- Алексей! Почему или зачем ты пишешь такую кровавую картину? - спросила Вероника.

- А скажи, тебе интересно меня слушать?

- Да.

- Сегодня день рождения этого Города. Я же написал тебе кровью конец Петербурга. А зачем, почему? - я и сам не знаю. Мне так придумалось, и все тут. А про себя я подумал, что, наверное, потому я так жесток к родному Городу и его жителям, потому что этот Город и его жители в основной массе были и остаются жестокими ко мне.

И я окончил своё кровеобильное повествование:

- Кончится всё тем, что рухнут шпили Адмиралтейства и Петропавловского собора, и Александровская колонна, и Исаакий; и кораблик с Адмиралтейства поплывёт по морю крови, а два ангела, с Александровской колонны и шпиля Петропавловского собора, оживут и улетят. Куда, я пока не придумал...

На момент, когда я рассказал эту жуть, петербургскую жуть, я с девушками подходил к станции метро "Спортивная". И другая девушка, Невероника, смекнула, что Веронике больше такой "прицеп", как она, не нужен, и она тактично оставила меня с Вероникой наедине, быстренько-скомкано распрощавшись и нырнув в метро.

Тут пошёл дождь. Но Вероника не захотела меня оставить, по-прежнему желая увидеть, что же такое настоящая любовь по-моему. Я отстегнул свой зонтик, болтавшийся как хвост привязанным к сумке типа планшетки. Вероника встала ко мне вплотную под зонтик. Чтобы не мучить девушку-ангела дождём средней интенсивности, я предложил и ей спуститься в метро и поехать домой, но Вероника высказала своё желание всё-таки увидеть любовь по-моему. До дома Елены Петровны мы о чём-то говорили, в основном я, а она слушала. О чём - это секрет: те, сказанные мной, слова посвящены ей и только ей, и вдохновлены на их произнесение только ей. Мы дошли до дома Елены Петровны на Малом проспекте. И я начал ждать, и Вероника со мной, когда кто-нибудь откроет входную дверь парадной с домофоном. Мы стоим под зонтом, идёт дождь. После нескольких минут стояния, в которые Вероника начала дрожать от холода, что объяснимо: у неё был голый живот, - я решил форсировать события, не дожидаясь открытия входной двери парадной. Недалеко была помойка, и я там взял коробку от телевизора из плотного многослойного гофрокартона и какой-то ящик, поднёс их под окно комнаты Елены Петровны. Напоминаю, Она живёт на первом этаже, расположенном не высоко - не низко, средне, так, что, если подставить коробку под окном и залезть на неё, то можно рукой достать до форточки вверху окна Её комнаты. А ящик я вложил внутрь коробки для подстраховки, чтобы коробка не сложилась совсем под моим весом. Веронике, стоящей под зонтиком, уже становится смешно, как только я объяснил ей, что намереваюсь передать туфли Женщине через форточку, отказавшись дожидаться открытия двери парадной по причине дождя и того, что Вероника замёрзла. Я взбираюсь на коробку, карабкаясь руками по водосточной трубе, расположенной рядом. Коробка проминается, но мне всё равно хватает высоты, чтобы достать до оконной форточки. Тут я достаю туфлю из полиэтиленового мешка и начинаю её просовывать в приоткрытую форточку, отодвигая ею стекло. Я делаю это относительно медленно, так что прежде, чем я просунул туфлю полностью, к окну изнутри комнаты, раздвинув жалюзи, успел подойти какой-то мужчина средних лет, и он стал рукой выпихивать наружу эту проталкиваемую мной внутрь туфлю. Мужчина выпихивает её и при этом с тоном возмущения-негодования говорит:

- Не надо сюда ничего совать!

И неожиданно увидев сквозь окно незнакомого мужчину я перестаю сопротивляться, и мужчине удаётся выпихнуть туфлю обратно мне в руку. И от того, что я неожиданно его увидел, светлый образ Елены Петровны моментально померк в моих глазах, как будто её (больше не могу писать про неё с большой буквы) облили грязью.

