История создания предыдущей главы и последствия её прочтения врачом и старшей медсестрой 8-го отделения ДПБ
Задумал я писать предыдущую главу "Побег" в субботу вечером. Но компьютер мой уже был сдан в каптёрку. Зная, что на следующий день в воскресенье я могу до 12.30 не успеть её напечатать и отправить по Интернету Путину, в издательство, племяннице Ульяне, троюродному брату Игорю Малахову (которого я недавно нашёл ВКонтакте) и ещё некоторым людям, я вечером в субботу завёл будильник на полпятого, чтобы пораньше встать и сформулировать главу на бумаге, а после официального подъёма взять мой нетбук из каптёрки и напечатать написанное спозаранку. Но быстро закончить главу не получилось, и я продолжал её записывать в тетрадь до второго перекура, то есть до 11 часов. Перекур только прервал мою работу - я ещё не успел докончить написание главы.
И вот мы вышли во двор на перекур. Раздали по сигаретке. На одной скамейке уселись медсестра, санитарка (или 2 санитарки) и санитар. И сидят они хмурые, нахохлившиеся. Я подхожу с сигаретой в руке к их скамейке на расстояние пяти шагов. У меня хорошее настроение. И я решил обратиться к персоналу, надеясь вызвать у них расположение к себе, чтобы они не гребли меня под общую гребёнку с другими психами и дураками, а относились ко мне снисходительно, то есть выдавали бы мне по 2 сигареты за раз, почаще бы наливали кипятку для заваривания чая (откуда мы его брали - пока секрет, так как боюсь подвести снабжающих меня чаем людей) и не загоняли бы меня на отделение сразу после докуривания сигареты (на улице ведь стояла жара 30 градусов). Я надеялся, что у меня с этим персоналом-надсмотрщиками, исполняющими волю волюнтаристки старшей сестры-дуры, завяжется деловой разговор.
- Ничего-ничего! Скоро у больничного начальства, то есть у главного врача, начмеда и старшей медсестры головы полетят. Я уже сообщил на самый верх по Интернету о концлагере, в который превратилась больница.
- А старшая-то тут причём? - спросила меня санитарка.
- Да она дура.
- Чего-о?!
- Да она дура. И об этом я уже сообщил куда надо.
- А ты кто? Ты сам козёл! - на повышенном тоне обозвал меня санитар Петрович.
- Сам ты козёл! - было моим моментальным ответом ему.
Он даже встал со скамейки, пошёл на меня с угрозами:
- Сейчас привяжу! Укол всадим!
- Поздняк метаться! Материалы уже отправлены . Себе только хуже сделаете.
Сказав это, я ретировался на отделение. А у самого сердце бешено застучало. Ведь на самом деле я ещё не успел дописать главу "Побег" и, таким образом, не отправил её Путину. И теперь я испугался, что у меня немедленно отберут нетбук или хотя бы модем для выхода в Интернет, и мне не поздоровится на этом отделении в дальнейшем, и дело моей Книги, моей жизни, приостановится на неопределённый срок, ведь, как постоянно повторяет персонал отделения включая врачей, компьютеры, а тем более Интернет-модемы в дурдомах запрещены для пользования пациентами, и это их милость - разрешение нам ими пользоваться вопреки закону. У меня сердце стучит, и я понимаю, что немедленно садиться дописывать предыдущую главу в тетрадь или на компьютер мне нельзя. Нельзя мне раздражать разъярённого быка, персонал, своей работой над тетрадью или за компьютером - это будет типа красной тряпки для быка: могут немедленно отобрать компьютер. Поэтому я стараюсь показаться персоналу внешне спокойным, не озабоченным ничем, что моё дело уже сделано и поздняк метаться. Для показухи своего спокойствия я одеваю наушники, провод сую в карман пижамной куртки. Типа я, невозмутимый, слушаю музыку и ни о чём не думаю. А на самом деле у меня в кармане нет флешки-плеера. Я не в состоянии слушать музыку. В 12.30 я сдаю сумку от нетбука, в которую положил толстую книгу вместо него. И прошу у доброй медсестры капель для успокоения. Она даёт мне корвалолу. День слоняюсь без дела - даже книжку не хочется почитать - у меня мысли о своём. Вечером дописываю в тетради главу и говорю Андрюхе, соседу по палате, что я не сдал нетбук и собираюсь ночью печатать её и сразу же отправлять Путину, в издательство, племяннице Уле и другим. Завожу будильник на 4.20. и ложусь спать, ещё раз приняв корвалолу для успокоения и быстрого засыпания. В 3.15 меня будит Андрюха и спрашивает, не желаю ли я прямо сейчас начать работать. Я встаю. В палате очень темно. На клавиатуру нетбука падает свет горящего экрана. А в тетрадке я еле различаю слова. Подношу её постоянно к экрану, чтобы прочесть очередное предложение или часть его. Я заканчиваю печатать главу ровно к подъёму, то есть в 7.00. где-то в полвосьмого беру сумку "с нетбуком" из каптёрки. Первым делом отправляю Книгу Путину, затем в издательство, затем Ульяне, затем "в небо", то есть на мой виртуальный диск в Интернете (чтобы Книга ни за что не пропала), затем копирую её на флешки, затем отправляю её другим людям. Закончил в 9.00. Всё! Теперь можно и потерпеть в ожидании "решения моего вопроса по существу" Правительством Санкт-Петербурга, куда Путинская Администрация направило моё к нему обращение с приложением Книги и моих снов.
