И я думаю: сохранить лицо и уйти, значит, потерять паспорт. Сохранить паспорт, значит, потерять лицо. А чести у меня нет! Нет и не было от рождения! Так что её я не потеряю, встав на колени. Но нет, надо подождать: может, этому гаду надоест валяться на лестнице. Сергей снова угадывает:

- И не надейся! Я не встану до утра. Так что можешь ложиться на ступеньки тоже! Ну что тебе стоит? Никто же не увидит! Соглашайся! Ну же! Ну!

Я мнусь на лестнице стоя. Думаю, что если я в столь поздний час - а уже шёл одиннадцатый вечера - позвоню в звонок соседних квартир и попрошу вызвать милицию, то злодей-Сергей улизнёт в свою квартиру и сделает что-нибудь нехорошее с моим паспортом. И сорвётся мой план уехать после 19 октября в Германию! Но нет, этого я не могу допустить! Я сделаю, что просит гад. Но сначала покурю для храбрости перед этим действием. Я пока что не царь, а скорее, блаженный, так что это действие, унижение, мне даже к лицу, оно прекрасно дополняет серию отвратительных пертурбаций, происшедших со мной. Но нет, встав на колени, я не унижусь, а стану ближе к Богу, то есть наоборот, возвышусь, - думаю я в тот момент и сейчас. Это Бог посылает мне очередное испытание. Но я не могу сказать, что я его с честью вынесу: у меня нет чести, как я уже написал!

С такими мыслями я встал на колени и сказал Сергею:

- Что, доволен? Пойдём же теперь домой!

- Ну, так и быть! - и он встал и пошёл вперёд меня открывать дверь своей квартиры. Войдя в свою комнату, он сразу же включил телевизор. Я же сел в кресло с мыслью: - Больше я так унижаться не хочу и не буду. Это вредно для моей нервной системы. Когда я в следующий раз буду покидать эту квартиру, то я её покину навсегда. Но раз уж я с таким трудом, с таким внутренним эмоциональным напряжением, вошёл в эту квартиру сейчас, унижаясь, то я постараюсь её покинуть как можно позже, стараясь усидеть в ней как можно дольше. Только если Сергей начнёт меня выгонять с помощью рукоприкладства или метания в меня молотков, вот, только тогда я покину его квартиру. Навсегда. Додумавшись до этого, я постарался переключить своё внимание на телевизор, чтобы не думать больше об унижении, выкинуть его из головы. На время. До воспоминания о нём в своей Книге, в которой, я решил, я не буду утаивать этого унижения, а выставлю за него счёт государству. Виновнику моего столь бедственного положения. И я ушёл с головой в телевизор, как будто ничего не произошло.

Допив флакон, Сергей также принялся вникать в происходящее на телеэкране. Где-то в час ночи мне показалось, что Сергей заснул, и я выключил телевизор. Но я не рассчитал крепости Сергеева сна - он прснулся и говорит мне, лёжа на диване:

- Ангел! Иди-ка лучше сюда и по моги мне раздеться! Помоги мне снять штаны. И вообще, хватит тебе сидеть в кресле, иди и ложись рядом со мной! Или ты боишься, что я голубой? Да, я голубой! По вашему: пидор. Но ты меня не бойся! Ты вот лучше оцени мою доброту: тебя никто не приютил, ни родственники, ни родная мать, а только пидор, да к тому же псих!.. ты нужен мне! Иди же ко мне и расплатись со мной за мою доброту! Ведь за всё в этом мире нужно платить. Иди ко мне и ложись рядом - никто не увидит, как никто не видел твоего стояния на коленях. Ты никому не нужен сейчас, только мне! Ну хватит там сидеть и молчать, как будто я со стенкой разговариваю!

- Нет - ответил резко я.

- Да ладно, не ломайся!

- Нет!

- Тогда чего же ты здесь сидишь, и после моих слов не встал с кресла, чтобы уйти?

- Тебе не понять, - ответил я.

- Или ты ждёшь приглашения пойти вон? Иди вон, коли не хочешь лечь со мной! Вон - я сказал!

Я молчу. В темноте я не вижу выражения лица пидораса, приказывающего мне покинуть его жилище:

- Вон! - орёт он посреди ночи во всё горло,-во-о-н!!!

Наверное, от этого его жуткого ора в ночной тишине проснулась его мать, а может быть, и соседи. Но я упрям, я не поддаюсь на его этот ор- приказ мне уйти.

- Нет!

