И не держал бы таких, - заметил я. - Мало, что ли, кого приютить стоит? Миллионы...
- Да, много, - не стал спорить он. - Но и тут были колоритные личности... Заводил я, честно скажу, выгнал и не особо о том жалею.
- Куда выгнал-то? - рот у меня сам собою открылся. - На улицу? Обратно в подвалы?
Юрик скривился так, будто вместо огурца прожевал сейчас как минимум дохлую крысу.
- Ты не беспокойся, такие не пропадут. Это не жертвы... то есть жертвы, конечно, но уже не только и не столько. Мне лично плевать, что им восемнадцать не стукнуло. Дерьмо - оно обратно в конфетку не превратится... как ты над ним ни прыгай, ни воспитывай. Так что погуляют на воле до совершеннолетия, а после - по всей строгости.
У меня это в голове не умещалось. Впрочем, в ней, гудящей и тяжелой, вообще уже ничего не умещалось. Некстати вспомнился великий педагог Валуев... что-то похожее он когда-то внушал, ковыряясь вилкой в салате. И, что самое ужасное, я понимал: Осоргин прав.
- Ну а тем, которые просто тупые и наглые, - продолжал тот, - я показал, на что способен - и всё... одноразовая горькая микстура.
- Не понял?!
- А что тут понимать? - присвистнул Юрик. - Тут не понимать, тут пороть надо... Банально и ремнем. Чтобы помнила мелочь...
Вот так вот. Мир обрушился на меня бетонной плитой, придавил и расплющил. В "Струне"?! Ремнем, и главное - банально?! А ты, Костя, всего лишь врезал школьному хулигану, посмевшему над тобой издеваться. И пожалуйста, тебе весь джентльменский набор - тайные казематы, Мраморный зал, Коридор Прощения... И в качестве финального аккорда - Лунное поле.
Мы прощаем тебя, Уходящий, исчезай с миром...
Да сгинете вы и ваш спятивший мир! Ни за что. Просто за оплеуху, в то время как судьи твои... А что, собственно, судьи? Осоргина среди них не было. Иначе не сидели бы мы сейчас за ополовиненной бутылкой... какой, кстати, по счету? Ладно, я тогда не сумел разглядеть лиц моих судей, но уж они-то меня изучили вдоль и поперек...
Значит, и Юрика могут вот так же взять за шиворот и уволочь на допросы? А после - коридорчиком? Уж его-то щадить не станут - предатель, враг, прокравшийся в ряды. Поленьев ему в костер, поленьев! Мне, кстати, тоже. Тоже ведь прокрался, и в любой момент могут взять за ушко... особенно если потеряю самоконтроль... а я его уже потерял... "всё плывет и всё качается, то ли вечер, то ли день... вот такая получается, извините, дребедень".
Нет, хватит этих железнодорожных соревнований.
- А теперь видишь как тихо, - он явно хвалился. Даже не скрывал этого. - Десять вечера, а все почти спят. Даже воспитатели... Некоторые... У нас порядок не для галочки и дисциплина не для начальства. Ровно тот минимум, без которого всё сползает в бардак. Всё по уму делали... чтобы не перегибалась палка... но и чтобы всё-таки она была. Березовая...
И вновь вспомнился господин Валуев со своим своими таинственными методами воспитания хулигана Исаева.
- А что, дружки "с воли" не подкатывали? - задал я естественный вопрос.
- Почему же? - Юрик слегка удивился. - Само собой, крутились около. Возбухали, понятия пытались втолковать.
- И как?
- А легко! - Осоргина, кажется все-таки слегка повело. - Спросишь такого вот великовозрастного: тебе сколько, милок? Он говорит: "двадцать". Ну, я ему и объясняю политику "Струны" в действии.
Я невольно покосился на кулак с наколкой. Аргумент увесистый, нет спора. Только вот насколько долгоиграющий?
- И отвалили? - из вредности усомнился я. - Не верится как-то.
- Нет, естественно, - Юрка протянул руки к гитаре и, взяв ее, погладил струны. Будто бы успокаивал: ничего, мол, эти мучители больше не вернутся. По крайней мере, сегодня. Все на боевых воспитательных постах.
Юрка заиграл неспешную мелодию. Взял пару аккордов и запел:
- Восходя дорогой горной,
Прямо к бездне голубой.
Не печалься, брат мой гордый,
Будет нам еще с тобой...
Будет. Вот прямо в этот самый стакан. Я уже чувствую, что будет и скоро. Мозгам уже нельзя, а нутро еще принимает, оно у меня большое и глупое. И скоро я, наверное, о чем-нибудь проболтаюсь. Язык... "надлежит отсечь... ибо сказано: язык твой - враг мой". Или наоборот?