Утром по понедельникам врачи делают обход больных на отделении. Я планировал на обходе передать флешки с файлом с Книгой и со специальным файлом только с последними тремя главами из неё своему врачу Анне Ивановне и старшей медсестре Татьяне Владимировне. Я предполагал, и правильно предполагал, что о моём вчерашнем заявлении персоналу во время перекура уже утром понедельника уходящей сменой будет им доложено. Я ожидал всякой реакции импульсивной Анны Ивановны на это. И вот в 10 часов с копейками в мою палату с грозным-хмурым выражением лица, какого я ещё у неё не видел, заходит Анна Ивановна с усатым врачом-дураком. Сначала она общается с двумя другими психами-дураками. Доходит очередь до меня. Строгим холодным голосом она говорит мне:
- Господин император! Теперь я ТАК буду к вам обращаться. Я не намерена терпеть, чтобы вы оскорбляли персонал!
Я что-то хотел вставить, но она продолжала:
- Я не хочу с вами разговаривать после этого. И сдайте модем!
- Это же противозаконно! В законе о психиатрической помощи ничего не сказано про модемы.
Примечание. На каждом отделении во всех дурдомах на видном месте висит стенд с эти законом, в котором в том числе говорится и об эфемерных правах пациентов. Но о компьютерах и модемах там ни слова. Говорится только о праве пациентов вести переписку, которая может быть ограничена (то есть подвержена врачебной цензуре) в случае, если она угрожает жизни и здоровью третьих лиц. Ну, да, Интернет неподцензурен. Так, что же, пациентам в моём положении зря только терять годы в дурдомах без попыток выбраться из них и обустроить свою дальнейшую жизнь?!
- Я вам принесу новую редакцию закона. Там есть и про модемы. Сдавайте модем!
Я отдал модем ей в руки.
- Анна Ивановна, вот флешка. Прочтите-ознакомьтесь с тем, что я уже отправил Президенту.
Я ожидал, что Анна Ивановна будет заинтригована и без разговоров возьмёт у меня флешку с Книгой.
- Не хочу я от вас ничего брать. Всё! Кончено!
Отрубив, Анна Ивановна пошла вместе с усатым врачом-дураком дальше.
Я понял, что мне пытаться самому всучить флешку с Книгой старшей медсестре сразу не стоит. Тут мне в коридоре попалась психолог Елена Геннадьевна Самарина, которая не только проверяет ай-кью у психов-дураков, даёт заключения врачам, но и ведёт занятия по арт-терапии. Пациенты у неё в кабинете занимаются различными видами творчества, поют караоке. Когда я был на первом отделении этого дурдома, она работала и там. Именно она в 2012 году пробила мне покупку нетбука для моего творчества. Я ей очень благодарен. И вся Россия должна быть ей благодарна за это. Что моя Книга продвигается вперёд.
- Уделите мне внимание, Елена Геннадьевна!
- Мне очень некогда. Полно важных и срочных дел.
- Моё дело тоже очень важное и очень срочное. Мне нужно всего 3 минуты в Вашем кабинете. В коридоре нельзя.