В ответ на моё "Нет!" Сергей снова заорал как псих - а он и есть псих, так что ему простительно, - чтобы я убирался вон.

Убедившись, что меня ором не проймёшь, Сергей угомонился и заснул.

Пятница. 13-ое

Проснулись поздно. Сергей начал извиняться за своё поведение прошедшей ночью:

- Ангел, ну, ты меня извини. Я больше так не буду! Так что можешь оставаться и дальше у меня. А то, что я гей - это, действительно, правда, и по пьяни я не шутил с тобой - это и было моё изменение личности.

В ответ я лишь промолчал. Сергей пошёл получать пенсию. Оставшись один в квартире, я с удовольствием перелёг на диван - разогнуться, а то устал корчиться-сгибаться в кресле. Которое стало в последнее время казаться мне таким неудобным. В квартире я был, действительно, один: мать Сергея, по его словам, уехала на дачу. Комнату свою она закрыла на ключ. Ложась спать на диван, я осознавал, что, может быть, я это делаю в последний раз перед предстоящим не сегодня, так завтра уходом от Сергея на улицу. Ведь сегодня я голод постараюсь перетерпеть, и, если Сергей не будет вновь до меня домогаться, то покину его квартиру завтра и пойду проситься дожить до числа 20-21-го, то есть до своего отъезда в Германию, на Набережную к Насте. Если же сегодня, в день выдачи пенсии, Сергей начнёт предлагать мне выпить с ним, то я откажусь, ибо мне мало удовольствия, да и опасно, пить с такими, как он, психами и пидорасами. Терпеть пьяного Сергея сегодня вечером - вот к чему я приготовился, ложась на его диван доспать, ведь сегодня был пасмурный день, и мне хотелось и его пересидеть-убить в квартире у Сергея...

И вот я просыпаюсь от шума в комнате. Домой вернулся Сергей с каким-то Кириллом, вроде бы бывшим одноклассником Сергея. Они принялись пить пиво, включив телевизор. А я лежу на диване и не встаю. Мне чего-то захотелось показать Сергею, что я его не боюсь. И я подумал, что пока хозяин комнаты с гостем пьют сидя, я могу ещё какое-то время полежать на диване, типа, я не с ними. Кирилл, видимо, зная о голубизне Сергея, кивнул в мою сторону со словами:

- Он, что, тоже?

- Нет, но скоро будет! - заявил Сергей, смеясь и посмотрев на меня с улыбкой, и вдруг положив свою руку мне на пах. И сжав моё детородное хозяйство. Ответить на это оплеухой правой рукой я не мог, потому что она была у меня как не своя и болела. И вообще, начинать драться с Сергеем из-за этой провокации я решил, что не стоит, ведь шансов у меня с отвисшей правой рукой против здорового него не было никаких, да к тому же Сергей псих, и он может отреагировать запуском в меня бутылкой или молотком, или ещё зарежет - всего можно ожидать от психа. Да к тому же мне неизвестно, кто этот Кирилл, просящий в долг у Сергея какие-то 50 рублей: тоже пидор или нет. Если пидор, то лучше мне не огрызаться, а то, вызвав гнев у обоих, я рискую быть изнасилованным ими обоими.

Итак, я промолчал в ответ на сжатие моих секс-причиндалов. Но это не значит, что я постараюсь ЭТО забыть. Нет, напротив, я понял, что мне надо поскорей покинуть этот дом, чтобы не поддаться на новые провокации гомосексуального, педерастического, характера. И я подумал, что теперь, когда уже ясно, что я точно уезжаю на днях в Германию, меня, определившегося с отъездом, - теперь меня примет у себя и даст дожить до 19 октября моя родная мать. А телефон в комнате у Сергея вот какой. С базой, к которой трубка не соединена проводом, то есть трубку можно унести из комнаты на кухню. Что я и делаю. Звоню матери. Во время моего звонка Кирилл вдруг уходит из квартиры. И слава Богу! - думаю я. Итак, я звоню. Говорю, что это Алёша.

- Чего звонишь? - грубо спрашивает мать.

- Мама (выдавливаю из себя это слово)! Я скоро, наконец-таки, уезжаю в Германию.

- А мне-то что? Езжай, куда хочешь.

- Да, я уезжаю после 19 октября.

- А мне ты зачем это сообщаешь?

- Мне бы пожить у вас до отъезда! Слышите? Мне надо как-то дожить.

- Это твои проблемы. Ко мне не суйся!

- А к кому как не к вам? Всего-то до 19-го числа!