И вот, я ещё стою на коробке у окна, и снизу позади меня раздаётся смех Вероники, и я соображаю, что вот она, моя новая пассия - Вероника, так что боли, от того что я только что мысленно расстался навсегда с Еленой Петровной, я не испытал. Нет, напротив, меня охватила радость от открывающихся перспектив новой любви, которая, я понял, могла разгореться между мной и Вероникой в результате нашего с ней знакомства. Так что спрыгнул я с коробки уже с новым чувством к ней, и мне также стало смешно: я засмеялся вместе с ней над только что разыгранной мной сценой. Как говорится, королева умерла, да здравствует новая королева! То есть да здравствует Вероника!, ибо Елена Петровна для меня только что умерла. И мне было радостно, что моя новая пассия так прекрасна. И я особенно радовался тому, что девушка-ангел так юна. С радостной улыбкой я спросил Веронику, стоящую под моим зонтом:

- Ну, что, видала? Теперь у меня её нет, но, кажется, у меня появилась ты! Пойдём гулять дальше или тебя проводить домой, ведь всё-таки дождь?

- Ты что, гонишь меня?

- Нет, просто действительно дождь. Но я не хочу с тобой расставаться!

- И я!

- Тогда пойдём на Неву!

По пути на Неву я выяснил у Вероники, что она выпускница школы, то есть заканчивает сейчас одиннадцатый класс, и ей сейчас 17, почти 18, без недели. Я назвал ей свой возраст: 35. он её не испугал. Я сам для себя понял, что Вероника девственница, и поэтому в обращении с ней я решил ничем не намекать ей на интим. Мне было и так хорошо с этим Божественным созданием. Ей со мной тоже. Полагаю, что чудесным образом её притягивал ко мне мой ангельский наряд: ей хотелось быть рядом со мной, этаким дэнди, чтобы все вокруг ей завидовали, что она - со мной.

Под одним зонтом вместе с ней, прижавшейся ко мне, мы доходим до Невы и становимся у парапета набережной. О чём-то воркуем как голубки, о чём-то молчим. При этом мы всё время смотрим друг на друга глаза в глаза. И нам не скучно. Не скучно не только говорить обо всём или ни о чём, но и молчать, потому что нам хорошо друг с другом: мне нравится купаться в океанах её глаз, а ей, я чувствую, - в моих. А она всё дрожит, делая тщетные попытки сдержаться и не дрожать.

- Может, проводить тебя домой? - опять я повторяю свой вопрос при виде её дрожи. Она повторяет свой ответ.

- Ты что, гонишь меня?

- Да нет. - и после паузы я предлагаю: - Пойдём тогда кофе попьём для согрева, или чаю, здесь недалеко, - произношу я, имея ввиду квартиру моей тёти Надины, которая, я полагал, была бы не против моего визита к ней с девушкой. С девушкой ангельской внешности.

- Нет, я не хочу никуда идти, мне и так хорошо с тобой.

- Но ты же дрожишь от холода!

- Ну и что!

И мы продолжаем купаться, уже тонуть в океанах глаз друг друга. И ведь при этом мы думаем. Я думаю о том, что больше я пока ничего не могу предложить этой девчушке, кроме как восторгаясь её красотой смотреть на неё не отрываясь глаза в глаза. Также я пытаюсь предположить, о чём же думает она, смотря на меня. Может, ей просто приятно, может даже впервые в жизни так приятно, что на неё так смотрит мужчина, как смотрю на неё я, любуясь ею. А может, она думает о том, что же предложу ей дальше? Или она всерьёз меня не воспринимает в силу большой разницы в нашем возрасте. В 2 раза! Ужас! - Или как прекрасно! - Заиметь такую девушку. А реально ли это? Да, она юна, ей ещё надо учиться . но и у меня всё будет хорошо ещё не завтра. Но к тому времени, когда она отучится, в смысле: после школы, у меня, точно, должно уже всё быть хорошо. Так что, оцениваю я, у меня есть с ней перспектива. Я хочу в это верить и верю. И радость от обнаружения этой перспективы только добавляет искры в мой взгляд на неё. А ей, похоже, больше ничего от меня не нужно, кроме как стоять рядом со мной, ангелом во плоти, и чувствовать себя моей избранницей... А все прохожие на нас, естественно, смотрят.

Мы обмениваемся номерами наших мобильных телефонов, поняв, что нам это нужно. Причём, когда она достаёт свой мобильный, то в её сумочке я замечаю какую-то книгу и интересуюсь, что это за книга. Она показывает название. "Парфюмер". Автор Патрик Зюскинд. Я тут же вспоминаю, что несколько лет назад, когда у нас в стране эту книгу только издали, её мне рекомендовали прочесть мои мама и сестра, но я так и не прочёл, когда эта книга была у нас в доме. Теперь же я захотел непременно её прочитать, испытывая на лестничной площадке книжный голод.